Известный музыкант, просветитель и культуролог Михаил Казиник впервые даёт концерты в Ереване. 25 и 26 мая 2024 в Концертном зале имени Арама Хачатуряна он представит две программы: «Чудесные приключения музыки» — для всей семьи — и «Тайные знаки культуры с Михаилом Казиником» — для тех, кто стремится расшифровать коды мирового искусства. Вместе с ним на сцену выйдут скрипач Борис Казиник и пианистка Наринэ Енгибарян.
В преддверии этих встреч Михаил Казиник размышляет о заложенной в детях гениальности, опасных утопиях и музыке как средстве исцелить человечество, а также делится сюрпризами, которые приготовил для ереванской публики.
— Михаил Семёнович, расскажите, пожалуйста, о предстоящих концертах в Армении. Что будете там представлять, о чём говорить?
— Я буду разговаривать с детьми о том, как они гениальны. Я покажу, что мы не умеем общаться с гениями. Мы пытаемся их затащить в клетку обыденности, куда затащили нас.
Ребёнок приходит в мир гениальным, но оказывается среди существ, которые мыслят стереотипно, которые развили с возрастом дар подражания. И в основном люди не столько мыслят, сколько подражают тому, что они слышат. Это беда человечества, и поэтому очень трудно идти вперед.
Представьте, как тяжело ребёнку: он как человек, который карабкается по очень крутому склону на вершину, а земное притяжение тянет назад, в бездну. Вот так чувствует себя ребёнок, который родился для того, чтобы заявить миру о своей гениальности.
На концерте люди, к своему удивлению, обнаружат, что они родили гениальных детей. И нужно только понять, что мы должны делать, чтобы не загубить гениальность.
— Это будут два обычных концерта или мастер-класс? Будет ли отдельный концерт для детей?
— Я думаю, что мои концерты не укладываются ни в одну из этих категорий. Это надо увидеть, услышать и понять.
Вчера ко мне на семейный концерт пришли родители с детьми, и рассказали, что их детство прошло под влиянием моих выступлений, встреч. Я увидел феноменальных детей, феноменально реагирующих, импровизирующих вместе со мной на рояле. Увидел чудеснейших родителей. Это русские люди, которые сейчас живут в Турции. Интеллигенты с прекрасным русским языком, с прекрасными лицами. И дети у них сказочные, просто Маленькие принцы. Я получил удовольствие от общения.
Что касается Армении, то эта страна сегодня в очень сложном, тяжелом положении. Этот великий, гордый народ был унижен, и это, конечно, влияет на ментальность.
Совсем я недавно проводил международную академию в Армении. Приехали русскоговорящие люди со всего мира, от Америки и Канады до Италии и Франции. И мы, когда были в Ереване, заметили некоторую заторможенность, ощущение, что они всё время чего-то ждут.
Меня пригласили выступать в Ереванской государственной консерватории имени Комитаса, там было всё очень здорово. А потом я узнаю, что начальство решило выселить консерваторию из этого исторического здания. А ведь рядом с ним стоит памятник Комитасу, один из прекраснейших в мире, памятник гениальному композитору! И они хотят перенести эту консерваторию за город, объединить с другими учебными заведениями и сделать нечто среднее между базаром и богадельней. Тогда я пообещал, что расскажу об этом всему миру, написал во все инстанции.
Я им напомню и об очень важном моменте, что армянский народ столько выстрадал и подвергся полному геноциду. И это имело свои последствия: частично уничтожен генофонд, но выжившие обладают гигантской силой воли и энергией.
Об этом знали ещё в древности: когда у тебя всё плохо и очень тяжело, нужно обратиться к великой музыке, своей и других народов, потому что музыка стабилизирует, помогает, это величайшее лечебное начало. И поэтому это будет концерт силы, радости, духа, прекрасной музыки. Будет звучать моя скрипка, и скрипка моего сына Бориса. К нам присоединится потрясающая армянская пианистка Наринэ Енгибарян, с которой мы познакомились во время моей академии «Армения — живое чудо планеты Земля».
А ещё мы подготовили сюрприз: её муж, с которым мы очень подружились, тоже будет играть скрипке. Он исполнит знаменитую мелодию великого армянского композитора Комитаса. Но дело не в том, что скрипач играет на скрипке. В этом нет ничего удивительного. Сюрприз в том, что он не профессиональный музыкант, а детский нейрохирург, причем всемирно известный. И блестящий скрипач! В общем, это будет целое хождение по красотам, смыслам, мукам, вере, силе. Не просто концерт, а огромное энергетическое воздействие!
