К премьере оперы А. С. Даргомыжского в МАМТе.
Какое нелепое сочетание – мода и классическая опера! Что может быть общего между высоким академическим жанром и сиюминутными пристрастиями социума?
Однако, даже в обозримой личной памятью ближайшей половине столетия, те или иные названия из наследия «золотого» для оперы XIX века то исчезают из афиши театров, то спонтанно принимаются к постановке сразу в нескольких коллективах, иногда даже в одном городе.
Именно так случилось с «Русалкой» Даргомыжского. Хрестоматийный материал по Истории русской музыки для музыкальных училищ, многократно ставившаяся на главных сценах страны в Москве и Санкт-Петербурге (Ленинграде), спокойно перенесшая строгости революционной и советской цензуры, любимая многими певцами за яркие концертные арии, русская «Русалка», где в основе незаконченная драма самого А. С. Пушкина, в последние десятилетия оказалась не то, чтобы совсем забыта, но задвинута на периферию репертуара.
На первый план вышла более поздняя «Русалка» Антонина Дворжака. И если певец или певица в интервью говорит о роли в «Русалке», если режиссёр собирается ставить «Русалку», то без уточнений это означает, что он или она будет петь на чешском или интерпретировать сказку Андерсена про нежную морскую Русалочку, влюбившуюся в жестокосердного Принца, принеся себя в жертву.
Опера Дворжака чудо как хороша во всех смыслах! Но кроме названия с нашей Русалкой её мало что роднит. Там – возвышенная мистическая сказка, у Даргомыжского и Пушкина – скорее бытовая драма с узнаваемо «гоголевским» компонентом взаимодействия с потусторонними силами.
Любопытно, по изысканиям пушкиноведов, идею писать о Русалке Александр Сергеевич почерпнул, посмотрев популярную в 1820-х оперу Краснопольского «Днепровская русалка». А сама пьеса осталась без названия, главная героиня без имени действует то под ремаркой «Дочь», с Мельником, то «Любовница», с Князем, то «Русалка» – с прочими водными девами. Последняя реплика в пьесе: «Откуда ты, прекрасное дитя?» – встреча Князя с подводной дочкой.
Как бы завершил сюжет наш национальный гений теперь уже не узнать. Начав работу над пьесой Болдинской осенью 1826 года, продолжил писать после поездки на Кавказ в 1829-м, и в последний раз работал над тем, что впоследствии назовут «Русалкой», в 1832-м.
Когда читаешь поэтические строки пьесы, сразу подмечаешь то полностью заимствованные строфы в либретто оперы, написанном самим композитором Даргомыжским, то несколько «переформатированные» и дополненные. И при сравнении оригинал Пушкина воспринимается пластичней, чуть ли не ближе к нам по лексике, чем несколько тяжеловесное, полное историзмов оперное либретто. Возможно, сам Даргомыжский понял это впоследствии, не случайно его «Лебединая песня» – опера «Каменный гость» полностью написана на текст одноименной Маленькой трагедии.
Исторические фотографии, иллюстрации, афиши к постановкам «Русалки» XIX –XX века упорно отсылают к временам боярской, допетровской Руси. Расшитый кафтан Князя, пышный сарафан Наташи, меха и парчовая душегрея на Княгине. Дорого богато! А в музыке – сентиментальный XIX век, легко запоминаемые бытовые романсовые и танцевальные мотивы, пробуждающийся интерес к трагедии «маленького человека».
В энциклопедически глубоком буклете МАМТа к премьере «Русалки» среди перечня героинь-утопленниц от несчастной любви есть Бедная Лиза Карамзина (Соч.1792 года). А мне после спектакля вспомнилась другая «падшая» женщина русской литературы, Сонечка Мармеладова, учитывая роль отца и власть золота над моралью. Правда, в «Преступлении и наказании», наоборот, в финале героиню после череды испытаний ждёт христианское прощение и чистая любовь. Напомню, премьера «Русалки» Даргомыжского состоялась в 1856-м году, роман Достоевского вышел в свет 10 лет спустя, в 1866-м.
Итак, пишу о премьере «Русалки» 28 июня 2024 года на сцене МАМТа им. Станиславского и Немировича-Данченко. На сцене легко узнаётся столь любимый режиссёром-постановщиком Александром Тителем XIX век (действие “Руслана и Людмилы» в МАМТе он тоже переносил в эпоху Пушкина). Здесь антураж именно времён премьеры оперы – 1850-60 годы, что удивительно соответствует сюжету.
Банальная во все времена история про господина, обласкавшего и бросившего беременную простолюдинку, а та возьми да утопись с горя, в XV-XVII боярских веках менее логична. Князь тогда не просто титул, а удельный абсолютный владыка, любая девица не боярского рода, приглянувшаяся такому «полубогу» и помыслить не могла о долгой взаимности и тем паче статусе законной жены. А уж топиться, имея зажиточного мельника-отца и подаренные князем деньги и драгоценности? Да полно! Смертный грех и несусветная глупость.
