В середине марта 2020 года в Большом театре состоялся второй блок показов оперы Г. Перселла «Дидона и Эней» в постановке Венсана Уге и Кристофера Мулдса. Главную партию исполняла известная норвежская певица Марианна Беата Килланд.
О Марианне Беате Килланд часто говорят как о певице, чрезвычайно востребованной в барочном и классическом репертуаре, хотя в ее обширной (более 50 записей) дискографии почетное место занимают произведения Шуберта, Шумана, Мусоргского, Шоссона, Корнгольда, Шенберга и многих других композиторов более позднего времени вплоть до наших современников. Ее запись произведений Грига была номинирована на премию Грэмми в 2012 году, а ее обширный концертный репертуар включает сочинения Малера.
Певица в основном сосредоточена на концертной карьере: она может похвастаться сотрудничеством со многими ведущими оркестрами мира и такими прославленными дирижерами, как Рене Якобс, Филипп Херревеге, Василий Петренко, Ринальдо Алессандрини, Жорди Саваль и многими другими. Своим меццо-сопрано «густого, мягкого и теплого тембра» (по мнению критиков), а также артистическим обаянием Килланд покорила немало концертных залов мира.
Московская публика также имела возможность услышать певицу: в 2018 году под руководством Кристофера Мулдса в Концертном зале Чайковского состоялась российская премьера оперы Г.Ф. Генделя «Оттон, король Германский», где Марианна Килланд блистала в заглавной брючной партии. Ее выступление удостоилось высокой оценки критиков: Майя Крылова назвала ее исполнение «звездным», Сергей Ходнев признал «главным открытием вечера».
Накануне своего третьего исполнения партии Дидоны Марианна Беата Килланд согласилась ответить на несколько вопросов специально для ClassicalMusicNews.ru
– Вы дебютировали в Большом театре, исполнив партию Дидоны в опере «Дидона и Эней». Согласны ли вы со всеми решениями режиссера в этой постановке? Легко ли вам было перевоплотиться в Дидону?
– Во многом я чувствую связь с этим персонажем, – конечно, не потому что я королева, я ведь не королева. Но она обладает внутренней силой, которую я чувствую и в себе. Мне было легко исполнять эту роль.
В этой постановке она еще более подавлена и измучена, чем в оригинальной истории. Мне кажется хорошим решением немного обострить некоторые моменты и характеры. Мне на самом деле очень понравилось то, что предложил режиссер здесь.
– А что вы скажете о музыкальном решении? Для вас есть разница, например, в каком строе петь?
– Нет, особой разницы нет. Если мы исполняем эту музыку с барочным оркестром, то, конечно, я пою в барочном строе, и в нем мне петь приятнее. Он лучше подходит к моему низкому голосу и в нем легче соблюдать стилистические правила. Но здесь у нас нет барочного оркестра, у нас строй 440, и мы поем вот таким образом.
Для меня непринципиально петь эту оперу именно в барочном стиле. Эта опера так любима многими людьми и выдержала столько разнообразных с точки зрения стиля исполнений; я считаю, эта опера может иметь разные интерпретации. И еще я думаю, что Крис (Кристофер Мулдс – дирижер-постановщик оперы «Дидона и Эней») очень хорошо соединяет все это вместе.
– Скоро вы собираетесь петь одну из главных партий в опере Марена Маре под руководством Жорди Саваля. Саваль – настоящая легенда в области исторически информированного исполнительства, и я думаю, там все точно будет «по правилам». А вы себя ощущаете певицей барочного репертуара?
– Многие считают меня барочной певицей, потому что я пела очень много барочной музыки с известными дирижерами – барочниками. Действительно, с очень многими из них. И меня относят к этой категории, помещают в эту нишу, так сказать.
Я умею исполнять музыку барокко очень хорошо, я это знаю: я знаю фразировку, я знаю стиль. Мой голос подходит для исполнения этой музыки.
Но я люблю совершенно разную музыку: я пела музыку Моцарта, Малера, Вагнера, в этом году – Бетховена. Я очень люблю современную музыку.
– Есть ли стиль, который вам особенно предпочтителен, симпатичен?
– Я бы сказала, что нет. Я пользуюсь своим голосом по-разному в музыке разных направлений. В барочной музыке петь следует более ясным, чистым звуком, вибрато должно быть меньше; если я обращаюсь к романтическому репертуару, то, соответственно, я позволяю себе больше вибрато и прибегаю к другим вокальным средствам. И я очень люблю современную музыку, она позволяет использовать абсолютно разные вокальные техники.
