Мария Крестинская о музыке французского барокко и благотворительном концерте в пользу фонда AdVita.
— Не так давно я была на концерте барочной музыки, где, пока все исполнители из разных стран играли по отдельности, все было хорошо. Потом они все вышли на сцену вместе, и сразу стало слышно, что вместе они не звучат: слишком разные исполнительские школы. При этом каждый из них настоящий музыкант и искренне и горячо привержен исторически информированному исполнительству. Отсюда вопрос, который вам, наверное, задают постоянно: откуда вы знаете, что все должно было звучать именно так?
— Говорить о том, что мы точно всё знаем, конечно, нельзя. Но что-то мы знаем точно. Остались рукописи партитур, трактаты и руководства для исполнителей. Остались старинные органы и духовые.
Когда начали по-настоящему изучать их темперацию, когда стало понятно, что для них чистых квинт не подразумевалось, – вот тогда по-настоящему задумались, как же должна была звучать мезотоника, музыка, написанная до того, как Бах создал свой «Хорошо темперированный клавир» и современная темперация начала свое победное шествие.
Если существовали произведения, написанные для корнета или сакбута и струнных, значит, и струнные должны были быть настроены по-другому, иначе они не могли бы играть вместе.
— Вообще, как я поняла, строем никто не ходил, в каждой стране, каждом типе музыки был и свой строй, и свои особенности, и даже «ля» было настроено у всех по-разному, не то что сейчас – 440 герц, и всё.
— Да, так и есть: в Северной Италии строили выше, на 460-465 герц, это мы по органам знаем. А в Южной Италии и Франции, например, очень низко, на 392 герца, и в Германии этот строй тоже использовали для опер, притом что в той же Германии органы, как правило, строили на 415 герц.
Сохранилось много инструментов разного строя, поэтому, конечно, важно знать, где и для кого было написано то или иное произведение…
— …звучало ли оно на пределе человеческого голоса и должно было знаменовать полет ангелов, и или в комфортном диапазоне и рассказывать некую житейскую историю. Хорошо, о другой темперации нам рассказывают сами инструменты. А обо всем остальном?
— Например, о том, как эти инструменты держали, мы видим по картинам – их сохранилось много, с большим количеством подробностей. И мы можем соотнести изображенное на картине, написанное в партитуре с теми инструментами, что сохранились.
К примеру, сохранились смычки, которые появились еще до того, как изобрели винты, и натяжение нужно было регулировать большим пальцем. Есть танцевальные смычки, они короткие.
Мы видим, как начинается в эпоху Тартини удлиняться смычок – еще бы, ведь вошли в моду легато и кантилены, коротким не сыграть.
Сохранилось невероятное количество записей мастеров с самых давних времен: какое должно быть дерево, какой должен быть у смычка вес, как этот вес распределяется, где у него центр. Даже по одному этому предмету мы можем очень много понять о музыкальной культуре и исполнительской технике того времени.
— В чем особенность именно французского барокко – и особенность построения программы «Музыка для короля»?
— Это любопытная история: музыка, написанная для короля, для двора, но не церемониальная. Она была написана не для утилитарных целей, только для удовольствия, для развлечения. И еще одна важная вещь: эта музыка – часть чего-то большего: балета, маскарада, званого вечера.
Понимаете, музыка – это только слух. А балет и его барочная машинерия – для глаз, а если еще и фейерверки припомнить и различные трюки с запахами – еще и для обоняния и осязания и прочих чувств. Разнообразие, взрыв впечатлений – вот главный инструмент барокко!
Посмотрите фильм «Ватель»: его создатели постарались воспроизвести все фейерверки, которые были придуманы в то время. Или знаменитые спецэффекты, когда герои несутся по облакам, а сцену заполняет бушующий океан!
— Кто-то замечательно сказал, что современный аналог барочной оперы – открытие Олимпийских игр. Помните, как Дэнни Бойл поставил открытие Лондонской олимпиады, и там все время что-то вырастало из-под земли или спускалось по облакам?
— Да, похоже. Некое мироздание, которое создается у нас на глазах, астрономический универсум. К примеру, увертюра, начало всякого спектакля – это выход короля. Конечно же, все, написанное при дворе Людовика XIV, вертится вокруг короля. Он Солнце, он центр мира. Правда, Солнце тогда еще относили к планетам, но это не мешало всем планетам вращаться вокруг него.
В нашем концерте увертюрой будут «Колокола Святой Женевьевы» Марена Маре для скрипки, виолы и континуо. Помимо того что это великая музыка сама по себе, это одна из первых пьес, написанных для скрипки. Маре вообще писал для виол, был знаменитым виолистом и очень любил и знал этот инструмент. И все же написал для скрипки две пьесы!
Мы этим очень гордимся, для скрипачей это начало. После этого выходит наш герой – олицетворение короля. Он и будет вести себя как король! Даниил Ведерников занимается исторической декламацией, он постарается воспроизвести звучание великой французской поэзии XVII века.
Мне бы не хотелось заранее раскрывать интригу и драматургию этого вечера, но, поверьте, каждое следующее произведение сцеплено с предыдущим не просто так.
Приведу только один пример. Мы будем играть соль-минорную сонату Франсуа Франкера. Это уже довольно позднее барокко, и там Франкер меняет стандартную последовательность частей. Казалось бы, просто меняет местами два танца, куранту и алеманду. Но от этой перестановки первая часть становится трагической преамбулой, которая как бы забегает вперед и предупреждает, что просто так все не кончится. И когда потом все вроде бы начинается с радужного оптимизма и светлой гармонии, тревога уже поселилась в нашем сознании – и мы ждем, что трагедия вернется…
Французская барочная музыка – это настоящая драматургия, театр, представление. По сравнению с театром классицизма, с которым она существует параллельно, ей гораздо больше позволено говорить о чувствах, о смятении, ей позволено проговаривать то, чего не может позволить себе высокий герой трагедии.
Это сочетание невероятной элегантности и гармоничности формы с невероятно сильными впечатлениями и переживаниями – и мы приглашаем их разделить.
Пресс-служба фонда AdVita