— По аналогии с нейрохирургией? Как нейрохирург, который лечит человеческий мозг, по сути музыка — это та же нейрохирургия, которая воздействует на человека…
— Безусловно, и это как раз нейрохирургия будущего. Потому что мы постепенно уходим от насилия, вторжения в мозг, от скальпеля и переходим к лазерному лучу. Дальше — новые открытия, при которых операции проходят без рассечения ткани, костей и так далее.
Если человечество не перережет друг друга, не передавит, оно приблизится к бессмертию. Такое впечатление, что Бог даёт бессмертие, а дьявол хочет смерти и начинает воспевать смерть, культ смерти. Как всегда, к сожалению.
— Михаил Семёнович, я вас знаю уже, кажется, всю свою жизнь, ещё до личной встречи с вами, училась на ваших лекциях. И меня поражает энергия, которая с годами не иссякает, а только увеличивается. Откуда вы её черпаете? Что для вас является главной мотивацией?
— Я прекрасно понимаю, что мы живем не в таком благодушном мире, в каком собирались жить. Человечество всегда мечтало о золотом веке, о коммунизме, о тысячелетнем рейхе и так далее. То есть это мечты о счастливом будущем. Только некоторым организациям на пути к этому будущему мешали какие-то народы. Гитлер построил бы тысячелетний рейх, но без евреев. Азербайджанцы, турки построили бы чудесное общество и государство, но без армян. Это я первые попавшиеся примеры беру.
И сейчас, понимая, что мы сегодня в очень тяжелом положении, где я черпаю силы? В том, что я должен успеть сделать еще хоть что-то из того, что могу, с осознанием того, что мне не удалось сделать то, что я хотел всю жизнь.
Мне не помогало мое государство. Оно не понимало необходимости всего этого. Но поскольку прошло много лет, я сейчас уже на восьмом десятке, но силы ещё есть, буду пытаться успеть охватить всех, кого могу. Поэтому я написал восемь книг, четыре – только во время пандемии.
В общей сложности мои книги вышли тиражом свыше миллиона. Я очень рад этому, потому что выясняется, что я нужен. И мысли, которые я вложил во все восемь книг, очень нужны. Может, меня из-за этого и держат, потому что кто-то, я его называю главный инженер, считает, что я должен это делать.
— Вы говорите, что в искусстве необходимо пробовать уходить в глубину, увидеть и понять, что скрывается за красивой мелодией или фразой. Насколько это применимо в наше время? Ведь в цифровой век люди скорее потребляют, нежели мыслят и анализируют…
— Я не хочу даже сопоставлять эти понятия — цифровой век и искусство. Пожалуйста, делайте цифровые операции, создавайте Левиафана, делайте кого хотите, но не трогайте искусство, потому что искусство, культура — это индивидуальный мозг, неповторимый, уникальный. Это уникальное стечение обстоятельств в одном, двух, трёх людях на Земле, которые знают самое главное.
Бетховен чем хуже слышал, тем лучше музыку писал. Шопен, которому нечем было дышать, потому что у него был туберкулёз, а до этого – с рождения – полипы в носу, и врачи сказали, что они неоперабельны. Поэтому главной для Фридерика Шопена была проблема дыхания. И решалось это через его музыку.
Очень многие люди, любящие Шопена, даже не отдают себе отчет, почему им так хорошо. А потому что у них дыхание восстанавливается. Потому что с таким туберкулезом и с полипами он прожил все-таки 39 лет. Это много в таких случаях.
Я говорил с разными врачами. Почему он столько прожил? А потому что музыка открывала альвеолы, давала дыхание. И если знаешь это, то совсем по-другому относишься к великой музыке, к великой поэзии, потому что она совсем о другом на самом деле.
Когда я говорю с людьми о стихах, о музыке, то сразу парадоксальнейшим образом пытаюсь их потрясти. Показать им, что они всё знают не так. И даже вчера привёл такой пример.
Это была встреча с писателями и поэтами, на которую приехали со всего мира, в том числе из Америки, из России. Я предложил прочесть четыре строчки стихотворения Пушкина «Зимний вечер». Кто-то начал читать: «Мороз и солнце: день чудесный!/ Ещё ты дремлешь, друг прелестный —/ Пора, красавица, проснись,/ Открой сомкнуты негой взоры/ Навстречу северной Авроры,/ Звездою севера явись!».
Я говорю: друзья мои, кто-нибудь осознает, что это абсолютно противоположное чтение тому, что написал Пушкин? В то время как во всех школах так читают. А на самом деле что?
Нужно обладать моим знанием для того, чтобы просто прочитать с теми знаками препинания, которые написал Пушкин. И с той мыслью. Он заходит в комнату своей возлюбленной, которая нежится в постели, Александр Сергеевич или лирический герой, и говорит: «Мороз и солнце: день чудесный! Ещё ты дремлешь, друг прелестный…». И три предложения или требования.