Поэтому, как бы глупо это ни звучало, любимого стиля у меня нет. Я очень ценю универсальность: могу петь и одно, и другое, и чувствую себя уверенно везде.
Но есть одно направление, где я чувствую себя не в своей тарелке. Это итальянская опера.
-То есть, в опере Верди, например, мы вас никогда не услышим?
– Да, это очень маловероятно. Я просто не чувствую связи с этой музыкой. Я восхищаюсь ее исполнителями, люблю слушать их, но сама петь не люблю.
– У вас большое количество записей музыки Баха. Трудно найти другого композитора, о правилах исполнения музыки которого так ожесточенно спорили бы музыканты. Считаете ли вы, что есть единственно правильный способ исполнять Баха, или эта музыка тоже может «иметь разные интерпретации»?
– Вообще-то, я действительно считаю, что есть единственно правильный путь исполнения музыки Баха. Если мы говорим о Перселле, то его музыку могут исполнять певцы с разными типами голосов, но Бах, его музыка. ..Не могу даже описать, как она устроена, но… но нельзя исполнять ее слишком большим голосом , со слишком интенсивным вибрато, всё это совершенно не подходит к ней. Также я считаю, что его музыка должна исполняться в строго определенном темпе.
Я имею в виду, что каждой арии, каждому хоралу, каждой части произведения предписан строго определенный темп, благодаря которому музыка живет, течет, звучит легко. И если не придерживаться этого темпа, ничего не получится. Я в этом убеждена, не знаю, согласятся ли со мной другие.
– Есть ли для вас авторитет в исполнении музыки Баха? У кого вы учились исполнять ее надлежащим образом?
– Когда я работала над музыкой Баха, я изучала различные исполнения, слушала множество записей. Конечно, в то время, 20 лет назад, в основном это были записи Гардинера, который был лучшим из лучших.
Сейчас такими я считаю Bach Collegium Japan и их руководителя Масааки Судзуки. Для меня его интерпретации Баха идеальны: он правильно выбирает темпы, он творит музыку. Они для меня – величайшие на сегодня.
– Вас нечасто можно услышать в оперных театральных постановках, кажется, вы сосредоточены на концертной карьере. Это сознательный выбор? Вам не хотелось бы больше петь в театре?
– Отчасти это был мой собственный выбор, и многочисленные обстоятельства так сложились. У меня была семья, маленькие дети, от которых очень трудно было уезжать далеко, а я жила очень далеко на севере Норвегии.
К тому же мне очень не нравится, когда режиссеры получают слишком большую власть и пренебрегают музыкой, что случается часто. Я ощущаю себя больше музыкантом, чем актрисой. Музыка для меня важнее всего.
Теперь же мои сыновья подросли, я могу уезжать на более длительные сроки, чем раньше. Эти две недели я действительно наслаждалась своим возвращением на сцену. В мае мне предстоит участвовать еще в одной постановке с Жорди Савалем в Барселоне (если всё состоится), а в следующем году будет еще одна с ним же в Париже, мы собираемся исполнять Монтеверди.
Поэтому – да, сейчас я хотела бы больше участвовать в оперных постановках. Правда, мне уже 44, и я не жду, что случится чудо. Но если судьба так распорядится, я действительно не против.
– Не могли бы вы больше рассказать о грядущей совместной работе с Жорди Савалем? Насколько я знаю, вы собираетесь исполнять оперу Маре, а этот композитор особенно дорог маэстро.
– Точно. Маре, композитор семнадцатого века, он сам играл на виоле да гамба. Он был очень известен в свое время, прежде всего как исполнитель, но и как композитор тоже. Он написал много произведений для виолы да гамба, и Жорди открыл всему миру эту музыку. Кроме того, он записал саундтрек к фильму «Все утра мира» об этом композиторе в 1991 году.
Мы же собираемся исполнять оперу Маре «Алкиона» на сюжет греческого мифа об Алкионе и Кеике. Они, конечно, влюблены друг в друга, но ему приходится покинуть ее. Он уходит в море и погибает, она страдает и плачет. Наконец, она превращается в птицу, он – вслед за ней, и они продолжают жить вместе.
Это длинная опера, три часа музыки. В ней есть три главных персонажа и множество второстепенных. Музыка действительно необычайно красива.
Надеюсь, мир откроет для себя это произведение, оно не менее прекрасно, чем другие шедевры этой эпохи, чем музыка Куперена, к примеру. Это настоящая фантастика, надеюсь, что все сбудется.
