На Дягилевском фестивале Нижегородский театр оперы и балета имени А.С. Пушкина задался вопросом о красоте в оратории Г.Ф. Генделя «Триумф Времени и Разочарования».
Музыкальное воображение двадцатидвухлетнего композитора было настолько плодовитым, что его самая первая оратория, написанная в Риме, стала настоящей сокровищницей, полной музыки, к которой композитор продолжал возвращаться на протяжении всей своей жизни. Гендель не уставал цитировать себя в течение следующих десятилетий. Музыкальные хиты «Роделинды», «Агриппины», «Ринальдо» – все они родом из «Триумфа».
Трехчасовое чтение философского трактата, в котором стороны обмениваются аргументами pro и contra, – не самое увлекательное занятие для современной публики. Однако генделевская оратория уникальна в своем роде – она заставляет нас принять пугающие представления, в процессе «чтения» вовлекая зрителя в эмоциональное путешествие.
В аллегорическом диалоге Время и Разочарование (воспользуемся общепринятым переводом-калькой загадочного итальянского «Disinganno») убеждают Красоту отказаться от радостей жизни и влечений Удовольствия, понять, что ее собственная природа причастна божественному, а затем и раскаяться.
Сюжет развертывается в нескольких «сериях», на протяжении которых аллегория уступает место чему-то более реальному. Выбор Красоты становится личным, ее конфликт с самой собой – нашим, поскольку и мы каждый день боремся с искушениями Удовольствия и безжалостно настигающим Временем…
Постановка Елизаветы Мороз – очередная попытка адаптировать ораторию к реалиям нашего времени. После ее яркой, пульсирующей жизнью «Кармен», исполненной в том же Нижнем Новгороде, выбор произведения настораживает.
«Триумф» – вызов любому режиссеру, ведь поэтика оратории не предусматривает динамику сценического действия. Мороз оспаривает это устоявшееся представление, перенасыщая постановку движением.
По окончании спектакля Елизавета призналась, что после репетиций артистам приходилось ушивать костюмы: они худели на глазах, ведь каждый день, только за одну репетицию, их шагомер преодолевал отметку в пятнадцать тысяч шагов!
Настоящая интрига оперного театра: что можно еще сотворить с «Триумфом» после подростковой драмы Кшиштофа Варликовского, богомоловского винегрета с группой ABBA и Чикатило, званого ужина с пьяными хипстерами Флимма? Прежде всего у Мороз нет надуманных, откровенно лишних персонажей, она не перемежает между собой эпохи. Режиссер гипертрофирует реалии современной жизни, преподнося их под соусом китча.
Главная тема спектакля заявлена сразу и с шокирующей прямотой: так что же это такое – подлинная красота? Еще до того, как поднялся занавес, об этом рассуждают голоса артистов. Уразуметь смысл сказанного зрителю однако не дано: вместо связной речи в течение пары минут прозвучали ее произвольно скомпилированные обрывки.
А еще чуть раньше по залу металась неизвестная женщина в пышном, вычурно роскошном платье. Падение ее было настолько правдоподобным, что некоторые зрители бросились на помощь. Как выяснилось, это и была Красота – а точнее, Диляра Идрисова, уже вошедшая в свою роль. Ужасающий грим: седые волосы, «уставший» макияж, старое лицо… Лучшие годы героини явно остались в далеком прошлом.
И после всех этих приуготовлений, наконец, поднятие занавеса: перед зрителем открываются декорации Сергея Илларионова – бетонная гробница с разукрашенными античными колоннами и, куда же без них, – скелеты в паутине.
На высоких скоростях увертюру начал оркестр La Voce Strumentale под руководством Дмитрия Синьковского. При таких темпах досада от любой ошибки увеличивается кратно. Музыканты просто не поспевали за дирижером, и витое соло гобоя откровенно провалилось.
На фоне этой оркестровой катавасии можно полюбоваться идиллической, с «пасторальным» оттенком сценой. Время, Разочарование и Удовольствие совместно проводят досуг: рубятся в бадминтон и теннис, лузгают семки, неумело играют в чехарду. В общем, откровенно скучают. Но вот и повод оживиться: на сцену выносят гроб, а из него появляется та самая упавшая в зале «Красота». Бедняжка отмучилась наконец и оказалась в некоем подземном царстве, переправившись через Стикс?..
