Мариинский театр представил «Золушку» Россини.
Это, двадцатое по счету, сочинение 25-летнего гения бельканто — одно из самых у него популярных, уступающее только «Севильскому цирюльнику» да «Вильгельму Теллю». Сказка Перро либреттистом сильно переписана — мачеха, например, стала отчимом, и прочее — но идея, конечно, осталась, лишь усилен комический элемент. Это комико-лирическая опера, а точнее, опера-буффа.
Театр анонсировал, что готовит пять составов исполнителей. Я прослушала два. На сайте Мариинского театра имя дирижера появилось буквально накануне премьеры.
Зато было известно, что оформитель и художник по костюмам – маститый Вячеслав Окунев. Он известен тягой к роскоши сценической картинки, и, казалось бы, где, как не в «Золушке», этой тяге проявиться. Одни королевский дворец чего стоит. Потенциально.
Но вся роскошь ушла за портал на заднике, в мутноватые видеопроекции Вадима Дуленко, где нам намекнули на дворцы и дворцовые сады. Там же летали компьютерные пухлые амуры со стрелами, опера-то о любви.
Перед порталом сиротливо стояли две группы колонн, ничего не подпирающих, справа и слева, их бодро передвигали из дома Золушки на бал, потом – обратно. А что, рачительное использование реквизита. На одной колоннаде висела пестрая занавеска, за ней герои периодически прятались. Горящий камин на колесиках был конкретно материализован, его тоже вкатывали и выкатывали.
Вообще, хоть костюмы и были условно сделаны под «пышный» восемнадцатый век, такое впечатление, что главной задачей, поставленной дирекцией перед художником спектакля, была «бюджетность» и экономия средств.
По части эффектов: на сцену сверху лилась вода, это нам показали прохудившийся, благодаря жадному семейству Золушкина отчима, потолок дома. И на бал главная героиня (вернее, статистка под видом Золушки, благо, под вуалью лицо не разглядишь) летит в одноместной кабине воздушного шара. Прием не из новых.
Были опасения, что оркестр будет расходиться с вокалистами, ибо еще за день до премьеры дирижер Валерий Гергиев был занят масштабным проектом в другом городе, а без четверти семь из зала в фойе доносились звуки репетиции.
эксцессы в сложнейших россиниевских ансамблях и правда наблюдались, но воплощение музыки было удобно певцам по громкости. Сцена грозы была умеренно-грозовой, лирика – надлежаще мягкой, при этом почему-то безликой. И такое впечатление, что дирижеру не до смеха: увертюра сыграна быстро, с красиво звучащей солирующей флейтой и на форте – плотно и звучно, но без россиниевского озорства, без веселого и легкого лукавства. Если только не считать таковым большие паузы на стыках переменчивых мелодий и доведенное до крайности пиано в виде пианиссимо.
Про умеренно оригинальную режиссуру Екатерины Малой (сотрудник Мариинского театра) трудно сказать что-то, кроме
«это ее третья опера в труппе, до того были «Итальянка в Алжире» и Волшебная флейта».
Люди с хорошей памятью сразу узнали во многих мизансценах премьеры сильное влияние (скажем так) известного фильма–оперы «Золушка» 1981 года, в постановке Жан-Пьера Поннеля. Фильм широко представлен в сети.
Из него, в частности, взяты манера плохих сестер бегать в неглиже перед мужчинами, увлечение одной из негодниц балетом, пьяный барон-отчим, ездящий на бочке, укачивание подушки как младенца, раскатка слугами ковровой дорожки перед «принцем», беганье персонажей в садовом лабиринте… Только поют в кино несравнимо лучше.
Кроме того, в Мариинском театре сестры моют отцу-барону ноги в тазу, лично снимая с него полосатые чулки. Активно фехтуют веерами. Затягивают друг другу корсеты с ритмичными пинками ногой в попу (так смешно), и соблазняют «принца», задирая юбки с фижмами выше колен и кладя мужские ноги себе на колени. Такие наглядные вертихвостки.
На балу при появлении Золушки все кругом падают в обморок, буквально штабелями. Тоже немыслимо смешно, ведь красота — страшная сила. А садовую скульптуру тут запросто носят в руках, будто она невесомая или картонная. Это символично, ибо всё картонное.
Автор постановки сама себя определила:
«Я думаю, что этот спектакль — для всей семьи. Прийти в выходной день на оперу „Золушка“, послушать блестящее исполнение удивительных ансамблей, арий и дуэтов, сложнейших по требованию исполнительского мастерства, но тем не менее очень зажигательных.
Спектакль понравится всем — в нем все прозрачно и насыщенно. Я подкидываю много сложных и интересных задачек артистам и с увлечением наблюдаю, как они это подхватывают и примеряют на себя.
Так, например, одна из сестер должна сделать трюк. Я провела опрос, кто что может исполнить. Оказалось, что оперные певицы могут и на шпагат сесть, и колесо сделать, и на пуанты встать.
Комическая составляющая может быть у каждого артиста. Главное — поймать характер и найти применение своим способностям и талантам»,
Возможно, на шпагат сесть эти артисты могут. Но чисто и правильно спеть бельканто – нет. А пение, простите, важнее колеса и пуантов. С блестящим исполнением режиссер поторопилась.
Главная проблема премьеры – не вторичность картинки, но отсутствие россиниевских певцов. Проблемы с произношением и фонетикой итальянского языка, «открытый» звук, что-то невнятное на месте колоратур и рулад, то же в скороговорках, «тяжелое» звучание, сбитое дыхание, рваный ритм при смене регистров, неровность и отсутствие подвижности голосов, трудности с сantabile и messa di voce, фальшь на верхах и не только, да и порой тесситурные несоответствия — чего только мы не услышали.
Уметь грамотно исполнить Россини, схватить его стиль – этому нужно долго и кропотливо учиться. А пока неясно, зачем ставить «Золушку», если ее, по сути, некому хорошо спеть. Что баллады, что арии, что кабалетты, что знаменитый секстет о путанице «Quest’e un nodo avviluppato». Начиная от Золушкиного лирического «Una volta c’era un re», продолжая любовным дуэтом ее и принца «Un soave поп so che», философическим рассуждением Алидоро «La del Siel», легкомысленной песенкой Дандини про пчелку в апреле, наглым баронским вызовом «Sia qualunque delle figlie». И заканчивая Золушкиным же ласковым рондо «Nacqui all’affanno е al pianto».
Певцы этого театра сильны в операх других композиторов. И разве не Мариинский театр должен служить эталоном вокального качества?
Я не буду называть певческих имен, ибо радости — по большому счету — не было ни от кого. Зато гэгов в спектакле было хоть отбавляй, ибо для режиссера (и в отличие от дирижера) это перманентный фарс.
Артисты с фарсом успешно справляются, они не зажаты сценически. Хор в черных кафтанах под копирку успевает и гримасничать, и жестикулировать. И красивые тембры, конечно, были. Но тембр – не все, что нужно в опере вообще и в россиниевской «Золушке», в частности. Так что, когда принц рассказывал, что он очарован голосом Золушки, это вызывало улыбку.
Правда, и сам глава страны пел отнюдь не как Карузо. Зато фраза со сцены «в моей голове загудел контрабас» (в один из моментов сценического общего замешательства) вполне описывает реальные слуховые впечатления. И когда в спектакле назидательно сообщают «не рой другому яму, сам в нее упадешь», радость от наступившей, наконец, финальной свадьбы героев, ей-богу, равна красоте Петербурга.
Майя Крылова