Премьера «Сельской чести» П. Масканьи состоялась в Геликон-опере.
Манифест веризма, давший старт целому музыкальному направлению, первая опера молодого Пьетро Масканьи, чей феноменальный успех он не сможет повторить в последующих своих 15 операх, Cavalleria rusticana – «Деревенское рыцарство» или, как закрепилось в русской традиции «Сельская честь» -это мощнейший сгусток энергетики земных страстей. Вечная история на тему полюбил-разлюбил (поматросил да и бросил), прокляла – предала. С некоторыми вариациями она и сейчас мелькает, увы, в криминальной хронике.
Сюжет взят из незамысловатой новеллы литературного отца итальянского веризма, Джованни Верга. В Интернете легко ищутся эти 5-6 страничек, кажущиеся с вершины наших Чехова или ещё ближе, Лескова, почти банальностью (гораздо сильнее воспринимается рассказ «Волчица» у того же Верга).
Но в начале 1880-х, в только что объединённой Италии, простым народным языком изложенная история прелюбодеяния бывшего солдата Туридду воспринималась как абсолютно свежий народный мотив. Бытовые детали сицилийской деревни стали откровением для воспитанных на рафинированных героях «Обручённых» Мандзони просвещённых итальянцев.
У Дж. Верга интрига в новелле намного проще. Туридду, вернувшись со службы и узнав, что его возлюбленная Лола обручилась, а вскоре вышла замуж за богатого возчика «у которого четыре мула», начинает флиртовать с Сантой, нанимаясь к её отцу в работники. Дальше словесной перепалки там дело не заходит:«Клянусь Мадонною, что я съел бы тебя, как хлеб! – Вздор – отвечает Санта»
Лола, пока муж ездит по ярмаркам, зовёт старого друга заглядывать к ней, и Туридду начинает это делать так часто, что Санта заметила это и захлопнула окно перед его носом. Обиженная, она походя открывает куму Альфио, «когда вас нет здесь, жена украшает ваш дом (рогами)!» По обычаям следует роковой поединок на ножах, в котором Туридду гибнет.
Четыре года спустя, в 1884, Верга переработал новеллу «Сельская часть» в одноименную пьесу. Она была поставлена и имела успех во многом благодаря великой актрисе Элеоноре Дузе, игравшей Сантуццу. И вот здесь уже Туридду, чьё имя является уменьшительным от Сальваторе (Спаситель) – какая ирония — становится ещё большим грешником. То, что завуалировано в либретто оперы, откровенно сказано в пьесе.
Признаваясь матери Туридду, Нунции (в опере – Лючии), что беременна, уже не Санта, а Сантуцца говорит: «Когда он пел, сердце моё, казалось, вырвется из груди. Дура я была, верно. Но как я могла отказать ему, когда он просил меня: открой, Сантуцца, если правду говоришь, что любишь меня! Как я могла? И такое лицо у него было славное! Боже мой, неужели же возможно с таким лицом быть Иудой-предателем?»
Sono scomunicata – повторяет несколько раз Сантуцца в опере, отказываясь войти в дом к маме Лючии и посетить пасхальную службу. «Я проклята» переводят титры на рампе в «Геликон-опере». Не так! В старых русских подстрочниках стояло: «От церкви я отлучена». Попахивает ересью, но здесь иное – девушка лишена таинства причастия, как потерявшая невинность. Причём, такую епитимью религиозная сицилианка вполне могла наложить на себя сама. (Официальное католическое отлучение было и есть долгой бюрократической процедурой).
Прочитала, что в Италии пьесу Верга «Cavalleria rusticana» изредка ставят и сейчас. Тогда, наверняка, исторический антураж необходим, дабы соблюсти все особенности сицилийско-мистического менталитета. Опера Масканьи, счастливая мелодическими красотами, свободна от догм места и времени.
В постановке Дмитрия Бертмана мы видим обобщённый образ вечной Италии, где таверна на сельской площади встроена в античные арки, а характерные для всего Средиземноморья катушки сена-соломы служат антуражем и бутафорией.
Практически современные костюмы персонажей – чуть ретро у солистов и дерзко туристские шорты и мини-юбки у хора. (Традиционный тандем художников – Игорь Нежный и Татьяна Тулубьева). Щедрое южное солнце заливает пространство сцены (художник по свету Дамир Исмагилов).
Дмитрий Бертман: “Каждый наш спектакль — уникальное событие”
Веристский градус задаёт оркестр, ведомый опытной рукой маэстро Евгения Бражника. Музыка, которая на слуху вся, с юности, порадовала на втором премьерном спектакле 29 июня слитностью тутти и чистотой соло, широкой кантиленой струнных и благородством меди, продуманными контрастами и мастерством ансамблей с певцами.
