С разницей в три месяца Парижская опера и фестиваль в Экс-ан-Провансе показали две оригинальные постановки русского оперного режиссера Дмитрия Чернякова.
Если на сцене «Опера Бастий» он выступил в более привычном для себя амплуа первооткрывателя русских оперных шедевров, поставив «Снегурочку» Римского-Корсакова, то на знаменитом фестивале в Провансе была показана новая, необычная и трогательная, постановка «Кармен» Бизе.
Если бы нечто подобное было сделано с любой из русских опер в России, то у нас бы уже кричали «надругательство!», трясли иконами и призывали священников дать оценку творчества режиссера.
Но французы пришли в неистовый восторг от нового взгляда на их оперную классику, все билеты были распроданы, невероятный успех сопутствовал всем представлениям до самого конца фестиваля.
Впрочем, и «Снегурочку» парижане принимали очень тепло. Убедившись в этом лично, а не по трансляции (сейчас критики не гнушаются писать после просмотра спектакля по телевидению), я вновь задумался о том, почему Дмитрия Чернякова фактически выдавили из нашего театрального поля и почему он так популярен на Западе, где, и это уже очевидно, невозможно продержаться так долго только на гребне моды или популярности у критиков.
Недавний скандал с отменой балета «Нуреев» доказал, что государство и власть сегодня в России не хотят видеть на главных сценах страны именно тех художников, которые создают «новые смыслы» в быстро меняющемся обществе.
Большой театр отменил премьеру балета Кирилла Серебренникова “Нуреев”
Таких художников у нас и так мало: Черняков, Серебренников, Богомолов… Боюсь, что список на этом заканчивается. И, как мы видим, двум из них уже отказано в возможности творить эти новые смыслы на государевых сценах.
Поскольку о драматических режиссерах много и плодотворно рассуждают театральные критики, мне кажется важным понять, в чем феномен Дмитрия Чернякова, который с момента постановки своего первого спектакля в 1998 году в Новосибирске совершил, наверное, самый головокружительный подъем на мировой театральный Олимп.
Вадим Журавлев. “Герой нашего времени. Дмитрий Черняков и другие оперные режиссеры”
Стоит вспомнить, что история оперы фактически не знала ни одной абсолютной победы ни с «Кармен», ни со «Снегурочкой». Этот материал был слишком сложен для театра, его ставили как живые картинки, в которых певцы исполняли шедевры вокальной классики.
И то, что сегодня подряд эти две постановки произвели столь громкую сенсацию, заставляет задуматься об успехе режиссера и попытаться разобраться в причинах его успеха. Попробуем создать путеводитель по спектаклям Дмитрия Чернякова.
Концепция
Сегодня в мировой опере уже никого не удивить концепциями, они создаются так же легко, как твиты или подписи в Инстаграме. На сцене многие из них выглядят бледно и постоянные нестыковки, действительно, вызывают смех или раздражение.
Дмитрий Черняков сегодня один из немногих на оперной сцене не просто придумывает новую концепцию, а полностью переосмысливает сюжет, пропуская его через себя. Он всегда ставит для себя, как, впрочем, и все другие режиссеры. Но именно у Чернякова всегда хватает времени на то, чтобы все продумать до мельчайших подробностей и сделать так, чтобы основная тема оперы, то, что хотел выразить композитор, вдруг высветилось еще более очевидно и трагично. И здесь он становится вровень с авторами оперы.
Судите сами. В «Снегурочке» юную деву родители отправляют в лагерь, где в общем-то почти сумасшедшие патриоты одеваются в исторические костюмы, поют гимны, пляшут хороводы – разве что крестный ход не устраивают.
Но они все очень озадачены этим походом за стариной, приливом патриотических чувств, в котором угадывается без труда сегодняшняя Россия.
В этом обществе царят совсем недобрые отношения, здесь торжествуют бесчувственные и злые Купава и Лель.
Естественно, юной Снегурочке уготована роль жертвы, она просто не может выжить в этом обществе двойных стандартов и корыстных людишек. Страшным погребальным воем, а не гимном солнцу, звучит финальный хор.