Кринолины колоколом, сюртуки и мундиры, пейзанское полугородское платье мельничихи-Наташи сочетаются с партитурой в разы гармоничней многоцветия Московской Руси. Лаконично графическое решение спектакля–оттенки тёмного атласа у «господ», серовато-бежевые холстины крестьян, чёрные хламиды русалок. Яркие доминанты – сине-зелёный костюм Наташи, её жемчужно-серебристый «бальный» наряд, когда очнулась Русалкою холодной и могучей, белый подвенечный убор Княгини, зелёный с золотом парадный мундир Князя, белое платьице маленькой Русалочки.
Постоянно на заднике бликует и переливается живой водой могучий Днепр, в финале на чёрном небе зловеще стоит полная луна. (Художник по свету Дамир Исмагилов)
Из предметных декораций только несколько грубых столов и стульев в прибрежной харчевне у Мельника, длинные парадные столы под белыми скатертями да дизайнерские тёмного дерева балки под потолком на свадебном пиру, пара мягких кресел в тереме у Княгини, дырявые дощатые мостки над рекой, на которых резвятся русалки. (Сценография и костюмы Владимира Арефьева).
Главный сюрприз от режиссёра – Пролог. У Даргомыжского это 1-я картина IV действия. Сцена ставшей царицей русалок Наташи и её дочери. Русалочка, девочка 12 лет, не поёт, а мелодекламирует. Часто эту роль исполняли взрослые миниатюрные артистки миманса или балета. А здесь на сцене стоит настоящая арфа, и хорошенькая темнокудрая девочка, как с полотен Мурильо, не только звонко и выразительно говорит ритмично в музыку, но и складно аккомпанирует себе на арфе! А это чертовски трудно делать одновременно, арфа технологически тяжёлый инструмент.
Это юное артистическое чудо — лауреат международных конкурсов Камила Воронина. И как естественно, без пафоса у неё получается: «.. а что такое деньги – я не знаю!» Сразу чувство умиления, сопричастности чему-то настоящему: дети и животные на сцене –почти запретный приём по силе воздействия. Но и сам факт кинематографически ретроспективного Пролога, на мой взгляд, оживил действие.
Дальше началась увертюра, где оркестр Музыкального театра под руководством маэстро Тимура Зангиева был чёток, красочен, динамичен. Никаких претензий не возникло к оркестру и дальше.
Самый неординарный образ в опере «Русалка», самый желанный для певцов – Мельник. Пытаюсь вспомнить что-то сравнимое по глубине и парадоксальности в европейской оперной литературе для баса – и не могу! Ну разве если бы Верди «поженил» своего сэра Джона Фальстафа с уничтоженным Королём Лиром.
Мельник открывает Первое действие большой хитовой арией: «Ох, тото все вы, девки молодые, посмотришь, мало толку в вас». Первое впечатление от Мельника – Дмитрия Ульянова, которого знаю и уважаю давно — а не посветлел ли его центральный бас? И сам отец дочки-невесты уж больно молодой!
Но после пошли в партии крайние низкие тёмно бархатные ноты, началось разнообразие тембровых оттенков, кульминации, перекрывающие тутти оркестра, игра словом при безупречной дикции. В этом Мельнике было всё: и расчётливое мужицкое лукавство, и подтрунивание над влюблённостью дочери, и заискивание перед богатым хахалем. Потом –обида на укоряющую его дочь: «твои упрёки сносить нет силы, они в могилу сведут отца!»
Большая сцена-дуэт Князя и Мельника в III действии, где постаревший на 12 лет, полубезумный от потери дочери старик то узнаёт «зятя», то воображает себя Вороном, проведена Дмитрием Ульяновым без гротескных клише, без лишних «птичьих» движений. Повзрослел он не только внешне (спасибо гримёрам), но и голосом. Сквозь иногда тривиальные мелодические обороты сумел донести горе теряющего рассудок человека. Проникновенно прозвучали строки, что в студенчестве вызвали смех: «Да, стар и шаловлив я стал, за мной смотреть не худо…» А ведь как это верно, про старческую шаловливость! Кто досматривал близких с деменцией – поймёт!
И грозным трубным гласом в финале картины: «Спасибо, не хочу идти в твой терем я, заманишь, а потом, пожалуй, и ожерельем удавишь меня»
Верю, такой объёмный, совершенный вокально и сценически образ, сделанный Дмитрием Ульяновым, останется в истории исполнительства через запятую после Мельников Фёдора Шаляпина и Алексея Кривчени.
В заглавной роли хороша была Елена Гусева. Поначалу её скорее лирическое сопрано показалось зажатым в трудной, написанной «от ума» арии Русалки «С тех пор, как бросилась я в воду отчаянной и презренной девчонкой» – возможно потому, что из IV акта её перенесли в Пролог. Но когда началось основное действие, и милая девушка Наташа начала вить мелодические кружева то с отцом, то с возлюбленным в дуэтах и трио, её голос звучал всё симпатичней.
