Новое поколение танцовщиков: в балетах Большого театра есть на кого посмотреть.
В ГАБТе прошел балет «Дочь фараона», где не было дебютов, но танцевали молодые и перспективные солисты, о них хочется рассказать.
Нужно преодолевать распространенную традицию не писать об исполнителях после премьеры спектакля, даже если прошли годы и сменились поколения. А в балете «Кармен-сюита» состоялись два первых выступления в главных партиях, которые стоит отметить. Тем более что оба спектакля связаны с именем одной многообещающей балерины – Елизаветы Кокоревой.
Балет «Дочь фараона» не принадлежит к числу тех, где можно создать партии с глубоким психологизмом. Тут расчет изначально делался на парад классической техники и виртуозности, на пышную сценическую картинку в духе императорских балетов-феерий. Но это и волшебная сказка со своей внутренней логикой. И рассказ о сновидениях, в которых реальность преображается, но не исчезает.
Нужно еще учесть, что балет ГАБТа – игра воображения французского хореографа Пьера Лакотта, создавшего спектакль по мотивам старинного балета Мариуса Петипа. А Петипа, в свою очередь, вдохновлялся , прочитав “Роман мумии” Теофиля Готье, историей древнего Египта, в легком балетном изводе и в массовом вкусе середины 19-го века, конечно.
Все эти слои смыслов стоит учитывать и танцовщикам, и публике. Что на выходе мы имеем танцевально изобильный, условный по отношению к историко-этнографической достоверности и запредельно наивный спектакль.
Самое главное тут, что кукольность истории должна быть естественной. Как в соединении двух школ, русской и французской, так и в органичности сочетания больших па и мелких.
По замыслу Лакотта, в балете должны скреститься две балетных традиции: русские поэтические руки и французские ловкие ноги. И «Дочери фараона» повезло, когда в спектакле танцевала чудная пара – Елизавета Кокорева и Дмитрий Смилевски. Повезло до такой степени, что можно предполагать: на наших глазах складывается незаурядный дуэт, которому очень многое по плечу и который хочется смотреть в разных балетах.
Смилевски, с его природными возможностями и выучкой, обратил на себя внимание с первых шагов в ГАБТе, его роли (их уже довольно много) обсуждались профессионалами и любителями балета.
В партии английского лорда Вильсона (он же – во сне – древний египтянин Таор) проявились лучшие профессиональные качества артиста. Отчетливость жестов и поз, благородство подачи материала, органичность того самого, нужного сочетания мелкой техники и больших па, внимательность и умелость кавалера при балерине (в дуэтах была разыграна дистанция: лорд ниже по рангу, чем дочь фараона).
Что важно, Смилевски именно танцует, а не проделывает отдельные па, как часто бывает. Его плавная кантилена и видимая легкость в трудных местах делает из разношерстной хореографии единое целое. Забываешь даже про цирковую музыку Пуни, когда артист демонстрирует , например, серию ловких заносок и сразу же – прекрасный прыжок с задержкой в воздухе. Это и вправду танец аристократа, где образ лепится из мужества и изящества.
Чем больше это проявлялось, тем точнее виделась историческая дистанция, разделяющая балет Петипа 1862 года и нынешнюю «экранизацию по мотивам». Что и нужно в условной стилизации: не подражать, а именно стилизовать, сыграть в старину, но без придыхания.
По стать Таору и фараонова дочь Аспиччия. Елизавета Кокорева в этой партии показала роскошный взмах ноги «6 часов», шпагатные прыжки, туры с разных ног и манеру держаться с горделивым достоинством царевны, но, когда надо, с томной негой или слезами обыкновенной женщины.
«Я вспомнил о всех балетных па прошлого века. Они всегда состоят из быстроты и лиризма»,
— говорил мне Пьер Лакотт в давнем интервью, Вот именно так Кокорева и танцевала.
При этом она не играла (что в «Дочери фараона» играть?), но была «неуловимо» разной, окрашивая свои па тонким флером настроений. И конечно, поразила слаженность этого дуэта, Без притирок и напряжения даже в самые «акробатические» моменты.
Подлинный дебют Кокоревой прошел в «Кармен», где она вышла в главной партии вместе с другим дебютантом, Даниилом Потапцевым (Хозе).
Партия цыганки не трудна технически, как и партия Хозе, но, если можно так сказать, сложна морально и психологически. Чтобы адекватно станцевать Кармен, нужен, по-моему, или немалый житейский и профессиональный опыт, или, если нет опыта, феноменальная артистическая интуиция.
У Майи Плисецкой, первой исполнительницы, на которую балет и ставился, было и то, и другое. И она говорила, какой должна быть Кармен: эта девица – оторва (сказано в беседе с автором этих строк).
Кокорева же совсем молода, как и ее партнер. Возможно, поэтому у нее получилась – пока – не вамп, не страстный гимн независимости, не воплощение свободы выбора любой ценой и не женское могущество в любви (я перечислила грани трактовки образа).
У Кокоревой вышла довольно веселая кокетка, бодрая красотка, упоенная собственной прелестью. И несмотря на эротические асимметричные позы с «откляченным» бедром, на «обертывания» мужской ноги своей, очень красивой, несмотря на мужскую ладонь на женской груди, положенную по инициативе женщины, и на стреляющие гранд-батманы (лейтмотив пластики), кокетство это почти не зазывное, не магнетическое, скорее парадно-демонстрационное.
Что касается Потапцева, он обещает многое, по данным и по увлеченности работой. В «Кармен» юный артист старался показать, как из закрытого и «застегнутого на все пуговицы» служаки вылупливается ранимый и страстный человек.
Хореография Альберто Алонсо выстроена именно так: сперва закрытая поза «руки по швам» и нарочитая зажатость прямого корпуса, человек словно ружейный шомпол, но потом тело «открывается», и простертые руки активны.
Но глубинного трагизма, который, взрываясь, приводит личность к преступлению – пока – не было. Впрочем, не сомневаюсь, что у талантливой пары все впереди.
Майя Крылова
Музыкальный и балетный журналист. Неоднократно эксперт фестиваля "Золотая маска".