Музыка трех балетов антрепризы Сергея Дягилева прозвучала в Большом зале Московской консерватории.
Этот концерт входит в цикл мероприятий, посвященных 30-летию ансамбля солистов «Студия новой музыки». Первым выступлением нового коллектива (в нем тогда играли аспиранты Консерватории) в 1993 году на фестивале во Франции дирижировал Мстислав Ростропович.
Студией руководит дирижер Игорь Дронов. Создание ансамбля, ориентирующегося не на прошлое и привычное, не на романтично- классическое, как бывало в СССР, а на будущее и новое, стало серьезной вехой в сломе культурного «железного занавеса». С тех пор где только ни выступал ансамбль, каких авторов ни играл и с кем только ни сотрудничал. В сфере его интересов почти вся музыка XX и XXI веков.
Особая поддержка оказывается молодым композиторам и просветительству, закрывающему белые пятна в восприятии новейшей музыки здешней аудиторией: например, первое в России представление оперы Шаррино «Лживый свет твоих очей» (2012) . Так что осенний юбилейный фестиваль на нескольких площадках «Студия новой музыки» заслужила не только по факту юбилея.
Программа фестиваля включает в себя многое: представления экспериментальных исполнительских и композиторских практик, молодежные проекты, научные конференции, презентация новой книги композитора Юрия Каспарова, вечера новой музыки в Рахманиновском зале.
Уже сыгран концерт, где прозвучали опусы русского авангарда начала ХХ века — «Завод» Александра Мосолова, «Рельсы» Владимира Дешевова и сочинения наших современников: «Форсаж» Владимира Тарнопольского (российская премьера), «Посвящение Онеггеру» Юрия Каспарова и Parovoz Structures Алексея Сюмака. К ним добавили сложную музыку Фаусто Ромителли.
Алексей Сюмак: “Путь художника – обрекать себя на одиночество”
Еще будет сыгран концерт в Зале Чайковского, где задуманы знаковые исполнения: «долгожданная российская премьера пьесы Лучано Берио Laborintus II для инструментального ансамбля, хора, женских голосов и фонограммы; концерт для двух фортепиано с оркестром Nuun Беата Фуррера.
И, как пишет сайт ансамбля,
«мировая премьера пьесы Владимира Горлинского «За светом. Путешествие по ансамблю».
Сочинение создавалось по заказу Студии в рамках проекта Союза композиторов России «Ноты и квоты». Премьерное исполнение планируется с включением световой партитуры».
Последняя реплика анонса подводит нас к концерту, о котором я хочу рассказать. Это исполнение музыки трех балетов из репертуара дягилевских «Русских сезонов», все они связаны с именем Пабло Пикассо как оформителя и сценографа. То есть прозвучали «Треуголка» де Фальи, «Парад» Сати и «Голубой экспресс» Мийо.
Тут две особенности. Во-первых, это были переложения для камерного ансамбля, сделанные композиторами Андреем Бесогоновым и Андреем Кулигиным. То есть взяли не авторский вариант, переводящий музыку предков в новую систему координат.
Во-вторых, «Студия новой музыки» не раз делала мультимедийные проекты, концерт в БЗК – еще один пример. На этот раз балетная музыка звучала вместе с видеопоказом танца. Это поздние реконструкции спектаклей «Русских сезонов» в исполнении компании Europa danse и балетной труппы Парижской оперы.
Вот что говорит Марина Катаржнова, первая скрипка «Студии новой музыки» на этом концерте:
«Я очень люблю камерные переложения симфонической музыки. Ведь это вполне аутентичная традиция, достаточно вспомнить, что современники Бетховена и более поздние композиторы делали аранжировки его симфоний, это было созвучно традиции того времени – собираться в салонах, чтобы исполнять полюбившуюся музыку.
Переложения такого рода зачастую доставляли огромное удовольствие, как самим участникам процесса, так и слушателям. Перекладывалось для любых составов, для тех инструментов, какие были под руками.
Конечно, всегда интересны авторские переложения, но очень часто аранжировки, сделанные не авторами, бывают очень удачны. Поэтому я всегда с интересом изучаю подобные вещи.
