За пять лет существования фестиваля словосочетание «Опера Априори» стало для меломанов синонимом изысканных, всегда оригинальных программ из произведений классиков и знакомства с новыми имёнами композиторов и исполнителей.
Вечер открытия V Международного фестиваля вокальной музыки «Опера Априори» впервые проходил на сцене Московского Академического Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. Выбор не случаен. С МАМТ продюсера агентства «Априори Артс» Елену Харакидзян связывает давняя творческая дружба. Солисты оперы этого театра неоднократно становились героями прошедших фестивалей. На сей раз, 17 февраля 2018, в концерте из произведений Бетховена и Мейербера принимали участие оркестр и хор Музыкального театра.
Великого венского классика Людвига ван Бетховена можно считать одним из самых исполняемых композиторов. Но открывавшая вечер Концертная ария “Ah! Perfido” для сопрано и оркестра (cоч. 1796 г/) – редчайший номер на отечественной концертной эстраде.
Причин две. Слишком долго для сборного оперного «гала» – около 14 минут, и, что ещё важнее, это настоящий экзамен для певицы на выносливость в чередовании виртуозных рулад, драматического речитатива и широкой кантилены. Записать эту арию в студии не преминули Мария Каллас, Биргит Нильсен и целый сонм зарубежных примадонн, заполняющий плей-лист на You Tube, стоит ввести заголовок: “Ah! Perfido”. Ни одной российской певицы среди сотни исполнительниц найти не удалось.
Тем интересней было услышать в этом знаковом опусе ведущую солистку МАМТ Наталью Мурадымову. Её изначально лирическое сопрано постепенно обрастает плотностью, приобретает драматические краски. Чуть резковатая терпкость тембра в данном случае была кстати, напоминая о столь же «негламурном» звучании самой Марии Каллас.
Текст развёрнутого речитатива про «вероломного обманщика» удивительно перекликался по смыслу с недавней замечательной работой Мурадымовой – Медеей в опере Керубини. И в арии “Per pieta, non dirmi addio “ скорее слышалась не мольба, а страстный призыв к покинувшему возлюбленному. Создавалось ощущение актёрски разыгранной сцены – мистическая жрица в огненно-алом платье взывает о жалости, а в голосе столько силы, что понимаешь: вероломный обречён!
Такое исполнение – счастливый случай, когда более двух веков назад написанное подошло певице точно впору, словно именно ей, Наталье Мурадымовой, а не оспаривавшим автограф композитора на партитуре мадам Душек или графине Ди Клари посвятил “Ah! Perfido” 26-летний Бетховен.
Следующий номер – Фантазия для фортепиано, хора и оркестра до минор, ор. 80 создавалась Бетховеном специально для академии 1808 года, как завершающий номер огромной “бенефисной” программы композитора, длившейся около четырёх часов.
Любопытный факт, именно тогда, в Вене, 210 лет назад, в один вечер встретились “Ah! Perfido” и Фантазия для фортепиано. Партию рояля исполнял автор. И страшно нервничал, что набранные из разных коллективов оркестранты не могли играть стройно, пришлось повторять Фантазию дважды, чтоб достичь zusammen.
Прообраз мелодии гимна радости финала Девятой симфонии сделал этот опус популярным в радиоэфире в советские годы. Как только в календаре значилась “ленинская дата” из динамика на кухне раздавались бодрые хоровые строфы “кто искусство прославляя …” Идейно навязанная “сверху” плакатность музыки Бетховена осталась в прошлом веке, в стране, которой нет.
Сегодняшняя интерпретация Фантазии показалась свежей, яркой, искренней. Главный герой здесь – пианист. По сложности и объёму Ор.80 можно назвать шестым Концертом для фортепиано с оркестром, сверх пяти обозначенных у автора. Лауреат международных конкурсов Лукас Генюшас считается признанным интерпретатором Бетховена. Не имею возможности сравнивать его трактовки других опусов венского гения, но то, что нам рассказал рояль Yamaxa под руками Генюшаса вечером 17 февраля, было технически совершенно и предельно интеллигентно по звуку, чувству ансамбля, богатству оттенков от нежнейшего пианиссимо до громоподобных тутти.