В «Кармен» жена-мещанка Хозе, устав от его депрессии, приводит его в клинику, где практикуют иммерсионный театр. Немного смешно? Но это только начало. Как и в случае со «Снегурочкой», вдруг на сцене начинает происходить то, что выпадает из плоскости любого описания: нанятая актриса Кармен вдруг понимает, что разбудила нешуточные чувства в депрессивном Хозе.
С каждым действием накал страстей нарастает так стремительно, что этот снежный ком уже не может остановить ни директор пансионата, ни жена, решившая повлиять на мужа изнутри экшна, исполняя роль Микаелы.
И хотя спектакль оканчивается тем, что актриса-Кармен остается жить, ведь рубит ее пациент-Хозе бутафорским ножом, мы видим, что оба героя сломлены и разбиты, великая сила любви, проскользнувшая между ними молния, сметает их обоих и не оставляет надежды. А в храм иммерсивного театра приводят нового Хозе…
Как и другие спектакли Чернякова, две французские постановки только помогают нам понять замысел композиторов, хотя и не пытаются сделать это обязательно по ремаркам композиторов. Становятся ли они от этого хуже? Вряд ли. Ведь помимо концепции есть еще и
Метод и воплощение
Всегда смешно читать, когда творчестве режиссера Чернякова противопоставляют, ну, скажем, творчеству Покровского. На самом деле, если есть сегодня оперный режиссер, который так откровенно и талантливо наследует лучшим представителям советской оперной режиссуры, то это точно наш герой.
Посмотрите любой спектакль, как проработана роль каждого персонажа, как осмысленно и со знанием дела ведут себя в его спектаклях хористы. Постдраматический театр на поверку оказывается тем самым, как его принято называть консервативными любителями оперы, «настоящим» и в хорошем смысле традиционным психологическим театром.
Другое дело, что он вновь отталкивается в передаче этой осмысленности не от авторских ремарок, а от своего взгляда и внутреннего переживания.
И еще одна важная особенность, которую я уже неоднократно называл «магическим реализмом». Прямолинейной правдолобости реалистических спектаклей Черняков противопоставляет невероятную и истинную связь с музыкой, когда именно музыкальная составляющая выходит на первый план, заряжая сцену, актеров и зрителей своей иррациональной магией.
В «Снегурочке» в качестве яркого примера сразу вспоминается дуэт героини с Весной, в которой оживает мрачный лес на сцене, кажется, сама чаща надвигается на хрупкую блондинку, чтобы поглотить ее и спасти от трагической гибели.
В «Кармен» режиссер видит то, что никогда не бросалось в глаза другим: начало четвертого акта оперы музыкально вдруг превращается в стремительный дайджест всех предыдущих событий, который вдруг проносится перед глазами как напоминание о тех событиях, которые привели к ужасающей развязке.
Поставить «Кармен» – это решить две важные задачи. Что делать со всем массивом хоровых сцен, приплясывающих и перекрикивающихся торговок, работниц табачной фабрики, детей…
В свое время в поиске режиссера для постановки этой оперы в Большом театре я обращался к нескольким выдающимся театральным мастерам. И все отказывались именно потому, как сказал покойный Люк Бонди, что совершенно не понимает, что сделать с этой лавой музыки, погребающей под собой всякий настоящий театр.
Черняков легко справляется с этой проблемой, в его спектакле шум рыночной площади или драка табачниц не отвлекает зрителей от развития сюжета, а создает напряжение, которое заставляет не забывать о самом главном на сцене.
Его сотрудники психиатрической клиники, участвующие в спектакле по «взбадриванию» Хозе, выполняющие свою работу как любой западный чиновник с улыбкой на лице и со смайлом на листочке («computer said no»), становятся жуткими предвестниками предстоящей трагедии.
Дмитрий Черняков: «Я ставлю русские оперы не потому, что я из России»
Другая важная проблема при постановке «Кармен» – это решение образа Микаелы. Как мы понимаем, в треугольнике Кармен-Хозе-Эскамильо она изначально лишняя, например, Питер Брук вообще выбросил ее из своего спектакля за ненадобностью. Юрий Любимов тоже собирался выбросить, но спектакль так и не поставил.
