Профессор Российской академии музыки имени Гнесиных и Московского государственного института музыки имени А. Г. Шнитке, заслуженный деятель искусств Российской Федерации Вера Борисовна Носина — о педагогике, современной молодежи и любимых пианистах.
— Вера Борисовна, до пандемии вы давали мастер-классы в Польше, в городе Саноке, где проходил фортепианный форум. Как вам работалось с иностранными студентами? В чем их отличие от русских ребят?
— Да, были пианисты из Европы: англичанин, несколько немцев, а в основном — поляки.
Наши ребята, конечно, отличаются тем, что у них хорошая школа. Они умеют работать с текстом и обладают базовыми пианистическими навыками. Мои занятия в ряде случаев сводились к тому, чтобы помочь ученику прочесть текст: что хотел сказать композитор и как это передать в исполнении.
Например, Этюд-картина Ми-бемоль мажор Рахманинова. Когда начинаешь объяснять, о чем, собственно, эта музыка и как она должна звучать, — колокольные звоны, ярмарка — иностранные ученики удивляются. Оказывается, эта музыка — как картина. Но ведь и название опуса — Etudes-Tableaux, то есть Этюды-картины. Значит, эту картину надо нарисовать звуками — это им не приходило в голову. Семантика музыкального языка не очень у них принята.
— Немного поверхностное отношение к музыкальному материалу?
— Больше внимания уделяется правильному тексту и тому, чтобы достаточно хорошо пианистически все сыграть. Но, как правило, «хорошо пианистически» очень зависит от того, понимаешь ли ты, что играешь, или не понимаешь.
Это свойство именно русской педагогики: все технические моменты должны быть основаны на понимании смысловой стороны музыки, и тогда гораздо легче все делается. Поэтому бывали случаи, когда человек вроде бы все играет, но играет не о том, что написал композитор.
Но в целом уровень иностранных ребят вполне хороший, и даже те, кто относились к работе над пьесой не очень внимательно, быстро приноравливались и понимали, что к чему. Это радует — когда после урока ученик играет осмысленно. Специфика мастер-классов состоит в том, что надо работать достаточно быстро и очень точно, чтобы достичь хорошего результата; надо, чтобы получилось сейчас, на уроке.
— Возможно, тема музыкальных конкурсов себя исчерпала, но разговаривая с вами, — человеком, воспитавшим не одно поколение музыкантов и лауреатов, — не могу не спросить вас о конкурсах. Как вы к ним относитесь?
— Такое наше время. Если ты хочешь вообще как-то пробиться дальше — приходится играть на конкурсах.
Существуют исключительные ситуации, знаменитый яркий пример — Евгений Кисин, который никогда не играл на конкурсе, или Александр Игоревич Сац — замечательный музыкант, который тоже в конкурсах не участвовал.
В большинстве случаев сами студенты хотят играть на конкурсах, чтобы посмотреть: что ты можешь, сравнить себя с другими, посоревноваться, закалить нервную систему. У молодежи дух соревнования довольно часто ярко проявляется на конкурсах. Кроме того, вся система мировой педагогики сейчас в основном нацелена на конкурсные соревнования — может, это и нехорошо, не знаю…
Я сейчас вспомнила интересный случай. У нас преподавала Мария Степановна Гамбарян, 1 октября ей исполнилось 95 лет, она до сих пор играет. Выглядит… не дай Бог сглазить. И вот у меня юбилей — 70 лет. Я решила отметить его тем, что выступлю на конкурсе в Литве, вновь прочувствую состояние конкурсанта.
91-летняя пианистка Мария Гамбарян исполнит произведения Шопена в петербургской Капелле
Я сказала об этом Марии Степановне — она как раз занималась в классе после меня, — на что она ответила: «Ой! Я тоже хочу, я же не лауреат». Хотя она заслуженная артистка России и Армении, профессор академии Гнесиных.
