Часть первая
По моим ощущениям, сокращение числа участников и более концентрированный график выступлений — преимущество нынешнего конкурса Чайковского.
В последние годы многие говорят о том, что техническая подготовка музыкантов с каждым годом становится сильнее, а вот уникальность постепенно исчезает. И мне порой хочется с этим согласиться.
Если послушать записи гениальных музыкантов XX века, то часто можно даже по нескольким нотам определить пианиста/скрипача/виолончелиста, потому что каждый из них обладал своей индивидуальной исполнительской манерой. С вокалистами ещё проще: у большинства из великих очень легко узнаваемы тембры голосов.’
Сейчас все играют и поют хорошо, но если закрыть глаза и попытаться лишь на слух отличить одного музыканта от другого, то слушающий потерпит сокрушительное фиаско.
Конкурс имени Чайковского — наилучшая тому иллюстрация. На нём можно услышать несколько музыкантов подряд и понять, что все они играют выразительно, а технических проблем для них как будто вообще не существует: какой-нибудь Этюд Шопена пианисты сыграют быстрее, чем зрители успеют опустить руки на колени после аплодисментов, вызванных исполнением предыдущего произведения.
Это, безусловно, хорошо. Но искусство ли это?
Всё-таки к тезису об утрате индивидуальности я отношусь скептически, потому что мы не имеем возможности прослушать всех музыкантов прошлого: у нас есть записи великих исполнителей, но это не означает, что других в те годы не существовало. Всегда были лучшие (с кучей записей) и просто хорошие и даже «средние» (без единой записи).
Но «индивидуальности» всё-таки есть и сейчас, порой даже очень значительные, хотя совершенно очевидно это станет, возможно, лишь спустя много лет. А есть и прямо-таки «фабричный поток» просто хороших музыкантов.
Сокращение числа участников конкурса я считаю хорошим шагом, исходя лишь из этой логики: чем меньше «одинаковых» исполнителей будет занимать время жюри и зрителей, тем лучше. И, следовательно, чем уникальнее оказывается выступление участника, тем больше у него шансов покорить если не жюри конкурса, то весь остальной мир и остаться в истории.
Да, слушать выступающих в предложенном режиме тяжело, но это всё-таки именно конкурс, а не серия концертов: никто не обязан обеспечивать «эстетический комфорт» зрителям.
Сочувствовать жюри, думаю, тоже не стоит: это всё-таки их работа.
У меня не было ни возможности, ни задачи «отсидеть» всех участников, поэтому целостной картины пианистов или скрипачей я увидеть не смог, о чём, впрочем, вовсе не жалею. Но некоторыми впечатлениями хотелось бы поделиться.
***
Дмитрий Шишкин — несомненно, один из лучших участников среди пианистов. Его «Кампанелла» — выше всяких похвал. В «Авроре» и в полифонии ему не хватило красок, но в романтическом репертуаре он превосходен и я очень рад, что он прошёл в финал.
Антон Яшкин и Артём Ясинский (Украина) от него в целом не отстают, но их выступления мне показались чересчур «академичными». А в случае с Ясинским можно было уловить и усталость пианиста, начавшего играть в 11-м часу вечера.
Филипп Копачевский нахватал довольно много фальшивых нот и его отсутствие в финале меня нисколько не удивляет, в отличие от прохождения во второй тур, а вот Арсений Мун произвёл сильное впечатление исполнением «Аппассионаты»: его интерпретация оказалась самой «нестандартной», пронизанной «дикими» контрастами и яркими красками.
Единственное, что мне не понравилось в других произведениях, исполненных этим участником — не вполне органичное «собирание» в вертикаль всех элементов фактуры, когда их оказывалось слишком много (например, в «Кампанелле»).
Я предполагаю, что Антон Яшкин и Артём Ясинский не прошли во второй тур, потому что играли слишком «правильно», а Арсений Мун — потому что впал в другую крайность, «извратив» Аппассионату.
***
Бывает так, что у исполнителя осмыслена каждая нота: он отчётливо понимает, что она выражает, умеет, вслед за композитором, «складывать» их в цельное «полотно» и способен увести слушателей и за автором, и за собой.
Исполнение пианиста по имени Тяньсю Ань (Китай) больше напоминало инвентаризацию: «вот здесь я играю хроматическую гамму, тут я беру аккорд на forte, там — на piano, а ещё я умею протянуть изящную трель». В нечто целостное это всё никак не складывалось, а понимание того, зачем пианист всё это играет, кажется, отсутствовало, но, тем не менее, Тяньсю Ань даже прошёл в финал.
Мне бы не хотелось обобщать и проецировать эту характеристику на всех азиатских исполнителей западноевропейской музыки, тем более к азиатам как таковым я отношусь прекрасно, особенно после того, как сам пожил продолжительное время в одной из их стран. Но это не первый представитель другой цивилизации, который неубедителен в освоении плодов совершенно иной музыкальной культуры.
