Масштабные новогодние гуляния всегда сопровождаются концертами на новогоднюю тематику. Не так давно прошла «Не ёлка» — концерт в рамках проекта «Притяжение», который объединил под своим именем талантливейших молодых музыкантов.
Неожиданные пьесы из академического репертуара прозвучат в ДК Рассвет
Нам удалось пообщаться с одним из них — скрипачом Леонидом Железным, который поведал о первых днях локдауна, рок-музыке 80-х и о том, ради чего прерывал занятия в консерватории.
— В последние годы жизнь мира стала напрямую зависеть от эпидемиологической обстановки. Как это отразилось на вашей концертной деятельности?
— Пандемия началась в позапрошлом году, я хорошо помню это время, поскольку у меня день рождения 16 марта – и как раз в тот день закрыли всё.
13 марта я успел сыграть «Времена года» в БЗК с оркестром “Musica viva”, а 14 числа был классный вечер моего профессора и его я тоже хорошо запомнил — это был какой-то фантастический фильм. Помню, что выхожу на сцену, а в зале сидит где-то 50% слушателей (при том, что ограничений по заполняемости залов ещё не было). Все сидели в масках — люди сами боялись, о масках предписаний тоже не было. Это был мой последний концерт перед пандемией.
— Вы настолько подробно рассказываете – ощущение, будто мы восстанавливаем историческую хронологию…
— Да, я и правда отлично помню это время. 15 марта 2020 мне звонят и говорят: «Здравствуйте, Леонид! Вас беспокоит Саратов, к нам не может приехать солист из-за рубежа, пожалуйста, выручите. Сыграйте концерт Моцарта». Я согласился, а на следующий день оказалось, что отменяется абсолютно всё.
Я потерял более двадцати концертов. Должен был быть целый тур по Сибири, но он так и не состоялся.
— Будем надеяться, что всё ещё впереди. Кстати, к своему возрасту вы уже многого достигли — победы на престижных конкурсах, работа с известными дирижёрами, участие в различных фестивалях и многое другое. Что вы считаете своим главным достижением на сегодняшний день?
— Моё главное достижение – если можно здесь как-то применить это слово — это то, что я сохранил любовь и желание к постоянному развитию.
Иногда мы можем достичь какого-то определённого уровня и сказать: «стоп, меня этот уровень устраивает». Но остаться на этом уровне, не развиваясь, не получится. Либо мы идём вверх, либо в какой-то момент мы скатываемся вниз.
Моё главное достижение — не останавливаться на достигнутом.
— По такому ответу можно сделать вывод о том, что вы очень требовательны к себе. А важно ли для вас мнение коллег? Например, при выборе программы на каком-нибудь сборном проекте, наподобие «Притяжения»?
— Если говорить конкретно о «Притяжении», то, как правило, мы вместе составляем репертуар. Тут всё зависит от желания — если кто-то хочет сыграть Шенберга, то играет Шенберга.
Конечно, я стараюсь выбирать те произведения, которые в первую очередь интересны для меня самого, и у меня есть аргументы в их пользу. Но аргументация моих коллег, к которой я очень внимательно прислушиваюсь, может заставить меня изменить мнения, и тогда программа корректируется.
— А если мы говорим не о программе, а о самом исполнении?
— И в этом смысле прислушиваюсь к коллегам всегда, потому что, во-первых, со стороны виднее, а во-вторых, я сам постоянно оцениваю себя по-разному. Например, когда анализирую свои записи — не люблю этого делать, но приходится.
Главная задача музыканта — научиться слышать себя как бы со стороны прямо в момент исполнения. Это сложный творческий и интеллектуальный процесс.
— Что делает исполнение запоминающимся? Я говорю о тех случаях, когда в игре проявляется индивидуальность, когда исполнитель находится в сотворчестве с композитором, а не просто исполняет ноты.