А Дмитрий Черняков нашел решение с любящей женой, которая сама приводит Хозе за руку в клинику, а потом, не удержавшись, врывается в спектакль, чтобы превратить свою знаменитую арию в монолог об ушедшей любви.
В «Кармен» сопрано Микаела нужна была композитору, чтобы противопоставить нечто ангельское брутальному меццо Кармен. Точно так же и Купава в «Снегурочке» должна была своим земным «дьяволизмом» оттенять божественность главной героини.
На ум приходит классическая схема «Тангейзера» Вагнера (это опера пока только в планах Чернякова): богиня и дьяволица борются за душу отважного героя. Но для Дмитрия Чернякова это слишком прямолинейно.
И если в «Снегурочке» трудно быть на стороне мерзкой-гламурной Купавы, то уж Кармен и Микаела всем своим образом точно доказывают: в каждой женщине бурлит эта смесь, и кто в состоянии приклеить этим женщинам ярлык «сосудов дьявола» или херувимов?
Поэтому, в отличие от Питера Брука, назвавшего свой спектакль по опере Бизе «Трагедия Кармен», спектакль Чернякова должен точно называться «Трагедия Хозе».
Содержание
Понятно, что любой спектакль режиссер ставит о себе и своем взгляде на мир. В творчестве нашего героя есть лейтмотивы, которые повторяются часто в разных спектаклях. Плохо это или хорошо? Трудно дать ответ, но любой из этих лейтмотивов стоит на своем месте и придает смысл спектаклю в тот момент, когда он появляется. Главными остаются два из них.
Лейтмотив №1. Дом, семья, замкнутое уютное пространство, семейный круг, в котором все должны быть счастливы. Но именно замкнутость рождает подводные течения, приводящие порой к необратимым процессам.
Сюда же можно отнести и многоквартирные дома из ячеек, стеклянные лабиринты, в таких конструкциях проблемы домашнего очага только множатся и тиражируются. Открытое пространство как противовес замкнутому. Вырвавшись на волю или столкнувшись с теми, кто пришел в «дом» извне, герои оказываются беззащитными, и все, что может произойти плохого в их замкнутом мире, немедленно происходит.
Лейтмотив №2. Невозможность любви и длительных человеческих отношений. Они могут быть прекрасными где-то в воспоминаниях, во сне, но не сегодня и не сейчас. Вся жизнь превращается в бессмысленную борьбу за них, поиск недоступного счастья.
Снегурочка, попав из маминого школьного класса на поляну псевдо-беренедеев, немедленно демонстрирует свою детскую неприспособленность к жизни в социуме со всеми его подводными камнями.
Хозе, оказавшись в замкнутом пространстве санатория, вместо того чтобы выздороветь, окончательно гибнет. Оба они тянутся за настоящей любовью, которая на поверку оказывается всего лишь утолением чьих-то прихотей или игрой нанятой актрисы, пускай и очень талантливой.
Публике в любой стране мира хочется видеть счастливые финалы, но когда они не случаются, то люди в той же Франции готовы задуматься, пораскинуть мозгами над тем, что им предлагает режиссер.
У нас же теперь обычным делом стало хамство в зале. Во всяком случае, именно так и было на последнем большетеатровском спектакле Чернякова – «Руслане и Людмиле» Глинки.
Глинка по-Большому. Черняковский «Руслан» как зеркало русской реакции
Кастинг и актеры
Ни один режиссер в мире сегодня не уделяет такое внимание подбору актеров, как Дмитрий Черняков. Возможно поэтому в его спектаклях было так много невероятных именно актерских работ, когда оперные певцы вдруг открывались в сценической ипостаси. Достаточно вспомнить великое перевоплощение его Леди Макбет – Виолеты Урманы.
У Чернякова целая когорта таких певцов, которые приносят на оперную сцену настоящую актерскую игру, которой позавидовали бы многие сторонники системы Станиславского. К счастью, две французские постановки принесли новые открытия в команде Чернякова.