У Марии Степановны тоже был юбилей — 85-тилетие, и мы с ней поехали. Она была страшно довольна тем, что сыграла на конкурсе, получила Гран-При — я тоже получила Гран-При. Мы играли несколько концертов, выступали в Музее М. К. Чюрлениса и в других залах, Мария Степановна просто цвела!
И вот — как относиться к конкурсам? Все равно интересно попробовать; оценить, как ты выглядишь на фоне всех, укрепить свою харизму, воспитать исполнительскую волю. Ведь одно дело — концерт, и совсем другое — конкурс, это психологически совершенно другое состояние. Концерты мы все играли, а вот на конкурсе по-другому себя чувствуешь. Поэтому, как бы я ни относилась к конкурсам, видимо, это реалии нашей жизни.
Я готовлю своих студентов к конкурсам, и ребята с удовольствием ездят, играют. На конкурсах тебя слушает жюри, у тебя есть возможность себя проявить, и всегда есть надежда на счастливый случай. Вот сыграл на конкурсе — тебя заметил менеджер и сделал предложение, у моих учеников бывали такие ситуации. Поэтому я перестала как-либо относиться к конкурсам.
— Принимаете это явление как данность.
— Как данность — как есть. Для ребят сейчас это, видимо, очень большой стимул. Многие хотят попробовать, испытать себя. Я иногда говорю:
— Ну зачем тебе лишняя галочка?
— А мне интересно.
Человеку интересно. Я же не буду его отговаривать — пусть пробует свои силы. Но когда речь идет о совсем маленьких детях, здесь надо хорошо подумать, потому что конкурсы могут травмировать человека с неустойчивой психикой. Но психику тоже надо тренировать, потому что жизнь состоит не только из прямых дорожек. Бывает, что приходится принимать поражения и не падать, когда бывают такие неприятные случаи.
«Не тот пропал, кто упал,
А тот пропал, кто духом пал».
Поэтому — духом не падать, и — вперед.
— Музыкант без лауреатских званий сегодня — он будто немного самозванец: как же он попал на сцену? Быть только талантливым недостаточно, у таланта должно быть официальное подтверждение.
— Думаю, сейчас публика стала относиться к этим званиям спокойно. Лауреатов огромное количество, как и конкурсов. Лауреатские звания «расправляют крылышки» учеников; важны они и для педагогов: если у тебя ученики —лауреаты, и сам педагог — лауреат, можно претендовать на повышение педагогического статуса.
Максим Венгеров: «Конкурсы сегодня должны трансформироваться»
А публика, по-моему, спокойнее к этому относится. Как сказано в одной театральной пьесе: «Зачем Тебе звание, если у Тебя есть Имя?».
— Вера Борисовна, сколько лет вы преподаете?
— Я начала работать с 15-ти лет, у меня был ученик. Затем работала концертмейстером у педагога по вокалу, она учила меня дыханию. Дыхание… Как для пианиста это важно! В академии Гнесиных я работаю с 1965-го года — то есть 55 лет.
— Если взять временной отрезок в 30 лет — как изменились студенты и молодые люди, выбирающие эту профессию, — и изменились ли?
— Ребята занимаются, занимаются по-настоящему — они из числа «призванных». Музыка — действительно их призвание, их жизнь и возможность самореализации. Они успешно выступают на конкурсах, занимая высокие места, но главное — это пребывание в мире музыки.
Я к ребятам отношусь с огромным уважением и стараюсь, конечно, чтобы они были во всеоружии: репертуар, профессиональная оснащенность, лауреатство. Делаю все возможное, чтобы они были готовы к этой непростой стезе и тяжелой, в общем-то, жизни.
Честно сказать — я не вижу разницы между студентами сегодняшними и студентами 30 лет назад. По-моему, люди вообще очень мало меняются. У сегодняшних ребят мышление бывает другое — но это же интересно. Я не понимаю тех, кто ругает сегодняшнюю молодежь.
Конечно, сейчас есть очень большое расслоение. Особенно среди тинейджеров, которые живут, как бы вам сказать… поклоняясь смерти. Всякие разгулы, резкие выпады, они очень плохо воспитаны. Этот слой довольно большой. И есть наши ребята, совсем другие. Они очень интересно мыслят, с ними есть о чем поговорить, у них есть свое мнение.