— Думаю, что есть что-то, дарованное нам свыше, от Бога. Талант – или хотя бы одаренность – есть у каждого человека, но индивидуальность не может сложиться только благодаря ним. Есть какие-то знания, какие-то навыки, которые поддаются развитию. Всё это можно развить в человеке, тогда – соединенное в одной личности – этот сплав перерастёт в настоящую индивидуальность.
В этом процессе велика роль педагога, многие из которых бывают довольно авторитарными. Они могут сказать «здесь играй только так», но задача мудрого педагога — дать всё то, что он знает, при этом не испортив всё то замечательное и неповторимое, что заложено в ученике изначально. Это то, к чему нужно стремиться в педагогике.
— Какое сочинение далось вам сложнее всего?
— Честно говоря, всё даётся, мягко говоря, не очень просто. Особенно это касается музыки Баха, Моцарта, Бетховена… Но мне очень интересно изучать музыку, копаться в ней.
Если я играю чей-то концерт, то обязательно слушаю и симфонии этого композитора, и камерную музыку. Всё для того, чтобы почувствовать стиль композитора – и это никак не связано с процессом «вот стою я, занимаюсь». Это происходит до непосредственного изучения материала, который нужно исполнять.
Для преодоления каждой трудности нужен какой-то стимул. Я вдохновляюсь теми вещами, которые вызывают у меня интерес.
– Человека формирует окружающая действительность – во всяком случае, многие так считают. Если никогда не видеть, не пробовать и даже не подозревать о существовании шоколада — вряд ли можно его захотеть. И наоборот: то, что вызывает у человека интерес и вдохновляет его – оказывает непосредственное влияние на формирование его личности. Какие люди или явления сформировали тебя, как музыканта?
— Какие классные вопросы, я даже не знаю с чего начать. Для меня искусство — это выражение чувств, эмоций, состояния души. Как мы можем играть Брамса или Шумана – которого я очень люблю – если мы никогда не предавали и нас никто не предавал? Живые человеческие эмоции для исполнителя первостепенны.
— С этим невозможно не согласиться. Но все же вы не полностью ответили на вопрос. Можете рассказать о вещах, которые вас вдохновляют?
— Я рос на рок-музыке 70-х, 80-х и так далее. Меня всегда впечатляла не только музыкальная составляющая, но и артистический образ музыкантов. Они одевались в красивые одежды, моднейшие для того времени, вели себя очень артистично, свободно и бескомпромиссно. Я считаю, что отсутствие ненужных рамок могло бы перекочевать в жанр академической музыки. И я сейчас говорю не о рамках стиля.
Конечно, мы не можем играть Моцарта с тем же звукоизвлечением, что мы играем романтическую музыку. Брамс должен отличаться от Чайковского, Чайковский от Шумана, Шуман от Бетховена…
— И при этом исполнения музыкантов, играющих одну и ту же музыку, тоже должны отличаться.
— Да. При хорошем погружении в стиль может быть огромная свобода в каком угодно смысле.
— Шуман и рок-музыка 70-х это довольно широкий разброс. Что для вас является критерием хорошей музыки?
—То, как мы определяем хорошую музыку, мы не осознаём. Это то, что люди называют «делом вкуса». Лично для меня в музыке важна насыщенность гармоний. Мелодия, сама по себе, без гармонического заполнения не имеет какой-то особенной красоты.
— Можете привести пример?
— В последнее время, например, я очень много слушаю Россини. Это король оперы-буффа, настоящий итальянский Моцарт, с огромным удовольствием его исполнял, когда работал в театре «Геликон-опера». Его музыка — это чистая радость.
Также люблю Никколо Паганини — это Россини для скрипки. Стилистика очень похожа, все вступления к его концерту — будто увертюра к опере. Возможно, он многому научился у Россини и унаследовал какие-то черты его мастерства.
Если мы будем говорить о рок-музыке, могу выделить Uriah Heep, Deep Purple, Nirvana, Ozzy Osbourne…
— Led Zeppelin?
