В Нижегородском театре оперы и балета имени А. С. Пушкина представили новую сценическую версию шедевра Ж. Бизе.
Ставить или не ставить «Кармен»? Вот в чем вопрос, преследующий художественное руководство буквально каждого оперного театра мира.
Придумать действительно новый постановочный ход кажется делом почти немыслимым, но зритель по-прежнему жаждет увидеть любимый оперный хит, в очередной раз насладиться призывами к Любви в Хабанере («L’amour, l’amour…»), блестящими куплетами Тореадора. И так называемая провинция в этом плане ничем не отличается от столиц и «метрополий».
История роковой обольстительной цыганки сверхпопулярна, и все знают «секрет» ее успеха. Мог ли автор идеи, Проспер Мериме предполагать, что благодаря музыке его Кармен будет олицетворять свободу, и не только сексуальную? Женщина доминирует над мужчиной и над мужчинами, и не просто над мужчинами – над солдатами, теми, кто уже в силу своего социального статуса призван осуществлять насилие.
Эротическая энергия «Кармен» пропитывает театральную атмосферу наших дней, подсказывая постановщикам интересные, хотя и просчитываемые во многих случаях решения.
Памятная всем постановка Ростислава Захарова в Большом театре с Еленой Образцовой в главной роли вспоминается сегодня как невинная классика. В «Кармен-сюите» Матса Эка главная героиня представлена «священным животным»: движимая инстинктами, она буквально вынюхивает свою жертву. Дмитрий Черняков отправил Кармен (Стефани д’Устрак) на стажировку в психиатрическую клинику; заведение специализируется на лечении мужчин, переживающих кризис среднего возраста.
У Константина Богомолова цыганка «перепрофилируется» в юную еврейку из Одессы – источником вдохновения послужил, разумеется, еще один легендарный женский персонаж c неоднозначной репутацией, Сонька Золотая Ручка.
Британец Эдвард Дик вдохновляется стилистикой некогда культового журнала «Playboy». Героиню (Кристал Э. Уильямс) он помещает в захудалый клуб с занавесками из бисера и с блестящим диско-шаром – действие происходит в какой-то американской дыре, а в сомнительном заведении тусуется местный гарнизон. Кто-то восхищается неисчерпаемостью человеческой фантазии, кто-то сетует на воцарившуюся в опере вакханалию безответственности, но если вы хотите вызвать ажиотаж – ставьте «Кармен» и зовите на огонек оперных критиков!
И здесь стоит сказать пару добрых слов о Нижегородском театре. В этом оперном доме живое дыхание современности существует в гармонии с хорошим вкусом, проявляющимся не в последнюю очередь в удачном выборе постановщиков. На сей раз миссия была доверена Елизавете Мороз, и ставка на молодость уже известного своим талантом и почерком режиссера сыграла – не в последнюю очередь благодаря творческой свободе, с которой сотворен спектакль.
Прелесть постановки заключается, собственно говоря, в том, что ее автор без стеснения реализует свои желания, заставляя зрителя испытывать удовольствие даже тогда, когда тот не всё до конца понимает. Взять хотя бы самую концовку спектакля, когда множество молодых людей, обнявшись, издают громкий вопль. Возникающий эффект переворачивает восприятие и вместе с тем подвешивает в воздухе классическое: «Чего орем?».
Быть может, тем самым нас хотят переадресовать от невсамделишности оперных страстей к некой реальной жути? Ответа на подобные вопросы мы не получаем.
А надо сказать, что спектакль получился и правда невсамделишным, театральным. И то верно: глупо ведь трактовать историю Кармен сегодня хоть сколько-нибудь реалистически. Елизавета Мороз находится в той счастливой стадии своего творческого развития, когда спектакль можно лепить «из себя», из своего жизненного опыта и собственной натуры. В итоге титульная героиня несет заметный отпечаток ее ego, а все сценические фантазии связывают не столько сюжет или музыка Бизе, сколько личность хозяйки этого своего рода «балаганчика».
Так бедняжке Кармен пришлось освоить новую профессию: теперь она режиссер, по ролям расписавший события окружающей ее жизни и подглядывающий за происходящим. Оставаясь при этом в центре внимания: Кармен-актриса, словно кошка, старается поймать своим телом свет прожектора, который играет с нею.
Ольга и Елена Бекрицких придумали героине достойное одеяние. Это вовсе не «цыганщина» – стильное черное бархатное платье обнимает точеную фигуру Натальи Лясковой, а черные чулки с подвязками, как показалось, отсылают к декадансным образам Ренаты Литвиновой.
Еще одна деталь, усиливающая ощущение невсамделишности и скрытой до поры до времени жути, – трехуровневые конструкции уже навсегда закрывшейся театральной мастерской. Эти монументальные «железяки», служащие и декорациями, и местом действия – плод фантазии художника-постановщика Дениса Шибанова. Напоминают они лестничные клетки, но при этом не так просты.