Поэтому могу сказать, что сегодня наблюдается очень сильное расслоение уровней культуры и воспитания, уровней самосознания. Разрыв огромный. Наши ученики и студенты — они действительно драгоценные. Наше счастье, мое личное счастье, что я работаю здесь и работаю с такими ребятами. И в музыкальных школах, и в колледжах есть много совершенно замечательных детей.
А по телевизору сообщают о каких- то скандалах с учителями, о трагических событиях. Здесь, конечно, очень виновата пропаганда всего негативного, с чем сталкиваешься, к примеру, в ряде программ телевидения. Я эту «отраву» не включаю: какие-то сериалы с убийствами — это же все отрава, это яд. Если даже на меня это действует, то как это действует на молодежь?! Как вообще действует эта атмосфера нервозности, очень сильной агрессии, которая транслируется по телевидению?
Мы видим пренебрежение прежними ценностями. Когда я встречаюсь с подобным, то думаю, что виновато общество, которое это позволяет — это надо было запретить сразу, резко. Спасибо, есть еще прекрасные программы, а время карантина стало в ряде программ онлайн-расцветом духовности, образования и красоты.
— Некоторые музыканты с большим профессиональным и жизненным опытом, с которыми мне довелось пообщаться, говорят, что сегодня музыканту очень непросто найти хорошее место работы — сложнее, чем раньше. Так происходит потому, раньше культуре уделялось больше внимания, или по той причине, что сейчас музыкантов стало гораздо больше — в связи с чем выросла и конкуренция?
— Это сложный вопрос на все века. Всегда существовали трудности в нахождении адекватного места работы, однако все устраиваются, хотя и не без труда и не без ожидания.
Вы, наверное, знаете, что недавно была принята Государственная программа поддержки культуры. Впервые в таком масштабе государство и правительство обратилось к проблемам культуры. Пандемия остановила этот процесс, но он, несомненно, со временем возродится.
Я убеждена, и писала не раз в газете «Музыкальное обозрение», что музыкальное образование должно быть всеобщим, как в Японии — обязательно! Как-то по радио выступал министр тяжелой промышленности и сказал, что музыкальное образование для рабочего очень важно, потому что рабочий, который слушает и понимает музыку Бетховена, и гвозди заколачивает по-другому. Занятия музыкой гармонизируют работу полушарий головного мозга, развивают интеллект, концентрацию внимания, координацию — можно сослаться на известную книгу и статьи Д. К. Кирнарской.
Есть огромная важность в воспитании этики и эстетического взгляда, в духовном воспитании человека мыслящего, ценящего красоту. А через красоту идет добро, а через добро идет любовь, а через любовь — благополучие. Что сейчас творится в мире… Бог знает что.
— Вера Борисовна, за вашими плечами — огромный педагогический опыт. Можно ли говорить о том, что опыт в профессии иногда вредит — как в жизни: порой негативный или неудачный опыт общения с людьми мы переносим на других людей, появляющихся в нашей жизни. Не бывает ли такого в профессии педагога: работать по выверенному за многие годы шаблону, который может оказаться недейственным?
— В музыкальной педагогике, по-моему, шаблоны трудно устанавливаются. Каждый ученик «провоцирует» на новый взгляд, новое слышание: то, что подходит одному ученику, не пригодно для другого. Тиражирование привычных канонов не выдерживает испытания даже небольшим отрезком времени. Музыкальные произведения — живые сущности.
Часто, обращаясь к давно знакомому произведению, удивляешься: как же раньше не услышал какую-то интонацию, поворот музыкальной мысли? — это всем знакомо. Другое дело — иметь набор «отмычек», методов и способов приспособления к фактуре.