– Вы считаете, что режиссерские решения в музыкальном театре часто идут вразрез с музыкой. Есть ли режиссеры, чьи работы вам симпатичны, с кем вы мечтали бы поработать?
– Должна признаться, я почти ничего не знаю о современных режиссерах. Если я работала над оперой, прежде всего я работала с дирижером. Музыка для меня первостепенна, а режиссура – не самая важная часть постановки, прошу прощения у всех режиссеров в мире.
Но для меня очень важен симбиоз, сотрудничество между режиссером и дирижером. Если дирижер – музыкант с сильным характером, он употребит свое влияние на музыкальное решение спектакля, он не позволит пренебрегать музыкой, и я горячо приветствую это. Поэтому, если режиссер дает музыке свободу, которая ей нужна, я счастлива работать с ним.
– Вы выступали со многими дирижерами, признанными мастерами как аутентичного направления, так и современного подхода к исполнению. Есть ли среди них те, с кем ваше музыкальное видение полностью совпадает. Единомышленницей которого вы себя считаете в полном смысле слова?
– Да. Я уже упоминала Судзуки. Также Жорди Саваль. Несмотря на то, что в организационном смысле работа с ним – чистый бардак, это – ну простая другая форма существования, но работать с ним над музыкой – это фантастика. Все на своем месте!
– У вас есть певческая мечта? Что-то, что вы хотите исполнить, но обстоятельства пока не сложились?
– Что касается концертного репертуара, я спела почти все, не так уж много осталось. Я выступала на многих сценах мира.
О чем я действительно мечтаю (и сомневаюсь, что мечта моя исполнится) – спеть в опере Вагнера.
– Вы ведь, кажется, уже пели?
– Да, Фрику в «Золоте Рейна» однажды. Это была фантастика, я действительно наслаждалась этой музыкой. Но сейчас многие видят меня только как барочную певицу, мне кажется невероятным, чтобы меня пригласили петь Вагнера. Именно поэтому я не думаю, что мечта моя осуществится.
Но, когда я пою Вагнера, я чувствую себя очень уверенно в этом музыкальном материале, я думаю, он мне очень подходит.
Я не считаю, что музыку Вагнера стоит петь с большим вибрато, это можно исполнять и более чистым звуком, чтобы прежде всего показать музыку, а не голос. Вот такая у меня мечта. Сбудется или нет? Увидим!
– В одном из интервью вы сказали, что получали магистерскую степень по современной музыке, и причина тому – вы устали от слишком большого количества интерпретаций и людей, которые думают, что «знают, как это надо исполнять». Теперь же в вашем репертуаре очень много широко исполняемой музыки. Вы преодолели в себе это предубеждение?
– Да! Теперь я старше, у меня больше опыта. Теперь я тот человек, который «знает, как это надо исполнять» (смеется).
Я стала более независимой, признаю это. Но для меня работа с современной музыкой была отличным опытом. Я рада, что у меня была возможность развиваться и в этом направлении, получить возможность петь без многочисленных советов и мнений, раздающихся со всех сторон. И до сих пор я люблю петь так, как чувствую музыку сама.
– У вас есть любимый современный композитор?
– Любой, кто пишет хорошую музыку.
– Вы можете перечислить 5 основных событий вашей карьеры?
– Нужно подумать. Моя карьера развивалась медленно. Не было никакого конкурса или награды, после которого – раз! – и о тебе все знают.
В 2002 году благодаря счастливому стечению обстоятельств я познакомилась с Даниэлем Ройсом, который некоторое время был приглашенным дирижером симфонического оркестра Ставангера.
Это был очень важный момент, потому что позднее Даниэль Ройс стал главным дирижером очень известного в Европе Камерного хора RIAS в Берлине. Он стал приглашать меня в гастрольные туры с ними. Можно сказать, что именно так началась моя международная концертная карьера.
В 2004 году я записала кантаты Баха на лейбле Nexus, и эта запись позволила многим людям узнать обо мне. Не могу назвать эту запись своей любимой, я бы хотела многое сделать по-другому сейчас. Но она сыграла большую роль в моей карьере.
Затем в 2005 году была поездка в Японию с американским дирижером Джошуа Рифкином. У нас была серия концертов с барочным ансамблем из Осаки, это был проект для меня и сопрано. И на этих концертах побывали представители Bach Collegium Japan, с которыми я затем сотрудничала более 13 лет (и сотрудничество продолжается до сих пор), с которыми мы сделали много записей вместе. Это была очень важная встреча.