Расположенные по бокам головы быков поначалу смотрятся чем-то вроде виньеток, но в финальной сцене воспринимаются уже как рок, довлеющий не только над Кармен, но и над зрителем: реквизит начинает движение к краю сцены, и кажется, что эта архитектурная махина, внезапно превратившаяся в гробницу в египетском или вавилонском духе, вот-вот задавит главных героев и рухнет наконец в зрительный зал.
Заслуга в создании такого киноэффекта принадлежит Александру Романову, немало потрудившемуся над созданием собственного, светового измерения в драматургии спектакля.
Кармен движет всем: не только другими актерами, но, кажется, даже светом и мобильными декорациями. Уже в начале оперы она вдыхает жизнь в «замученных жизнью» унылых коллег по сцене, а в дальнейшем творит на этой сцене все, что захочет: играет с людьми, сама с собой (привязывает себя веревками к бутафории, тащит за собой занавес, подобно вуали); словно не обращая внимания на публику в зале, предается разнообразным физическим удовольствиям.
От первородной непосредственности образа – предполагаемой, например, в сцене драки из первого действия, – здесь не остается и следа. Кармен Елизаветы Мороз хитра и изворотлива. Она катализатор и провокатор всех событий: вот она «случайно» подкидывает женский парик в группу актрис, а те, как доверчивые курицы, начинают потасовку.
Даже в массовых сценах фигура Кармен всегда высвечена. На вечеринке в трактире «Лилас Пастья», среди безумного вихревого танца цыганок, массовка моментально, по-киношному, на несколько секунд замирает, стоит только появиться на авансцене Карменсите с ее песней. Такова власть этой femme fatale, что все окружающие превращаются в ее декор.
Наталья Ляскова прекрасно вжилась в роль своей всем известной, но своеобразно трактованной героини. Тембр ее голоса завораживающий, с оттенком бархатного темно-красного вина. При этом даже в сольных хитах актриса постоянно движется, что нисколько не сказывается на интонации и дыхании. И шарм французского прононса, разумеется…
Хозе (Иван Гынгазов) не просто уступает Кармен, а является для нее забавной игрушкой. Глупый солдафон-очкарик с внешностью ботана; не в силах выучить свои реплики, он обречен всякий раз появляться на сцене в компании суфлера. И лишь когда Хозе решается стать свободным, начинает говорить то, что идет от его сердца, суфлер исчезает.
Заметно и внешнее перевоплощение: исчезают очки, обретается брутальное пальто, а Кармен гримирует своего «героя» – ведь шрамы украшают мужчину. В голосе тенора с этого момента нарастают экспрессия и страсть, о существовании коих мы поначалу не подозревали.
Микаэла (Венера Гимадиева) – идеальная пара Хозе, такая же заучка-отличница, тоже очкарик. Очки помогают героям проникновенно, но все же по-дружески читать письмо матери солдата. Мягкое сопрано Гимадиевой обладало нужной силой там, где это было необходимо; в арии из третьего действия голос певицы звучал нежно и чисто, сияюще.
Эскамильо в этом театре существует сам по себе: в отличие от многих классических постановок, Кармен он не пара. Тем не менее это не лишает его эффектности поп-звезды, сводящей с ума бесчисленных девиц. Бас-баритон Гарри Агаджаняна звучит пылко и страстно, ему удается пленить не только означенных девиц, но и «простого зрителя» в зале.
Если кто не знает, дирижер Дмитрий Синьковский известен во всем мире как аутентист, отсюда и не «аутентичные» для оперы Бизе сверхбыстрые темпы. Исполнительнице главной роли приходится в таких условиях порой несладко, но мы живем в век скоростей, и к тому же подобной напор под стать фантазийной энергии сценического действа. Оркестр моментально реагировал на жесты своего предводителя, звучал сочно и ярко, порой даже оглушительно.
Многочисленные хоры в этой постановке – не просто поющая массовка. Каждый подобный номер сделан индивидуально, с придумкой. К примеру, известный хор мальчиков Елизавета Мороз превратила в хор верных жен, готовых сопровождать своих мужчин в походах и всюду им прислуживать.
Возможно, кто-то из проницательных читателей догадался, что в финале оперы, когда напряжение достигает своего апогея, происходит «чудо» – режиссер Кармен не умирает. Настоящая экстремалка (или, может быть, экстремистка?), она хотела по-мхатовски прожить свою смерть и испытать катарсис. Чего и достигла.
По окончании представления прозвучали голоса, что итогом новой версии оперы стал хэппи-энд. Так оно, пожалуй, и было, если не принимать во внимание ту порцию «жути», которая его сопровождала (смотрите о ней выше, если хотите прочитать эту рецензию несколько раз).
Анна Коломоец