В Петербурге проходит двадцать третий международный фестиваль Earlymusic, посвященный старинной музыке и – по факту – старинному искусству вообще.
На этот раз почти всё можно видеть и слышать только в онлайн-формате. Но это не мешает организаторам делать нестандартные программы, которые, кстати, можно смотреть и в записи. Все они, так или иначе, прямо или опосредованно связаны с историей и (или) образом Петербурга.
Художественный руководитель фестиваля, скрипач Андрей Решетин всегда говорит, что
«это наш подход, когда современность – это результат каких-то обстоятельств, вопросов или событий, которые были 100 лет назад, 200, 500, 1000 и так далее. … Лучший портрет времени — его эстетика. Ведь в ней есть и небо, и земля, и преисподняя.
Самое главное — восстановить мышление эпохи».
Уже названия концертов могут отражать увлечение стариной. Об этом говорят два «Фехтования смычком”: концерты-состязания барочных скрипачей, Андрея Решетина и Марии Крестинской.
Один из концертов проходил в Мраморной столовой Гатчинского дворца, другой – во дворце Меньшикова. В Гатчине играли Сонату российского композитора Хандошкина (Решетин по праву считает этого композитора равновеликим его европейским коллегам) и «Дьявольские трели» Тартини (причем Крестинская сочинила каденцию).
Мария Крестинская: “Разнообразие, взрыв впечатлений – вот главный инструмент барокко!”
Во «втором тайме», по замыслу, в фехтовании сошлись север и юг, то есть музыка Баха (Партита ре минор для скрипки соло) и барочные итальянцы, мастера каприччио, а также Паганини (Вариации на тему Джованни Паизиелло “Nel cor piu non mi sento”).
Скрипачи подарили радость от игры на жильных струнах, которые, как известно, весьма капризны. Баха Решетин начал играть в маске трагика, аллегорически соотнося восемнадцатый век с нынешними тревожными реалиями, был задумчив в аллеманде и экспрессивен в чаконе.
Подход исполнителя по накалу потаенных – и не всегда потаенных – страстей почти не уступал итальянцам, да и сложности скордатуры тут немалые. Но одновременно Бах, обращенный, как всегда, к космосу, был диаметрально противоположен южным мастерам с их замысловатыми натисками кунштюков, как же, как рефлектирующий Хандошкин оппонировал декоративной виртуозности Тартини.
В двух «Фехтованиях» случилась «битва» композиторов-интровертов, философствующих в музыке, с композиторами-экстравертами, доблестно пускающими красивейшую пыль в глаза.
А вот что говорит Мария Крестинская, прочитавшая перед исполнением небольшую лекцию об итальянской скрипичной школе:
«так как это первый концерт, который я играла на трех разных скрипках подряд, с разным строем и разными смычками, могу сказать, что это задача достойная. Я готовилась к ее выполнению полгода…
Самым сложным моментом у Паганини для меня были двойные флажолеты, так как жильная струна постоянно меняет звуковысотность и, если ее невозможно настроить, то приспосабливаешься на ходу. К концу пьесы уже нет ни одной чистой квинты».
Перенастраиваться по ходу дела – и впрямь очень сложно, так что не зря скрипачка шутила после концерта:
«чувствую себя героем квеста +1000 к уровню и полный апгрейд».
Проект «Венера и Анакреон» предложил высокий стиль на плэнере. Держа в руках томики стихотворений Антиоха Кантемира и Михаила Ломоносова (их переводы любовной лирики Анакреона), Андрей Решетин и барочный актер Даниил Ведерников демонстрировали итоги многолетнего изучения истории фонетики русского языка, сопровождая чтение стихов восторженными комментариями.
Дело было в Гатчинском парке – и на прудах, и у огромного дуба, посаженного некогда Григорием Орловым, и в павильоне Венеры, там же чтецы выпили по бокалу вина с тостом Решетина «За старика Анакреона». Переводы звучали вместе со старинной музыкой, конечно. Ее на фестивале, как всегда, обеспечивает ансамбль «Солисты Екатерины Великой».
Ведерников, как известно, не только специалист по барокко, но и кулинарный знаток. Авторская лекция-концерт «Театр застолья: Искусство кулинарии и сервировки» – повесть о традициях европейского аристократического образа жизни 17-го-18-го веков и о принципе французской сервировки как особом спектакле. Это плод трудов теоретика-эрудита, обожающего историю приготовления еды и культуры обедов, и рассказ практика, который сам чудесно готовит по старинным рецептам.
На лекции в Мраморной столовой Гатчинского дворца мы узнали, ела ли Екатерина Вторая гуся в обуви, что такое идея иерархии в меню, почему мясо резали на весу, смысл слова антреме за столом и идею десерта как образа барочного сада. Ну, и старинный рецепт приготовления шпигованного мяса. Три музыкальные интерлюдии оттенили лекцию, как прекрасные букеты на столе оттеняют вкус еды.