Возможно, иногда и бывает использование какого-либо шаблона, я бы назвала по-другому — канона. В ряде случаев без знания стилистического канона не обойтись. В жизни людей есть определенные возрастные периоды, в которых происходит переоценка многих вещей и явлений, когда возникает ощущение шаблона — этот шаблон надо убирать. Ты сам чувствуешь, что умираешь; ты просто мертвый, вроде бы движешься, но на самом деле душа спит. Выучи новую программу или пройди с учеником абсолютно для себя новое произведение — все «шаблоны» сами собой исчезнут…
У меня, например, этот процесс происходил очень интересно. Раньше я, наверное, меньше внимания обращала на личность ученика, но сейчас я очень внимательно прислушиваюсь к тому, чего хотят студенты. Мы с ними беседуем, размышляем, ученик хочет вот так, я хочу иначе. Как правило, они все — очень одаренные люди и имеют право на собственное мнение. Есть один интересный момент: талантливые люди делают большие ошибки. И вот нужно суметь эти большие ошибки… обсудить, исправить. А потом глядишь — человек сам для себя решает другое. Нужно помогать человеку, а не мешать, не «навязывать».
— Имея такой колоссальный опыт работы, как бы вы определили, что такое талант?
— Я считаю, что талант — это дар увидеть и услышать под совершенно неожиданным углом зрения. Увидеть что-то, чего до того никто не видел. Открыть что-то, что есть в явлении, но чего большинство не замечает — вот талант сможет это открыть. Талант — он просто видит и слышит совершенно по-другому.
— Но ведь одно дело — видеть, а другое — суметь передать…
— Суметь — это уже дело техники, извините. Если человеку открыто что-то, если он это видит — можно ему помочь в реализации, вполне можно помочь. И он сам потом находит пути.
— Так сложилось, что в России учитель — это не только педагог, но и часто — духовный наставник, вторая мама, второй отец. Такой заботой педагог не может навредить ученику, не вторгается ли он в его личную жизнь ? Имеет ли педагог право брать на себя такую ответственность?
== Он не может ее не брать. Любой человек, — любой — общаясь с кем-то, берет на себя эту ответственность, будь то педагог или кто-то другой. А уж педагог — тем более, он просто неотделим от этой функции, иначе он не почувствует ученика. Педагог должен почувствовать ученика, понять его. Педагог ведь и психолог нередко.
У нас работал Александр Александрович Александров, замечательный педагог и музыкант. Когда у меня было тяжелое нервное состояние, я как-то обратилась к нему: «Что мне делать? Я измучилась, мне все время кажется, что меня обижают…». Александр Александрович повернулся ко мне и сказал: «Вера, у вас что — есть время обижаться?». Все! — как рукой сняло. Я подумала: на что я трачу свою жизнь — на обиды! Я обидам отдаю свою энергетику.
Так что нужно соблюдать санитарию и гигиену собственной энергетики и своей жизни.
Прибегает ко мне первокурсник и спрашивает: «Можно, я в этих брюках выйду на сцену?». Я отвечаю: «Вообще-то можно все, но публику все-таки надо уважать». С этих пор он больше не выходит на сцену в каких-то джинсах (улыбается). Сцена обязывает.
— Были случаи, когда вы советовали своему ученику, чтобы он — пока не поздно и возможно получить другое образование — сменил профессию, ушел из музыки? В музыкальном мире очень большая конкуренция, и не все ее выдерживают, да и не все одинаково одарены, а без одаренности в искусстве…
— Не припомню.
— Талантливые у вас были ученики!
— Да. Бывало, родители учеников спрашивали, есть ли смысл продолжать. Но это зависит от того, чего вы хотите: если вы хотите, чтобы ваш ребенок рос духовно, развивался и приобретал знания — надо продолжать. Если вы хотите, чтобы он хватал звезды с неба — не знаю… Это требует большого труда. Если он выдержит — все может быть, человек ведь способен на очень многое. Иногда привозят на консультацию 16-ти летнюю девушку, а у нее руки вообще никак не ходят: «Если будете заниматься по 7 часов в день — начнут ходить, если не будете — не начнут».
