14 апреля 2022 года в Московском театре «Новая опера» имени Е. В. Колобова состоялась первая премьера сезона: публике представлена опера Эриха Вольфганга Корнгольда «Мёртвый город», прежде в России не звучавшая.
Композитор, берясь за сюжет повести Жоржа Роденбаха «Мёртвый Брюгге», заменил реальное убийство на иллюзорное. Режиссёр Василий Бархатов, давно ничего не ставивший в Москве, пошёл дальше: в его постановке и самой смерти героини нет. Речь идёт лишь о разводе и о тяжёлых психологических проблемах Пауля: ему оказывается легче убедить себя, будто жена мертва, чем смириться с её уходом. Весь спектакль — это путь героя к избавлению от зависимости от человека.
Режиссёрская концепция, конечно, весьма осторожна и не намерена «взрывать» произведение изнутри, она лишь немного меняет угол зрения на эмоциональное состояние персонажей, не вызывая при этом никакого расхождения с музыкой. Ну а переносом действия в современность уже никого не удивишь, сегодня это не новшество, а своего рода гигиеническая необходимость.
В постановке восхищает тщательная проработка мельчайших деталей. Это и «кинематографичные» фокусы с исчезанием и появлением платья Мариэтты в шкафу, и неожиданные перемещения самой героини, и её скоростные переодевания, и инфернальные карнавальные процессии, и «зеркало», где отражается Пауль, но не стоящая рядом Мариэтта — все эти находки, пусть и не вопиюще оригинальны, но абсолютно уместны, ловко подобраны, точно отрепетированы и безошибочно воплощены.
Но макабрические ритуалы придумать, вроде бы, не очень сложно, была бы фантазия. А вот заставить персонажей жить подлинной жизнью — это искусство уже совершенно другого уровня, особенно если учесть, что многие певцы считают, будто они вообще ничего на сцене делать не обязаны, кроме как петь. И здесь режиссёр сотворил невозможное: без внимания не осталась ни одна реплика, ни один жест, ни один взгляд, всё сделано необычайно подробно и максимально достоверно, захватывающе и трогательно.
Василию Бархатову крайне повезло с премьерным составом: что гость из Швейцарии Рольф Ромей (Пауль), что солистка театра Марина Нерабеева (Мари/Мариэтта), проявили себя как профессионалы высочайшего уровня и создали, пожалуй, самый мощный московский оперный «дуэт» сезона.
Оба главных солиста, разумеется, не только играли, но и пели замечательно. У Ромея крепкий и звонкий голос, чётко сфокусированный звук, сверхчеловеческие верхние ноты, превосходное умение петь во всех регистрах на piano, внимательное отношение к оттенкам. Голос Нерабеевой буквально обволакивает теплотой, он объёмен, красив и драматичен, виртуозно играет разными красками.
Исполнители второстепенных партий от них тоже не отставали: Валерия Пфистер (Бригитта) и Артём Гарнов (Франк) весь вечер уверенно демонстрировали отличный уровень подготовки к премьере, а ансамбль коллег Мариэтты (М. Буйносова, Е. Мирзоянц, Г. Фараджев, В. Ладюк, А. Бочкарёв), восхищал своей слаженностью и темпераментностью.
При желании, конечно, можно найти, к чему придраться. У Ромея в третьем действии голос стал иногда отказывать, рискуя довести солиста до катастрофы, чего, к счастью, не произошло, а Нерабеева немного недобирала по части артикуляции. Равно как и в некоторых режиссёрских решениях всё-таки можно уловить некую несуразность (например, переодевание Пауля после убийства), которая в спектакле абсолютно логична, но по факту смотрится не очень убедительно. Но это лишь мелочи, в данном случае нисколько не портящие общего восприятия.
За оркестр под управлением Валентина Урюпина стало обидно: когда всё хорошо и даже отлично, вроде как и писать не о чем. Это безусловно выдающаяся работа.
Главное новшество постановки — расположение декораций (художник-постановщик — Зиновий Марголин). Двухуровневое жилище Пауля располагается не на сцене, а на оркестровой яме, причём оно регулярно ползает вверх-вниз, показывая и скрывая нижний этаж с катером и роковой для обоих героев ванной. На втором этаже располагаются диван, кровать, шкаф. На диване — афиши с изображением Мариэтты и, среди прочего, мандолина, сыгравшая роль лютни в знаменитой песенке.
Оркестр спрятан прямо за декорацией, его видно сквозь полупрозрачные стены, перемежающиеся с экранами, куда проецируется изображение дождливого города. Такая «рокировка» призвана служить двум целям: 1) приблизить артистов к публике, чтобы их актёрская работа была лучше видна; 2) установить иной звуковой баланс между музыкантами, дабы солистам не пришлось никого перекрикивать. Обе цели достигнуты.
Оперный театр больше зависит от живых, чем от мёртвых. Если это не огромная структура, а коллектив, подчинённый художественной воле одного человека, пусть и очень талантливого, то с его уходом необходимы коренные перемены. Парадокс в том, что сохранить память об основателе и обеспечить его детище достойной жизнью можно не иначе как полным отказом от его принципов и созданием новых, актуальных для текущего времени.
Среди директоров московских оперных театров Антон Гетьман мне всегда казался наиболее хорошо разбирающимся в своём деле. Узнав, что его «сослали» в Новую оперу, я решил уже и на нём ставить крест, как на «оккупированном» Тителем «Стасике», ведь, что греха таить, Новая опера в последние несколько лет с большим отрывом лидировала в номинации «худший оперный театр столицы» и мне такая ситуация казалась совершенно безнадёжной.
Я был уверен, что ни Гетьман, ни новый музыкальный руководитель театра Валентин Урюпин не смогут превратить болото во дворец, или жабу — в принцессу. По окончании нынешней премьеры я с огромной для себя радостью хочу признать, что ошибался: у Новой оперы есть все шансы не только «отмыться», но и составить серьезную конкуренцию даже Большому театру.
Но мне до сих пор кажется, что Новой опере не хватает какой-то чёткой эстетической концепции и понимания того, на какую публику коллектив работает. Богатым нужно что-то «модное», эстетам — изысканное, новое и необычное, бабулькам из окружающих сад «Эрмитаж» домов достаточно будет бесконечных травиат да иолант.
Стоит ли держаться за «старую» публику — большой вопрос. Судя по комментариям, которые она не ленится множить в интернете, думаю, исход её из Новой оперы не будет несчастьем. Хотя, если нужна касса, лопающаяся по швам именно от их денег, то, конечно, можно воздерживаться от приглашения талантливых режиссёров и выдающихся певцов, ограничить цены на билеты сотней рублей, публично молиться на фотографию Колобова и, пожалуй, всё. «Успех» гарантирован, потому как именно за отсутствие всего вышеперечисленного новое руководство и «критикуется» в соцсетях.
Но если серьёзно, то, чтобы успех был полным, нужно не только выпускать качественные премьеры, но и готовить к ним качественных посетителей, и неоднозначных афиш, которые в своё время не смешал с грязью разве что ленивый, тут явно недостаточно. Это моё единственное пожелание театру.
В остальном, если Новая опера пойдёт по намеченному курсу, она через пару лет, а может и быстрее, сможет достигнуть хорошего европейского уровня не только на словах, но и на деле. И я, как неравнодушный к оперному искусству человек, искренне ей этого желаю.
Сергей Евдокимов