Два показа барочного балета «Союз Ветра и Моря» прошли в реале на сцене Эрмитажного театра. Это вторая редакция «Союза», первая была на фестивале в 2017 году. Автором того спектакля был немецкий специалист по барочному танцу Клаус Абромайт, исповедующий сочетание глубоких знаний о прошлом с современной концептуальной игрой. Игра разворачивается на месте встречи балетной техники и балетной эстетики восемнадцатого века с привычкой петербургских интеллектуалов погружаться в реалии города на Неве как легендарного «окна в Европу» и шедевра градостроительства.
Вторую редакцию спектакля (с изменениями почти наполовину) сделал Константин Чувашев (Петербург), а танцевали участники «Санкт-Петербургского балета Анджолини». Спектакль-аллегория (в эпоху барокко обожали аллегории) поставлен на музыку сюиты Golovinmusiken, сочиненной для коронационного балета императора Петра Второго.
Почему у сюиты такое название? Граф Головин был российским послом в Стокгольме. музыка создана по его предложению шведским придворным капельмейстером Юханом Руманом. Была ли исполнена заказанная музыка на коронации, неизвестно, но 45 номеров существуют, хотя, как водится в эпоху барокко, без указаний на темпы исполнения, состав инструментов и количество музыкантов.
Тут, конечно, был простор для реконструкционного творчества «Солистов Екатерины Великой». В итоге играли скрипки, альт, виолончель, клавесин, контрабас, мандолина, флейта-траверсо, фагот, гобой и перкуссия.
И пел баритон Илья Мазуров, так как в балет вставили фрагменты двух опер и одной кантаты: солист был монстром одиночества (Рамо, ария Антенора из оперы «Дардан»), последним светом дня (Маттезон, ария Федро из оперы «Борис Годунов») и апофеозом успеха (Руман, ария из Застольной кантаты).
Костюмы Лилии Киселенко из современных материалов скорее тяготеют к «условной буффонаде» (ее слова), чем к дотошному воспроизведению прошлого, но, ежели хореография играет в барокко, то почему бы и одежде не поиграть? К тому же главным критерием стал не барочный крой, а удобство для танца. Сам танец сочетает все грани барочного стиля: трагический, галантный и комический.
Даниил Ведерников: «Несмотря на условность, смысл барочного жеста понятен»
Новая версия балета посвящена Петербургу как городу на воде, в прямом и переносном смыслах, но не только. Есть еще разговор о диалектике городского развития. Первая часть балета рассказывает о силах природы и изначальных стихиях, вторая – о мире человеческого гротеска, третья – о благородности как причине и итоге усилий.
Танцуют ветры и волны, Посейдон и нереида, пороки и пять чувств, Эрот в облике Пульчинеллы и условный царь Петр со свитой, воплощающей идеи вдохновения, сноровки и исторического дерзания. Сочиняя менуэт, бурре, гавот, хорнпайп и сицилиану, Абромайт и Чувашев сочетают аллегорическую риторику с точностью пластического рисунка: ведь в барочном танце значение имеет каждый жест, каждая поза и каждый поворот головы.
Введение в балет довольно высоких поддержек и больших батманов не помешало исполнителям демонстрировать истинно барочные заноски, пируэтики, плие и рон-де-жамбы, выстраивать почти полную выворотность стоп в щегольской обуви, шлифовать особые положения кистей и пальцев. Финальная большая жига обусловлена текстом нового либретто:
«Все качества сошлись в один балет. Один лишь шаг остался неизвестен. Его ни выучить нельзя, ни сочинить. Весь смысл искусства — привести к нему. Но только он выводит за предел. И сколько б не было трудов и испытаний, лишь он дарует жизнь и смысл, и свет. Пусть будет ему имя Mittelmarsch — шаг в центр, к началам слов».
Фестиваль закрывается 20 октября премьерой мелодрамы чеха Антона Бенды «Ариадна на Наксосе». Это, как гласит анонс,
«сочетание барочных жестов, декламации, немецкого языка и музыки XVIII века с индустриальным интерьером пустого цеха бывшего завода «Севкабель».
Тезей в исполнении Клауса Абромайта предстанет на фотографиях….и в аудиозаписи — так он сможет соблюсти идеальную социальную дистанцию с покинутой им Ариадной».
Опера написана в 1775 году, как «произведение для двух драматических актеров и большого оркестра». Бенда назвал свой опус дуодрамой. Каждая фраза текста иллюстрируется и эмоционально углубляется краткой музыкальной фразой.
Специально к фестивалю выпущена книга в серии «Вокальная билингва» где даны оригинальный текст либретто и перевод на русский язык.
Майя Крылова