Это концентрат из сильнодействующих на все органы напевов, несмотря на короткий хронометраж произведения, примерно час двадцать минут, буквально не даёт выдохнуть от драматургического напряжения и слушательского восторга.
Единственно лирический эпизод – Интермеццо ко второй картине, популярнейшая божественная музыка. Чтобы её оценить в «Геликоне» придётся закрыть глаза или снять очки.
Только что предавшая на смерть неверного возлюбленного Сантуцца под молитву струнных и органа начинает постанывать и корчиться, хватаясь за живот. Выкидыш, логично. «Мне отмщение и аз воздам».
Пластика у актрисы замечательно доходчивая! Но нет, «маловато будет». И бедная Сантуцца задирает юбку, показывая огромное багряное пятно на белье. Бррр!! Развидеть, не думать, забыть скорее! Страшно же! Женщины меня поймут…
А во всём остальном эта «Сельская честь» визуально хороша! Как всегда поражает слаженностью пения и танца-движения хор Геликона (хормейстер Евгений Ильин, хореограф Эдвальд Смирнов). И, конечно, великолепная пятёрка солистов во главе с одной на всю премьерную серию мамой Лючией – Ларисой Костюк. Запоминается её погружение в образ, монументальные молчаливые «крупные планы».
Так получилось, что единственной Сантуццей, ранее увиденной мною вживую, была несравненная Елена Васильевна Образцова.
На премьере в Большом театре летом 1985 она навсегда поразила умением одновременно петь и рыдать настоящими слезами. Это была сильная даже в падении и страдании женщина, сметавшая всё на пути своих чувств.
Сантуцца у Ирины Окниной совсем иная. У неё лирико-драматическое сопрано, пробивающее плотную оркестровку за счёт умной сбалансированности на всём диапазоне. У героини свежий яркий тембр, тонкая нюансировка в Арии-исповеди, горький экстаз в молитве с хором.
Облик миниатюрной юной девочки с пронзительными глазами и ликом Мадонны. И некий оттенок правильности, честности – первая любовь бескомпромиссна! Вдруг подумалось, что слово «честь» в названии может быть и про неё. И так искренне раскаивалась Сантуцца, уже сболтнув Альфио про его «рога».
Характер Туридду весь на виду. В англоязычном источнике о «Сельской чести» его обозвали «гормональная боль» – в переводе коряво, но верно. Зато у «первого мачо на деревне» целых три сольных номера плюс огромный дуэт-поединок с Сантуццей. Виталий Серебряков просто купается в роли вокально и актёрски.
Возможно, начальная серенада-Сицилиана более лёгким звуком слушалась бы «аутентичней», если бы остался только задуманный в партитуре дуэт голоса с арфой (Валентина Борисова), а не мимические заигрыши на чердаке с Лолой.
Но зато в решающем объяснении с Сантуццей настоящий драматический тенор Серебрякова развернулся в полную мощь, звеня горячим металлом, заливая зал потоками alto voce, дивным шёлковым тембром обволакивая в лирических местах. Прямая спина, мускулистая стать, мужественное лицо берсальера (отборные гвардейские части). Такому молодцу отказать и впрямь трудно.
А ему – как с гуся вода! Только что проклятый в день Пасхи, обернулся «котом Базилио» в тёмных очках и уже выходит из маминой таверны пьяненький Туридду с ящиком вина, лихо напевая Бриндизи с хором, чуть не приплясывая. Наконец, трагический финал, ария «Mamma! Quel vino» — очень сильно. Обаятельный прелюбодей прозревает, что натворил. Готовится умирать. Столько трагизма в пении!
Отлично звучала и другая, супружеская пара протагонистов, хоть музыкального материала им автор отмерил скупо. К тому же Лола, Александра Ковалевич, манкая красавица, а муж её Альфио, Константин Бржинский, породистый кудрявый брюнет с точёным профилем. Потому оправдана его ревность — ну чем я хуже?
При истошном женском крике: «Там за деревней убили Туридду» меркнет солнечный свет и на финальных мрачных аккордах словно осыпаются мраморные руины, оставляя тёмный остов. Падает занавес, изображающий фрагмент древней мозаики.
Рассказ о «Сельской чести» на сегодня закончен. Но он повторится завтра, и ещё, и снова. Пока есть Музыка, окрашенная кровью сердца, мы будем испытывать катарсис и возрождаться!
Татьяна Елагина