Сдалась я под обаяние Наташи, когда услышала в финале I действия с юности памятное «заклинание»: «Днепра царица, предаюсь могучей власти я твоей…» Истово, чисто, с металлом, достойным Вагнера! Ну и, до слёз тронула песня уже призрака Наташи на свадебном пиру: «По камушкам, по жёлту песочку…»
Именно в этой эпохе мятущихся интеллигентов-неврастеников органичен Князь в исполнении Владимира Дмитрука. Его звонкий тенор хочется назвать именно русским спинто. С какой-то особо ценной ретро окраской, напоминающей записи Виталия Кильчевского или Григория Большакова.
Порадовавшись в ансамблях I и II акта ждала любимой Каватины в III акте: «Невольно к этим грустным берегам меня влечёт неведомая сила» — чудесный пример русского бельканто, к сожалению, редко сейчас исполняемый в концертах, разве что на вокальных зачётах или конкурсах. И была несколько разочарована. «Мне всё здесь на память приводит былое и юности красной привольные дни» — это одна фраза, на одном дыхании, одним смычком! А здесь, почему то, артист рвал звуковедение по два-три слова – будто у него от волнения одышка. Значит, задумано дирижёром и режиссёром?
И вправду, Князь спустя 12 лет не только гримом подстарен, но и явно выказывает психическое нездоровье. Что у артиста блестяще получается! Но зачем же так поперёк музыки? Второй раз ту же красивейшую фразу уже в самом финале Владимир Дмитрук пропел легато, целиком.
Всегда в тени остаётся значимая партия меццо-сопрано – Княгини. Её пела Екатерина Лукаш. Очень высокая, с царственной осанкой, точёной фигурой и мраморным лицом. У неё редкое мягкое контральто в грудном регистре. Большая ария: «Дни минувших наслаждений, мне ль душою вас забыть?» в стиле городского романса исполнена была с чувством, но слишком она вторична по музыке.
Удачно выступила в небольшой роли Ольги, подруги Княгини, сопрано Анна Загородняя, тоненькая прелестница, спевшая шутливую песенку, помахивая платочком: «Как у нас на улице муж жену молил» Высок, голосист, импозантен Сват – баритон Евгений Качуровский. Отмечу и Ловчего – Дмитрия Кондраткова, и Запевалу – Дмитрия Никанорова.
Эффектно выступили в Цыганском танце на свадебном пиру две пары приглашённых артистов из театра «Ромэн». (Хореографы Андрей Альшаков, Николай Сергиенко). Такого стука подкованных сапог, лихих выкриков и тряски плечами вряд ли можно бы ожидать от артистов балета! (Первое упоминание о цыганах в России — 1733, правление Анны Иоанновны. Так что на боярском пиру их задорная пляска чистый анахронизм. Именно в пушкинско-достоевско-лесковские времена приглашение в дома знати поющих и танцующих цыган стало обыкновением!)
Слаженно звучал хор МАМТа (главный хормейстер Станислав Лыков). Особенно шуточный «Сватушка» на свадьбе, где ещё и много движения, игры.
Вопреки либретто в финале не русалки кладут тело утопшего Князя к ногам своей гордой мщением Царицы, а, напротив, Днепр река отдаёт труп – возле него скорбят Княгиня с Ольгой и слуги. «Мне отмщение и аз воздам» — смысл библейской фразы: не берите на себя роль судьи и палача, Бог сам накажет того, кто совершил зло. Русалки то веселы в посмертии! И Князя они заманивали к себе гостем, а не топить.
Но вот волшебная сила оперы – музыка всё обволакивает Светом. И отбив ладони на поклонах, думаешь, покидая Театр, не о женской трудной доле, мужском кобелином эгоизме и силе рока, а о Празднике узнавания оставшихся в далёкой юности мелодий из обязательной программы по Истории музыки, обретших плоть и кровь современных певцов, музыкантов и постановщиков.
Татьяна Елагина
Публиковаться начала в 1999 году в специализированных журналах: «Звукорежисёр», «Шоу-мастер», Install Pro, «Технология праздника». С 2011 стала постоянным автором интернет-порталов «OperaNews.ru» и «Belcanto.ru», а также электронной и бумажной версии журнала
«Музыкальная жизнь» и портала «Музыкальные сезоны».
Специализируется на интервью с оперными певцами, дирижёрами, музыкантами-струнниками и др. В 2017 принимала участие в
работе экспертной комиссии оперной премии «Онегин».
С 2019 сотрудничает как автор статей об оперных певцах с электронной версией БРЭ. По основной специальности – музыкальный архивист, звукорежиссёр-редактор Электронной базы МГК им. Чайковского и участник проекта «Электронный архив Большого театра».