Первое: «Пора, красавица, проснись». Второе: «Открой сомкнуты негой взоры навстречу северной Авроры». Там так написано. Пушкин так написал, без запятых. Потому что второе требование: ты должна сравниться с самой северной Авророй. Когда ты проснёшься, откроешь твои прекрасные взоры и пойдёшь навстречу северной Авроры. И третье требование: «Звездою севера явись». Это совсем другое стихотворение.
И таких примеров множество. Когда мы открываем, скажем, «Приключения Незнайки и его друзей». Незнайка учится у поэта Цветика писать стихи. Цветик, как он считал, не смог научить Незнайку. А Незнайка понял, что он научился. Он идёт домой и сочиняет стихи про всех своих коротышек из Цветочного города.
Когда Незнайка приходит к коротышкам и говорит: «Я про вас стихи написал» — он сразу произносит стих: «Знайка шел гулять на речку,/ Перепрыгнул через овечку». И Знайка, который, кажется, всё знает, с самого начала показывает свою абсолютную глупость, абсолютную непричастность к искусству, к поэзии.
Знайка говорит: ничего подобного, ни через какую овечку я не прыгал. А Незнайка говорит ему: так это же для рифмы сказано. Ты мог не прыгать, а в стихах это фантазия, понимаешь? Если бы Знайка был умным, он бы понял, что Незнайка гениален. Я считаю, что это один из первых учебников поэзии для маленьких детей.
Второй, Торопыжка: тут такой поэтический троп или метафора, доведенная до совершенства. «Торопыжка был голодный,/ Проглотил утюг холодный». То есть не разогрел, как положено было, обед, а проглотил холодный утюг. Тут уже Торопыжка стал сопротивляться. Он стал кричать, что никакого утюга не глотал. Ни холодного, ни горячего. Вот второе понимание поэзии.
А третье: «У Авоськи под подушкой/ Лежит сладкая ватрушка». Авоська бросился под подушку и посмотрел. Ватрушки нет – значит, стих плохой. А почему? А потому что если стихи не дают сладкую ватрушку, это никому не нужно.
Вот так Незнайка столкнулся с тремя видами отрицания искусства, в частности, поэзии. Поэтому он сказал: я пошел читать в соседний дом. А они: ты ещё нас будешь позорить перед соседями! Ну, Незнайка говорит: братцы, прошу прощения, не получился из меня поэт. На самом деле получился! Вот так, если говорить серьезно, можно рассказать о том, насколько мы бедны.
— А на какой музыке, на ваш взгляд, необходимо воспитывать современное поколение? Кто из композиторов больше приглашает к диалогу или к размышлениям?
— Прежде всего, это три направления в музыке. Первое – это барочная музыка, на которой надо воспитывать. Это совершенно гениальный Пёрселл, это феноменальный Корелли, Вивальди, Гендель и, конечно же, Иоганн Себастьян Бах.
Второе направление, очень важное сегодня, может даже важнее, чем барокко, — это классицизм. Три венских классика, три гения: Гайдн, Моцарт, Бетховен. Они сегодня нужны, как никто другой, потому что они должны восстановить работу человеческого мозга, который сейчас забит какой-то шелухой, какой-то дикой, безумной, нечеловеческой жестокостью. И это может кончиться плохо.
Иногда мне начинает казаться, что мы находимся на последней черте и вряд ли выкарабкаемся. Но я верю в то, что мы должны выкарабкаться. Мы еще ни разу не погибали все окончательно. Иначе будет просто плыть во Вселенной планета, красная от сожжённых городов и всего прочего. Если мы не одумаемся, если не найдётся спасительное движение, спасительные слова, спасительная музыка, то мы обречены. Но слава Богу, что мы успели многое сделать.
Что касается следующего, третьего направления, то это романтизм. Сегодня люди мыслят заторможенно, цифровыми образами, а романтическая музыка — это музыка сердца. Как сказал Шуман, один из гениальнейших романтиков, «разум ошибается, чувство — никогда». Это правда. Разум ошибся не раз уже на Земле. А чувство — это великий дар человеку. И романтическая музыка подтверждает это.
На сегодняшний день я очень рекомендовал бы всем слушать музыку Йозефа Гайдна. Это был чудеснейший человек, может быть, самый лучший человек в истории композиторского искусства. Мы можем много придираться к поведению Моцарта, гуляка праздный, к поведению Бетховена, который иногда выглядел как монстр, но это всё неважно. Однако Гайдн был чистейшим, светлейшим, нежнейшим и остроумнейшим человеком. Вот круг композиторов, к которым я бы советовал сегодня особенно прислушиваться.
— А что вы скажете о современной музыке? Я имею в виду академическую музыку современных композиторов.