Были ученики, которые по собственному решению меняли профессию, не было такого, чтобы я говорила: тебе этим заниматься не надо. Человек сам найдет свой путь в жизни. Кто-то ушел в бизнес, кто-то — в туристическую сферу — так складывается жизнь, но мы все равно общаемся и дружим.
Конечно, когда ко мне обращаются с советом, что-то подсказать я могу. Я всегда стараюсь не говорить: «у тебя не выйдет». Я занималась йогой, и там есть закон: никогда не ставь решеток — ни себе, ни другим. «Я не могу», «ты не можешь» — эти слова вообще нужно выбросить.
— Вы сумели перейти в мир гаджетов, электроники и новых технологий?
— Мой муж, Леонид Николаевич Немировский, — царствие ему небесное — окончил Московский институт энергетики и машиностроения. По образованию он был технарь, а по духу — абсолютный гуманитарий. К слову, он написал замечательную книгу стихов, которую мы издали, и еще книгу по истории мировых религий «Мистическая практика как способ познания»; он также занимался философией. Он написал статью о Четвертой симфонии Шостаковича, которая заставила наших музыковедов по-другому отнестись к этому сочинению.
Леонид Николаевич вообще обладал очень широким мышлением и умел увидеть и ситуации, и явления с разных сторон, очень многозначно. Он очень многому, конечно, меня научил: тонкости психологического общения, понимания — иногда парадоксального. Он пытался меня к этому приучить — видимо, многое прижилось. И сейчас я понимаю, что это он заронил во мне многие мысли.
И вот однажды Леонид Николаевич покупает новый гаджет, старый прячет и говорит: «Осваивай». Я месяц ищу старый гаджет — и не нахожу. Куда мне деваться: я осваиваю новый. Он мог мне что-то подсказать, а дальше — делай сама.
То же самое было и с компьютером, которым Леонид Николаевич владел очень хорошо. Сейчас мне приходится самой все делать, но у меня есть и консультант, и друзья, которые всегда подскажут.
Вообще я мечтаю, чтобы у меня появилось хоть немного свободного времени и я начала ходить на компьютерные курсы. Очень хочу овладеть компьютером не на примитивном уровне, а на хорошем.
— Вы не делаете скидки на то, что вы из другой эпохи, что вам это не надо, ведь главное — чтобы по телефону можно было говорить, а не смотреть видео или пересылать ноты? Ведь у многих людей вашего поколения есть такая, скажем так, проблема.
— Пока я жива — я в одной с Вами эпохе. Да, дело компьютерное непривычное, но важно понять логику этого мышления, его алгоритм — так, кажется? И можно научиться. Многие люди в возрасте боятся начинать непривычное дело.
— Или стесняются.
— Это маска. Я тоже стесняюсь, я откровенно говорю: «Извините, я не чайник — я самовар в этом деле». Поэтому что могу — сделаю, а что не могу — уж извините, подсказывайте! И мне подсказывают. Но мне хотелось бы владеть компьютером получше — для удобства, ведь сейчас все существует в электронном виде. Мне хочется это освоить, чтобы не звонить по каждому пустяку. Сейчас без гаджетов трудно жить.
— Кто из современных пианистов вам импонирует, чьи концерты — при возможности — посещаете?
— Конечно, Михаил Плетнев, Николай Луганский, Марк-Андре Амлен, Андраш Шифф — сейчас очень много интереснейших музыкантов, но это старшее поколение. Из молодых пианистов — у нас есть замечательные музыканты: Денис Бурштейн, Павел Домбровский, Костя Лившиц — я многих очень высоко ценю. Мы счастливые: сейчас в мире много великолепных исполнителей, каждый из них интересен по-своему. А записи я все-таки люблю слушать старые, в них больше проявляется личный характер исполнителя. Я рада была услышать по Mezzo Елизавету Леонскую, очень ценю — превосходный музыкант и сильная личность!
Брамс. Концерт № 2 Cи-бемоль мажор op.83. Солистка — Елизавета Леонская. Дирижер — Туган Сохиев:
Беседовала Татьяна Плющай