И, разумеется, судьбоносной была встреча с Жорди Савалем, благодаря которой также родилось множество проектов. Это случилось в 2010 году, как раз накануне извержения исландского вулкана, когда весь мир остановился, все аэропорты Европы были закрыты…
– На ваши гастроли это оказало какое-то влияние? Ваши концерты отменились?
– Нет, все прошло отлично. Я влетела в Барселону, – и аэропорт тут же закрыли. А когда наши гастроли завершились, я смогла вернуться домой.
Так, я перечислила четыре самых важных события в моей карьере, которые привели ко многим другим важным событиям. Пятого пока вспомнить не могу.
– Какой совет вы бы дали начинающему певцу сейчас? При условии, что он талантлив, хорошо обучен. Что бы вы посоветовали самой себе в юности, например?
– Я плохой советчик. Я бы посоветовала: «Не пой. Займись чем-нибудь другим». Но, конечно, такой ответ для интервью не подойдет (смеется).
На самом деле, это очень жестокий бизнес, особенно в наши дни. Первыми всегда страдают артисты.
Я бы сказала: «Следуй за своим сердцем». Я знаю, что это клише. Но есть и другое клише: «Если ты можешь делать что-нибудь другое, делай это». В этом высказывании – большая доля истины.
Если ты не отдаешься этому делу всем своим сердцем, всеми своими помыслами, я не думаю, что ты будешь в нем счастлив. Нужно действительно очень сильно хотеть, обладать талантом, умом, многими другими качествами. Ты должен быть стопроцентно убежден, что это твое занятие, и не позволять кому-то руководить собой.
– Случалось ли у вас выступление (может быть, запись), которым вы гордитесь, считаете на сто процентов удачным, в котором вы бы не изменили ни единой ноты?
– Трудный вопрос. Если ты артист, ты всегда очень критично относишься к своему исполнению. Большинство моих коллег записывают свои выступления, репетиции, – буквально все, что поют, чтобы потом переслушивать и анализировать.
Я этого не делаю. Мне необходимо, чтобы было правильное ощущение. Если у меня нет этого ощущения, если я не могу создавать музыку при помощи этого ощущения, я буду все время чувствовать себя подавленной, все время размышлять: «А как тут прозвучало, а как здесь?..» и так далее.
Поэтому я не думаю, что в моей жизни случалось идеальное исполнение. Ты всегда в пути, всегда смотришь вперед, развиваешься. И если сейчас тебе кажется, что ты сделал что-то очень хорошо, через несколько лет появятся новые идеи. Ты там, где ты есть сегодня, а через 10 лет ты лучше. Или хуже?
– Как вы относитесь к критике? Вы обращаете внимание на мнение критиков о вас, для вас оно важно?
– Да, обращаю. Для меня важно, чтобы то, что я делаю, имело значение для кого-то. Если всем кругом безразлично, если это никого не трогает, для меня это бессмысленно. Я делаю это не для себя.
Для меня одинаково важно и «Я был счастлив слушать вас сегодня», и «Вы должны петь это по-другому». Когда я читаю критику, особенно нелицеприятную, я, собственно говоря, чаще всего с ней согласна, я думаю: «Да, это правда, я тоже так чувствую».
Я знаю, что некоторые из моих коллег не читают критику на свои выступления. Я всегда очень счастлива ее читать. Тогда у меня есть чувство, что я что-то отдала публике. Либо она мне помогает изменить что-то в себе, стать лучше.
– Кем из артистов, музыкантов – среди ушедших и живущих в наши дни – вы восхищаетесь?
– Джанет Бейкер, британской певицей, если среди ныне живущих. Но ей больше 80 лет, она прекратила петь лет 30 назад. Этой певицей я по-настоящему восхищаюсь. Я чувствую свою связь с ней во многих аспектах: в том, какой репертуар она выбирает, как она пользуется голосом.
Также меня восхищает, конечно, как и многих других, Дитрих Фишер–Дискау. Теми же качествами. Он пел до 75-ти лет. У него очень правильное, здоровое звукоизвлечение, и для меня это очень важно.
Эти двое для меня – самые главные.
– Сейчас в музыкальном мире периодически звучит идея об отказе от авторитетов. Если раньше, еще 30-40 лет назад, у нас были авторитеты, крупные фигуры в мире исполнительского мастерства, на которых мы равнялись, которыми восхищались, то теперь мир музыки стал гораздо демократичнее. Вы с этим согласны?
– Да, абсолютно. Теперь в музыкальном мире все решают не два-три самых авторитетных голоса. Появилось больше свободы, больше вариантов для самостоятельных решений.