— Обязательно! System of a down, у них очень интересный стиль. Есть и ещё более тяжёлые жанры, сейчас я их гораздо меньше слушаю, но, например, Cradle of filth — они мне нравятся, у них в стиле есть какие-то отголоски Прокофьева. Не знаю, намеренно ли они этого добились, но у меня такие ассоциации.
Кстати, если уж говорить об ассоциациях — у Россини есть речитативы со скороговорками, это то, что потом превратилось в жанр рэп.
— Давайте немного отвлечёмся от музыки. Знаю, что вы увлекаетесь космосом. Как вы думаете, почему людей вообще тянет туда, в неизведанное?
— Мне кажется, ответ содержится в самом вопросе. Потому что это что-то неизведанное. Мы не можем сейчас выйти, открыть дверь или форточку, например, и что-то там увидеть. Мы увидим ничтожно мало, где-то далеко летающую МКС…
Кстати, есть приложение, по которому я отслеживал, когда она пролетит над Консерваторией. Если облаков мало, можно увидеть маленькую звёздочку — это и есть МКС, я за нею наблюдал. Специально прерывал занятия для того, чтобы выйти из консерватории и посмотреть на неё.
А ещё меня как-то впечатлил один снимок — на нём луч, в конце которого маленькая синяя точка. Там даже не понятно, что это планета. Так вот, эта точка — наша Земля. Когда смотришь на неё, понимаешь, что всё, что здесь происходит — все, кто здесь родились, все, кого мы знаем — всё это маленькая точка. А если отлететь ещё дальше, то и эта точка будет незаметна.
Если всё же вернуться к музыке — у меня есть любимое произведение у Баха, здесь ничего удивительного, токката и фуга ре минор для органа. Это сочинение для меня не ассоциируется ни с чем иным, кроме космоса.
— Вы как-то рассказывали мне, что, объясняя студенту, как играть Баха, просили его представить кольца Сатурна…
— Да, я хотел от него равномерного движения, но при этом чтобы оно было не от слова «метроном». Чтобы это было что-то величественное, как в одном из моих любимых фильмов «Интерстеллар», когда ты подлетаешь к какой-то планете…
— Я ходила на него в кино раза четыре!
— Он потрясающий! И, видимо, моя ассоциация с токкатой Баха не случайна. Ханс Циммер (автор саундтрека к фильму «Интерстеллар» – прим. ред.) тоже использовал орган.
— Полетели бы в космос, если бы представилась такая возможность?
— (чуть-чуть подумав) Да.
— Топ-три скрипачей, которых обязательно нужно послушать?
— Виктор Третьяков, Найджел Кеннеди и японский скрипач по фамилии Сато. Он играет на барочной скрипке, я сам о нём узнал сравнительно недавно, очень рекомендую.
Виктор Третьяков: “Русская скрипичная школа лучшая, но она уже не в России”
— Ваш топ-три городов, которые нужно посетить.
— Москва – и не потому, что я тут родился и тут живу. Это очень заряженное место, довольно приподнятая энергетика в любое время года.
Второй город — Хельсинки. После поездки туда я абсолютно по-другому стал воспринимать музыку Сибелиуса. Кстати, я был в его музее — это произвело на меня большое впечатление. Сибелиус в Финляндии национальный герой.
И последний город — Шанхай. Город контрастов, там просто не может не понравиться. И там очень приветливые и хорошие люди. Невероятно позитивное место, я даже не хотел оттуда уезжать.
— Напоследок – можете назвать три основных жизненных принципа, которыми вы руководствуетесь?
— Всегда, как бы это не было сложно, двигаться вперёд и не оглядываться назад.
Второй принцип — если сам научился, научи другого.
И третий — просто любить музыку. В музыке есть столько всего, что не напишешь ни на одной картине, того, что не выскажешь словами… Это энергия, которую мы только можем почувствовать.
Беседовала Анастасия Метова