В парижской «Снегурочке» никогда не забыть актерские достижения Елены Манистиной (Весна) и Мартины Серафин (Купава). Режиссер вообще хотел наполнить этот спектакль многими знаменитыми актерами западной школы, но из-за проблем с русским языком от этой идеи пришлось отказаться.
Совершенной уникальный дуэт предстал в «Кармен», где трудно даже сказать, кто был лучше: Кармен в исполнении Стефани д’Устрак или Хозе, которого пел Майкл Фабиано.
Спектакль вообще играется на крупных планах, он немного кинематографичен, его легко показывать по телевизору. Во всяком случае, я был рад сидеть во втором ряду и видеть все мельчайшие подробности мимики, развития образов, выполняемых поющими актерами совсем непростых задач, поставленных перед ними режиссером.
Вообще здесь что ни сцена, то шедевр. Назовите любую – квинтет контрабандистов, сцену гадания, танцы с кастаньетами – каждый раз все поставлено и сыграно практически идеально.
При этом, поскольку идея режиссера сбить пафос и заставить певцов не играть «настоящих» цыган, табачниц или матадоров, какая-то настоящая искренность все время захлестывает сцену и передается в зал. Как только артистам не надо изображать никого, кроме себя, они перестают чувствовать зажим и отдаются любимому делу без оглядки.
Результат потрясающий, не всегда он передается с помощью видеозаписи или телетрансляции. Но сидя в зале ты невольно ощущаешь, как начинаешь сопереживать спектаклю. И в этом тоже огромная заслуга режиссера: он умеет воздействовать практически на любой зал. Ну, кроме тех, где до сих пор работают купленные клакеры или публика просто не умеет себя вести!
Выстроенный и отшлифованный спектакль «Кармен» показал мастерство режиссера: если в антракте в фойе люди еще и критиковали что-то из увиденного (не может все быть идеально, мне тоже не очень понравилось появление «французского омона» на сцене), то в финале зал просто неистово выражал свой восторг.
Команда
Важной составляющей работы Дмитрия Чернякова являются его взаимоотношения с коллегами. У него прекрасные соратники: Елена Зайцева, Глеб Фильштинский, Екатерина Моченова. Он всегда старается найти общий язык со всеми в театре. Его обожают массовые коллективы, интенданты…
Сложными для него путями он приходит к компромиссу с дирижерами. Если не считать скандала в «Ла Скала» и отказа Тугана Сохиева работать над «Снегурочкой», я не могу припомнить, чтобы кто-то не хотел с ним работать. Кстати, замена Сохиеву в лице Михаила Татарникова оказалась очень слаба и недостойна уровня спектакля. А вот в «Кармен» Пабло Эрас-Касадо стал достойным музыкальным руководителем спектакля.
Театральное чутье, которым очевидно обладает Дмитрий Черняков, помогает любому дирижеру стать полноценным участником оперного спектакля. Именно поэтому его не зовут даже в Пермь, ведь мы же понимаем, что Теодору Курентзису неинтересно работать с теми, кто «перетягивает» одеяло успеха на себя.
«Кармен» в Эксе вновь доказала, что успех Чернякова в «нерусском» репертуаре – «Парсифаль» Вагнера в Берлине, «Лулу» Берга в Мюнхене – не случайно имели такой успех.
Нашему соотечественнику есть что сказать и в западном репертуаре. Что делает его желанным гостем в любом оперном доме мира.
Ну, а нам тут остаются жалкие потуги в виде большетеатровских «Снегурочки» и «Кармен», или спектакли Мариинского, все больше превращающиеся в костюмированные концерты для гламурных звезд.
Кстати, именно опера «Тристан и Изольда», поставленная много лет назад совсем юным режиссером в Мариинском, в следующем сезоне будет на повестке дня во вновь открывающемся историческом здании Берлинской государственной оперы.
Если вспомнить, что переработанный юношеский «Китеж» стал намного интереснее на нынешнем этапе творчества режиссера, то и «Тристан» обещает стать новым событием.
Вадим Журавлев, Париж – Экс – Москва
zhuravlev.co