— Сейчас у нас уже появились и обозначились выдающиеся композиторы, которые жили в XX веке, и композиторы, которые продолжают жить. Недавно ушел из этого мира Гия Александрович Канчели, автор гениальных симфоний. Его симфония «Памяти Микеланджело», его симфония со сванским напевом, когда дух уходит вверх, это что-то невероятное.
Он здорово обновил эту музыкальную форму, понимая, что человек при современных скоростях и современных идеях уже не может сидеть и последовательно слушать, как всё развивается. Он создал другой вид симфонии – это симфония, которая развивается от квазара к квазару, то есть в каждой сегодняшней минуте существует образ, идея, состояние. Потом новая, иногда долго застывшая рефлексивная тема, не тема, а звуки в космосе. И вдруг мы видим вспышку Сверхновой, мы видим рассыпавшийся фейерверк.
Крупнейший, на мой взгляд, ныне живущий композитор — это Лера Ауэрбах. Она огромный композитор и мыслитель, очень талантливая, пишет музыку для крупнейших оркестров. Она автор оперы «Гоголь» и балета «Татьяна», а также потрясающих, глубоких симфоний.
Например, симфония для скрипки и фортепиано с оркестром. Там начинается издалека что-то невероятно красивое, и вдруг в ней проявляется диссонанс, и чем ближе, тем больше. Как будто бы издалека мы видим красивую женщину, она приближается, и мы видим, что она злая. Видим, что у неё какие-то болезненные морщины. Когда музыка около нас, она начинает бренчать оружием. Она страшная. Это трудно выдержать. Потом музыка удаляется. То есть она прошла мимо нас, и чем дальше, тем опять светлее и светлее. И заканчивается таким светом!
Могу назвать ещё Леонида Десятникова — очень интересный композитор.
— Вопрос очень сложный: музыка вне политики?
— Смотря что понимать под политикой. Когда Кант говорил, что есть две истины — звёздное небо над нами и нравственный закон внутри нас — это философия или политика? Философия. А можно это сделать как политику? Люди живут без нравственного закона и не смотрят в небо, смотрят на землю и взрывают эту землю напалмом, убивают живущих на ней людей… Это же политика. Поэтому очень трудно отделить.
Музыка — это субстанция вечности, это язык Бога. Если предположить, что Богу плевать на нас, он посмотрит и скажет: как сейчас садану по этой планете, в ад её низвергну, потому что мой опыт не удался. И вдруг начинается, скажем, «Лунная» соната, она звучит, а Бог — меломан, и он опускает свою секиру, которой хотел высечь человечество с этой красивой планеты, потому что единственный, кто мешает планете развиваться, это человек. Вот это странное, двуногое, дикое существо.
Например, когда волки дерутся и один победил другого, то побеждённый подставляет победителю свою сонную артерию — кончай быстрее. И тот его отпускает. Через короткое время они могут даже ласкаться. Потому что есть инстинкт, возможно, какое-то странное понятие сострадания. А человек наоборот.
Видимо, происходят какие-то мутации, поэтому говорить о том, что музыка — это политика или нет, я не смогу, но могу сказать, что музыка, если бы только ей учили по-настоящему, если только она была одним из важнейших предметов, могла бы многое сделать. Даже и в политике.
— Вы очень часто говорите про эффект Моцарта, но я заметила, что в последнее время про вас говорят: эффект Казиника. Как вам кажется, в чем этот феномен заключается?
— Наверное, в том, что мне с детства удавалось найти те слова, те посылы, те эмоции, ласку, чувства, те парадоксы, которыми я сумел зацепить людей, открыть для них что-то очень важное, какое-то непередаваемое чувство любви.
Может быть, я мог бы очень много сделать, если бы государство немножечко помогло. Когда я, например, уже после 40 лет приехал в Швецию, то мы с Юрой Ледерманом тут же открыли театр в центре Стокгольма. И на спектакли стали записываться за год. Никому не пришлось ходить, убеждать. Пожалуйста, берите помещение, открывайте театр, если у вас есть идеи, государство вам поможет финансово.
Ну, во всяком случае, я думаю, что мне повезло. Так получилось, что я понял, как говорить, научился владеть интонацией, парадоксом, владеть мыслями, и память хорошая от мамы, поэтому те люди, к которым я пришёл, приехал, с которыми пообщался, начинают задумываться. И это очень важно.
25 мая, суббота, 13:00
СЕМЕЙНЫЙ КОНЦЕРТ «ЧУДЕСНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ МУЗЫКИ»
📍Концертный зал им. А.Хачатуряна⠀
⠀
26 мая, воскресенье, 19:00
КОНЦЕРТ «ТАЙНЫЕ ЗНАКИ КУЛЬТУРЫ С МИХАИЛОМ КАЗИНИКОМ»
📍Концертный зал им. А.Хачатуряна
Беседовала Дженнет Арльт