
Семёна Борисовича Скигина наши читатели знают как автора «серьезного», обращающегося к темам, носящим проблемный характер. Но в серии эссе «Филармонические фантазии, или Тило Шмидт, гражданин мира» он предстаёт перед нами в литературе другого толка: весёлой, развлекательной, но, конечно же, не лишенной при этом глубинного смысла, подоплёки.
Семен Скигин:
«Если вы попытаетесь отыскать страну, в которой произошли описанные мною события, сразу скажу – это не удастся. Они могли случиться повсюду, где есть Филармония и ездят трамваи, где включают за ужином телевизоры, с экранов которых звучат слова «демократия», «окружающая среда» и «права человека», то есть – везде.
Мой Тило Шмидт – один из миллионов зомбированных массовой информацией обладателей смартфонов – всё равно симпатичен мне, ибо он – человек искренний и добрый».
«Котлета» | «Триколор» | «Сhelonia mydas» | «Скатерть в цветочек» | «Любите ли вы музыку?» | «Дональд Трамп» | «Оскар» | «Похороны Моцарта, или Ухо Ван Гога»

Триколор
С чем категорически не мог согласиться Тило – это с итогами последних выборов в Италии. Итальянцы его разочаровали. Тем не менее в программках филармонических концертов о жителях Апеннинского полуострова продолжали писать только хорошее. Например, о Доницетти и Верди. И еще о Респиги (смешная фамилия!).
То, что в Италии во главе правительства находилась женщина, Тило не беспокоило (и в его семье жена обладала неограниченными демократическими правами), но то, что темнокожим иностранцам, тонущим у берегов Италии, образно выражаясь, не бросали спасательный круг, в голове не укладывалось, и Тило решил громко заявить о своем несогласии.
Самым простым было примкнуть к широкому движению протеста, но так как никто не протестовал, примыкать было не к кому. Можно бы было, по нынешней моде, приковать себя цепями к снегоочистителю, но, так как за окном было лето, а ждать снега не хотелось, и эта версия отпала.
Одним словом, нужно было действовать без чьей-либо поддержки (перед глазами стоял пример шведской девочки, которая, прекратив ходить в школу, в одиночку стояла с плакатом, призывающим выключать свет в туалете, что вызвало цепную реакцию одобрения у других детей, тоже не желающих учиться).
Тило нашел в интернете адрес магазина, торгующего флагами, и в субботу с утра отправился туда. Скажем сразу, итальянский триколор не оправдал возложенных на него ожиданий: цветные полосы располагались не по горизонтали, а по вертикали, а Тило хотел написать фломастером на белой полосе уничтожающую критику в адрес итальянского правительства. Сверху вниз тоже можно было написать, но только иероглифами, а спешно учиться китайскому или японскому не хотелось.
На всякий случай, Тило спросил у продавца, а что будет, если эти же цвета расположить по горизонтали? Оказалось, получится болгарский флаг, а к болгарскому правительству никаких претензий у нашего героя не было. «Хорошо, – скрепя сердце согласился Тило, – я беру флаг и палку к нему».
Флагшток (палка по-умному) по причине общеевропейского кризиса с древесиной оказался в три раза дороже триколора и превышал бюджет, отпущенный женой на протест, поэтому лишь с тряпичной частью и дурным настроением Тило отправился домой.
Весь двор дома, где жила семья Шмидт, был заставлен автомобилями – никого не смущал запрещающий знак «не парковаться», привинченный к железной трубе. Все произошло быстро: когда стемнело, знак оказался в мусорном бачке, а Тило стал обладателем импровизированного флагштока. Единственный недостаток – железяка была чертовски тяжелой, так что несколько дней потребовалось, чтобы научиться без видимой натуги управляться с чужеземным стягом.
Местом протеста Тило выбрал родную Филармонию. В его планы входило присовокупить демонстрацию политического несогласия к концерту итальянской музыки, но в афише на ближайшие месяцы, как назло, ничего подходящего не было, так что пришлось довольствоваться абонементом симфоний Бетховена. Тило выбрал Пятую, ибо, как он прочел в Википедии,
«она выражает эмоциональный надрыв и являет собой призыв, посланный творцом сквозь времена и дошедший до наших дней».
Всё сходилось! В томительном ожидании тянулись первые три части симфонии и, наконец, грянул Финал. О его начале возвестили трубы оркестра, и под их звуки с железной трубой от «не парковаться» и с итальянским флагом на сцене гордо появился Тило Шмидт. Публика оживилась. Не сговариваясь, все вынули мобильные телефоны, включили в них фонарики и начали мерно размахивать ими над головой. Жаль, что Бетховену не удалось стать свидетелем таких оваций!
У выхода со сцены Тило уже ждал директор. Говорить он не мог и только издавал какие-то странные шипящие звуки.
После этого вечера за Тило закрепилось прозвище «наш Гарибальди». Хотя он не знал, кто это, но по доброте душевной смеялся вместе со всеми.
Семен Скигин