Под стать солисту, мощно и слаженно звучал хор МАМТа (хормейстеры Александр Рыбнов и Станислав Лыков). Чётко спели свои соло сопрано Лилия Гайсина и Мария Макеева, меццо-сопрано Анастасия Хорошилова, тенора Сергей Николаев и Кирилл Золочевский и бас Михаил Головушкин.
Оркестр Музыкального театра радостно подчинялся талантливой дирижёрской палочке Максима Емельянычева. На вид – худенький юноша, маэстро сумел собрать воедино и подчинить своему замыслу волю более сотни музыкантов. Его чуткие руки держали нерв и создавали ауру и в первом отделении Бетховена, и во втором, российской премьере кантаты Джакомо Мейербера Gli amori di Teolinda.
Максим Емельянычев: «Сиськи в нотах я видел, но не знал, что они означают»
Основоположник жанра Большой оперы, Джакомо Мейербер при жизни был знаменит и обласкан вниманием. Его ставили в один ряд с Бахом, Моцартом и Бетховеном. Ныне его длинные, полные чарующих мелодий оперы ставятся редко -слишком технически сложны для певцов, а нагромождение интриг в романтических сюжетах с исторической канвой плохо переносит осовременивание, настораживая режиссёров.
Удача для всех, кларнетист-виртуоз Игорь Фёдоров, что и досуг проводит с пользой, разыскивая повсюду ноты для кларнета, нашёл в одном из европейских архивов партитуру Gli amori di Teolinda, соч. 1816 года. Первый телефонный звонок Игоря – Елене Харакидзян : “Найди, пожалуйста, девушку-сопрано для Теолинды!” То, что откликнулась и согласилась Надежда Кучер – особое везение. Имя этой певицы, завоевавшей Гран-при на конкурсе в Кардиффе, постоянной “музы” Теодора Курентзиса, активно выступающей в лучших оперных домах Европы – залог вокального качества и неформального вживания в материал.
Монодрама на либретто Гаэтано Росси в духе галантного века повествует о любовных томлениях некой Теолинды, отвергнутой своим возлюбленным. Пикантность ситуации, как мы узнаём из текста мужского хора пастухов, что искомый Армидоро меж ними не обнаружен! И логичным представляется назначить возлюбленным Теолинды кларнет.
Высоченный элегантный Игорь Фёдоров и статная красавица в тёмно-кружевном кринолине Надежда Кучер смотрелись на сцене великолепной парой. Визуальная гармония лишь дополняла их творческое соревнование. Восьмичастная кантата длиной около 40 минут дала блеснуть в развёрнутых соло и кларнету, и сопрано.
У молодого тогда Мейербера, написавшего кантату в Вероне, в путешествии по Италии, явно слышится влияние его кумира – Россини. Но, пожалуй, квинтэссенция прекрасного – дуэты голоса и кларнета. Как поведал на пресс-конференции Игорь Фёдоров, именно кларнет является любимым инструментом Надежды Кучер.
Разделяю её “слабость”. Тембр кларнета рыцарственно благороден сам по себе, в руках Мастера этот инструмент – драгоценность. Таинственные тёмные низы, шепчущее пиано, россыпь фиоритур – всё ему подвластно. Окраска лирико-колоратурного сопрано Надежды, впервые слышимого вживую, показалась мягче и богаче, чем в записях. Есть в её среднем регистре симпатичная трепетная индивидуальность. Беспроблемные пассажи, звонкие верхние ноты, гибкое звуковедение и, в добавок, шикарный итальянский язык отличали нашу Теолинду.
Ах, как они страдали оба! Эстетично, певуче, наслаждаясь каждым звуком. Всем бы такие любовные страдания! Хотелось сохранить подольше светло-возвышенное умиротворение этого февральского снежного вечера, открывшего нам заново шедевры Бетховена и Мейербера.
Татьяна Елагина