Если человек гениально играет на фортепиано или скрипке, то, конечно, не имеет значения, где он родился, как выглядит и на каком языке говорит. Но если человек не гений, но получает престижный контракт или первую премию только потому, что иначе организаторы могут лишиться спонсорского источника или получить обвинение в дискриминации по национальному признаку, то это уже другая история.
Впрочем, я обращаю внимание на то, что говорю не конкретно о Конкурсе имени Чайковского, а лишь высказываю предположение по поводу неких общих тенденций, куда Тяньсю Ань однако, кажется, вписывается. Его выступление на втором туре я пропустил, но если он играл так же, как на первом, то с этим решением жюри я не согласен.
Выступления Альберта Кано Смита (Испания) и Джорджа Харлионо (Великобритания) на фоне остальных участников оказались слабоватыми и местами стилистически сомнительными. Решение жюри освободить их от конкурса мне представляется весьма справедливым.
Во втором туре к списку прослушанных пианистов добавились Александр Гаджиев (Италия), Алексей Мельников, Александр Канторов (Франция), Арсений Тарасевич-Николаев и Мао Фудзита (Япония).
Александр Гаджиев, по-моему, чересчур «философичен»: усыпить половину зрительного зала — это надо уметь. Чем глубже мысль (в данном случае — музыкальная), тем меньше людей она за собой поведёт.
В исполнении Алексея Мельникова я ничего не услышал кроме техники, но в финал он прошёл.
Арсений Тарасевич-Николаев исполнил Рахманинова так проникновенно, страстно и мощно, как никто другой и то же самое можно сказать в отношении Александра Канторова, исполнявшего Брамса: оба участника нашли «своих» композиторов и показали свои наиболее сильные стороны. Но в финал из них двоих прошёл лишь Канторов.
Арсений Тарасевич-Николаев: «Публике свойственно ожидание чуда»
То, что я написал ранее о Тяньсю, ни в коем случае невозможно применить по отношению к обаятельнейшему Мао: совершенно очаровательный исполнитель, владеющий безупречной техникой, но отлично чувствующий исполняемую музыку, будь то Шопен или Прокофьев.
***
Среди скрипачей меня больше всего восхитили Айлен Притчин и Леонид Железный.
У Притчина, выступившего вместе с Лукасом Генюшасом, идеальная кантилена и завидная техника, хотя исполнительская манера и выглядит порой слегка небрежной. Этот скрипач очень энергичен и харизматичен, а Чакона Баха в его исполнении — тот случай, когда хочется употребить наречие «божественно».
Айлен Притчин: “Главное на конкурсе – забыть, что это конкурс”
Железный играет аккуратнее, более утончённо, возвышенно и благородно и его интерпретация исполняемых произведений — самая «зрелая» по сравнению со всеми другими. Его выступление испортил лишь вопль «браво звук», раздавшийся в паузе между произведениями из уст «интеллигентной» тётушки. Но это лишь свидетельство того, что в этот вечер, благодаря Железному, в Малом зале консерватории происходило нечто совершенно волшебное!
Притчин прошёл в финал и я этому рад. Железный, увы, нет. Его выступления на втором туре я не слышал, но если такой музыкант оказывается «за бортом», то, возможно, он просто сыграл хуже, чем на первом туре. В любом случае, за него крайне обидно.
Анна Савкина продемонстрировала ворох технических шероховатостей, сомнительную интонацию и сценическую скованность. Почему она прошла во второй тур и за что её любят зрители и фейсбучные комментаторы — я понять не в силах. Может быть, потому что они всегда мечтали о такой вот доченьке/внученьке, умнице-красавице, да ещё и со скрипочкой?
На мой взгляд, ей не место было и на втором туре и в финал её, к счастью, не пропустили. Хуань Сирена (США) выступила неплохо, у неё довольно «гулкий» и «сочный» звук и интересная, «тигриная» манера. Но на фоне других скрипачей она безнадёжно меркнет (во второй тур не прошла).
Лара Бошкор (Германия, скрипка — Санто Серафино, 1735) чрезвычайно обаятельна и эмоциональна, но впечатление опять-таки портят технические огрехи: консерваторской публике вовсе не нужно иллюстрировать этимологию слова «сприпка».
Милан Аль-Ашаб (Чехия) и Донгюнь Ким (Республика Корея, скрипка — Джованни Баттиста Гваданини, 1763) — два очень сильных и интересных музыканта, которые, уверен, в финале проявят себя так же ярко, как и на первых двух турах. Сергею Догадину очень повезло со скрипкой (Доменико Монтаньяна, 1721): настолько богатый обертонами и красками инструмент ещё надо поискать. Да и музыкант он яркий и «щедрый» на краски и эмоции. Он уже стал лауреатом II премии XIV конкурса Чайковского, при том, что первая тогда не присудилась, но, видимо, ему этого мало, а жюри как будто обещает «исправить» свою ошибку, снова доведя его до финала.
***
Я не был свидетелем выступления Александра Малофеева, но если послушать отзывы тех, кто был в зале, и почитать комментарии в соцсетях, то можно сделать вывод, что выступление его было неудачным.