В программе концерта в БЗК мы играли переложения симфонической музыки. Конечно, в данном случае конкурировать с большим количеством духовых, квинтету струнных сложно, баланс не везде удаётся сохранить в пользу именно струнных. Также большую сложность в исполнении представляют унисоны с духовыми, так как, если играет целая группа в оркестре, это намного проще. Перед нами же была поставлена достаточно сложная задача, но мне кажется, удалось с ней справиться.
Я не могу сказать, к какому балету больше подходит камерное звучание, на мой взгляд, камерные версии всех этих балетов имеют право быть. В инструментовке в основном всё сохранено, как в оригинале. Во всяком случае, все голоса сохранены».
Что касается облика и хореографии самих балетов, было поучительно их пересмотреть, прежде всего, с исторической дистанции, которая позволяет подумать о плавающем во времени смысле слов «новаторство» и «скандал».
Сегодня трудно понять, что вызвало такое негодование публики на премьере «Парада». (Жан Кокто вспоминал:
«я слышал рев штыковой атаки в Фландрии, но это было ничто по сравнению с тем, что творилось в театре Шатле»).
Это гаерный балет-алле с эстетикой мюзик-холла и цирка, пропущенной через чудаковатую экспрессию авангарда, в постановке Леонида Мясина: номера перед занавесом как бы завлекают публику в некий театр. Кубистические конструкции-одежды двух Менеджеров, танец условного Китайца и деловито-спортивной Американки с походкой Чарли Чаплина, гарцующая зубастая Лошадь (два танцовщика в одной «шкуре») и акробатический дуэт.
Номерная, смешливая, легко-декадентская музыка, коллаж коротких повторяющихся мотивов, они сейчас кажутся простыми и наивно-милыми, а декорации театрика – почти реалистическими. Конечно, в списке инструментов нынешнего консерваторского «Парада» не было ни бутылофона (батареи бутылок, на которых играли), ни стука пишущих машинок, заложенного Сати. Но трещотки со свистульками были, и вполне эффектные.
Современник премьеры Пуленк говорил, что в этом балете «все искусства брыкались в своих оглоблях». Задним числом нам понятно, что необычность увиденного и услышанного – всегда повод для неприятия публики. А потом наступает привыкание, и шока уже не может быть. Так двигается вперед современное искусство.
«Треуголка» (танец – того же Мясина), где простые испанцы три века назад обводят вокруг пальца напыщенного дурака Коррехидора, очень звучна даже в камерном варианте. Она пленяет обилием жгучих испанских мотивов, с кастаньетами и хлопками ладоней музыкантов, с мелодиями от фанданго и фарруки до фламенко и хоты, с флером легких диссонансов поверх фольклора, во французском стиле а-ля Равель. Даже с намеками на раннего Стравинского, которыми, как острым соусом, заправлены традиционные национальные мотивы.
Можно смотреть бесконечно танец, показывающий, как на выставке достижений, всю прелесть статных поз, молниеносных вращений на каблуках, синкопированных шагов, испанских дробей-сапатео, которые тоже приправлены, элементами балетной классики и театральной буффонады,
«Голубой экспресс», сыгранный и показанный на десерт, был в финале очень к месту, ибо он десертом и является. И по добротно-развлекательной, всем доступной музыке, сахарно-гладкой, с простыми гармониями:
«марши, вальсы и тарантеллы, написанные языком Оффенбаха»,
как точно формулирует в программке композитор Антон Светличный. И по сюжету (флирт прожигателей жизни на пляже модного курорта в 20- е годы прошлого века). И по блистательно-смешному классическому танцу с сильной акробатикой а-ля «в здоровом теле здоровый дух», причем в костюмах по эскизам Шанель.
Парижский премьер Николя ле Риш со товарищи отменно улавливает дух и букву хореографии Брониславы Нижинской по мотивам образа жизни богатой публики («весь Париж»), которая собиралась на генеральных репетициях дягилевских премьер, чтобы и на людей посмотреть, и себя показать.
Все эти нюансы «Студия новой музыки» передала надлежащим образом. Нам напомнили, как разнообразны и необъятны были интересы Дягилева. И откуда растут ноги у многих направлений новейшей музыки. На концерте царила смесь ностальгии и открытия. Камерная форма сохранила главное. Ритм «Треуголки», упругая беззаботность «Экспресса», сардонический сюрреализм «Парада». Вечер запомнится.
Майя Крылова