– Почему это произошло, как вы считаете? Хорошо ли это?
– Думаю, это хорошо во многих отношениях. Трудно сказать, почему эти изменения произошли. Я могу привести пример из моей сферы деятельности, концертной. Например, такие дирижеры, как Херревеге, Гардинер, гиганты, крупные величины в мире музыки, которые сейчас становятся все старше… Во многих смыслах они все еще сидят на своем троне, но с другой стороны, уважения к их мнению сейчас гораздо меньше.
Я думаю, не оставалось достаточно пространства для тех, кто шел вслед за ними. Следующему поколению не хватало свободы. Такие дирижеры, как Курентзис или Аларкон, чью карьеру сейчас можно назвать восходящей, многое делают совершенно вразрез с традицией, в то время как гуру прошлых лет настаивают на строгом следовании определенной традиции, на единственно возможной «правильной» интерпретации.
Наверное, таких «молодых бунтарей» сейчас очень много, особенно в сфере симфонического дирижирования. Я же сейчас говорю о тех, кто вносит большой вклад в область хоровой и церковной музыки, которую я сама много исполняю. Область, в которую огромный вклад внесли и Гардинер, и Херревеге, и в которой сейчас не так уж много молодых.
– Это не первый ваш визит в Москву, и, насколько мне известно, не последний. Вы ведь планируете приехать вновь в июле?
– Да, в июле я собираюсь выступить в Концертном зале имени Чайковского с Московским камерным оркестром Musica Viva и дирижером Ринальдо Алессандрини, с которым я тоже много работала и которого считаю фантастическим. Кстати, мы просто обязаны добавить «Орфея» Монтеверди с ним в 2008 году к важным событиям моей карьеры, потому что я очень много работала с ним позднее. И самое важное – я была абсолютно счастлива выступать с ним на одной сцене.
В Москве мы собираемся исполнить Dixit Dominus Генделя и другую его церковную музыку.
– Недавно мы разговаривали с вами о том, что записи сейчас более не приносят доход исполнителям. Цифровой мир существенно изменил музыкальный?
– Да, изменил многое. Прежде всего, сейчас уже невозможно построить карьеру, делая записи, и уж тем более жить на доходы от них. Раньше, лет 30 назад и более, такое было возможно. Многие именно так и делали, не только поп-артисты, что естественно, но и академические музыканты тоже.
Сейчас же запись – это не более, чем дополнение к твоей концертной деятельности. В моем понимании это теперь также элемент раскрутки, продвижения: сделать запись – значит, показать, что ты принадлежишь этому бизнесу, что ты можешь петь определенный репертуар, что ты активен и так далее.
Поэтому – да, можно сказать, что записи из самого важного элемента карьеры превратились в весьма второстепенный.
Положительную сторону этого процесса я вижу в том, что множество людей получило доступ к совершенно различной музыке. Но в этом множестве музыки очень легко потеряться, раствориться. Нужно быть достаточно умным: например, Spotify, один из самых популярных музыкальных серверов в Европе, часто создает рейтинговые списки сам, выбирая наиболее часто прослушиваемые треки.
Однажды мы организовали флешмоб: мы прослушивали некоторые из моих записей на повторе в течение месяца, и они поднялись выше в рейтинге просто потому, что их чаще проигрывали. Поэтому, не факт, что твою запись будет так уж просто обнаружить на популярных музыкальных серверах.
– Представим человека, который не знаком с вами и вашим творчеством. Какую из своих записей вы бы рекомендовали для знакомства с вами?
– У меня есть очень успешная запись произведений Моцарта «Whispering Mozart», которая полюбилась очень многим. Это приятная музыка, ее легко слушать. А вторая выйдет, надеюсь, этой весной, я записала песни Шумана: «Любовь и жизнь женщины», «Стихотворения Марии Стюарт» и еще несколько песен в дополнение. Я очень счастлива от того, что эта запись появится.
– Вы устаете от классической музыки? Что вы слушаете в такие моменты?
– К сожалению, я почти не слушаю музыку, поскольку в моей голове и так всегда звучит музыка из различных проектов, в которых я работаю.
Я счастлива, когда можно не слушать ничего. Если я слушаю, то обычно это те вещи, которые мне предстоит выучить. Наверное, когда я стану старше и перестану петь, я начну опять слушать музыку.
Но мой бойфренд играет музыку в стиле поп и джаз. Это совершенно другие ощущения: не нужно напрягаться, что-то узнавать о музыке. Можно просто расслабиться и слушать, ни о чем не рассуждая.
Беседовала Наталья Шкуратова