В дискуссиях возник весьма справедливый вопрос к педагогу о том, стоит ли «гонять» подростка с одного конкурса на другой по всему миру или же он достоин иногда отдыхать от состязаний.
Александр Малофеев: «Если не окажусь в пятерке лауреатов – не расстроюсь»
Мне, в случае с Малофеевым и Догадиным, хочется поставить один и тот же риторический вопрос: зачем музыкантам этот конкурс?
Я понимаю одарённого исполнителя, который с помощью «Чайника» или другого конкурса, даже если вдруг не получит первую премию, сможет обратить на себя внимание публики, влиятельных музыкантов и концертных агентов, в результате чего шансы на успешную карьеру возрастут. И я понимаю тех, кто хочет стать лауреатом именно данного конкурса и участвует во второй раз, потому что четыре или восемь лет назад не дошёл до финала.
Но если скрипач уже является лауреатом, пусть и второй премии, то что ему даст, извините, вторая вторая премия, если жюри и в этот раз решит, что первой он не достоин? А если получит-таки первую, то… молодец, а что дальше?
На мой взгляд, это проявление тщеславия, которое напрочь отбивает желание признавать даже очевидные достоинства скрипача и как-то интересоваться его дальнейшей карьерой.
На конкурсах победителей обычно больше, чем в жизни и я от всей души желаю непрошедшему в финал Леониду Железному и прошедшему туда Айлену Притчину (вне зависимости от того, станет он лауреатом или нет) победить именно там, на «большой» сцене и войти в историю музыки. А тем, кому нужна престижная премия, желаю её получить и успокоиться.
С Малофеевым ситуация иная, хотя схожая. Повторюсь, что, по моему мнению, «здоровая» картина музыкальной жизни — это когда конкурс становится средством на пути к достижению цели: стать «настоящим» музыкантом. Если конкурсы превращаются в цель, а средством становится эксплуатация таланта — это скорее симптом, который нужно лечить.
Личность музыканта как минимум должна развиваться так же, как личность любого другого человека. Но для этого мало сидеть в обнимку с инструментом по шесть часов в сутки. Надо и учиться в школе, и книжки читать, и в музеи ходить, и с разными людьми общаться и т. д.
Не берусь утверждать, что для того, чтобы понять чувства великих композиторов, надо прожить то же, что и они. Но пожить всё же необходимо, тем более, что музыканту нужно не только «понять», но и донести что-то до слушателей.
Я никогда не поверю, что 17-летний человек способен чувствовать жизнь так же, как гений зрелого возраста, да ещё и из другого времени и другой страны. Он может лишь выучить какой угодно сложный текст, а педагог ему объяснит, в каком месте нужно «качнуться», чтобы создать эффект понимания содержания. А если он гений, да ещё и уже знаменитый на весь мир, то возникает тот же вопрос, что я поставил в начале этого раздела.
Во всём этом просматривается грандиозный обман. Педагог, увидев талант, заинтересован в его конкурсной карьере, потому что ему необходимы «лавры». Разве нет?
Чем больше престижных премий собрали ученики, тем выше сможет оценивать свои услуги педагог при договоре об оплате своей работы с начальством учебного заведения и с родителями других учеников.
Родители, будь то не достигшие звёздного успеха музыканты или представители иных сфер деятельности, поняв, что их чадо несётся к всемирной славе, будут делать всё, чтобы его «поддержать», порой игнорируя даже очевидные риски из-за страха, что второго шанса жизнь не предоставит. Любовь родителя — это и спасение детства своего ребёнка, а вовсе не принуждение к тренировкам в ущерб образованию и здоровью ради всеобщей выгоды.
Публика часто любит молоденьких виртуозов, но они быстро вырастают и на их место приходят новые «чудо-малыши», поэтому вундеркинды «свою» публику могут потерять, а ожидания тех, кто привык к «зрелым» музыкантам — не оправдать.
А сами пианисты (или другие инструменталисты)? Осознают ли они, что их талант можно развивать иначе, чем на конкурсах? Понимают ли, что число состязаний не бесконечно, а сотня выигранных призов — ещё не гарантия светлого будущего? Способны ли эти гении критически относиться к словам и поступкам родителей и педагогов? Я преклоняюсь перед их талантами и рад их успехам, но всё же призываю задуматься над взрослением, потому что «собиратель первых премий» — это всё-таки не профессия.
В связи с этим мне кажется, что Конкурс имени Чайковского приобретёт ещё больший смысл, если сузить возрастной «коридор» для участников с обоих концов. Ну хотя бы установить его с 20 до 28 лет (для инструменталистов, конечно), тогда у каждого участника будет возможность поучаствовать в конкурсе по крайней мере два раза. Уверен, это пойдёт только на пользу и конкурсу, и самим музыкантам.
Для тех, кто младше, существуют тысячи других соревнований, в том числе весьма престижных. А те кто старше 30 — либо уже имеют стабильную сольную карьеру, либо, если её нет, то вполне справедливо будет задуматься, так ли уж силён талант этого музыканта, или стоило выбрать иной жизненный путь.
Продолжение следует.
Сергей Евдокимов