Чрезмерная прямота костюмов и действий персонажей мозолит глаза. Время постоянно указывает на наручные часы, напоминая о себе. Удовольствие пошла́ поразительно – ее лиф поддерживают руки на корсете, а дополнительной конечностью она ласкает несчастную Красоту всюду, где прилично и где не очень. Разочарование наутюжил себе платочков для утирания слез, льющихся от его горькой правды. А Красота, как уже отмечалось, переплюнула всех пафосом роскошной безвкусицей. Костюмы миманса в этом подземелье – в стиле фильма о семейке Адамс с налетом панк-рока. Такая безудержная пошлость дает хорошую пощечину светской интеллигенции. А ведь предупреждала вас Лиза Мороз на предпремьерной встрече: на сцене будут «трэш и китч», а иначе пришлось бы уйти уже после первой арии Красоты.
А дальше, как говорится, «закрутилось-завертелось»… События первого акта – одна большая пыткой над Красотой, не по своей воле проживающей клишированные моменты из жизни женщины: влюбилась, вышла замуж, родила пятерых детей, пережила предательство. И все это с бессердечным гротеском.
Под музыку о хрупкости всего прекрасного («Se la belezza») Андрей Немзер разыгрывает на сцене целую трагедию, с глумливым пафосом заново хороня Красоту. Со своей ролью Немзер замечательно справляется. Его живые эмоции очаровывают публику, а вокальная техника завораживает; образ Disinganno явно выделяется и в вокальном, и в сценическом отношении. Однако иногда Немзер заигрывается и перебарщивает, используя свой внушительный потенциал – в данном случае его подвело чрезмерное вибрато.
Красота занимается спортом, чтобы Время не смогло похитить ее. С чем только ни управлялась на сцене Идрисова: отжигала на вечеринке, носилась с портретом Достоевского (как-никак «Красота спасет мир!»), ползала по полу. Но как же это влияло на качество ее пения! С грацией коровы на льду проносилась она фальшивыми колоратурами и вылетала за пределы допустимых границ интонации (особенно в арии «Una schiera di piaceri»). На долю несчастной выпала еще и «слепота»: в переломный момент героиня решила выколоть себе глаза (отсылка к личному недугу Генделя, а также, возможно, к участи царя Эдипа), – и вот после этого певица достойно, очень интимно и прочувствовано, исполнила свою финальную арию. Но и этого жеста, по замыслу режиссера, оказалось недостаточно, чтобы остановить Время. Можно лишь позавидовать «психологической устойчивости» певицы: слой за слоем она снимала с себя внешнюю оболочку, превратившись в итоге в кусок мяса.
Тенор Сергей Годин в роли Времени был суров и непреклонен. Певец бережно отнесся к тексту, подарив нам одно из самых музыкальных исполнений вечера, деликатно оттененное оркестровым фоном, как, например, в известной арии «Urne voi». Оркестр, с треском колодки смычка у струнных и четко градуированной динамикой, грозно подчеркивал его неумолимость.
Сопрано Яна Дьякова вышла настоящей БДСМщицей – получала наслаждение, унижая Красоту и миманс; все они были для нее мебелью. Вот только партия Удовольствия звучала слегка поверхностно, как будто исполнительница еще только вживалась в свою роль, – что в нежнейшем менуэте «Chiudi», что в шипящей колоратурной свирепости «Come nebo». Впрочем, ожидаемый всеми хит «Lasia la spina» прозвучал хотя и просто, без изюминки, но по-своему убедительно.
Как пройти мимо космического дуэта, сахарной ваты всей постановки, – «Il bel pianto». Полностью прослушанный, сдержанно драматический импульс раскаяния растворился в прекрасных тембрах Андрея Немзера и Сергея Година. И, конечно, особый драйв и энергию всему происходящему придавало звучание La Voce Strumentale. Каждый номер в исполнении этого оркестра был насыщен музыкальными неожиданностям и тембральными находками (такими, как не предусмотренный в партитуре бубен).
Елизавета Мороз придумала и воплотила в жизнь зрелищную многослойную постановку, резонирующую с нашим временем. Вопросы о принятии самого себя, о смысле человеческой жизни, о выборе были осмыслены этим вечером.
Режиссеру удалось многое, но, увы, оратория не смотрелась цельной – даже если оставить в стороне спорность избранной эстетики применительно к оратории Генделя, каждая сцена получилась отдельным барочным аффектом, концертным номером, который можно представить себе в рамках того же «Барокко-гала».
Время всегда остается победителем, независимо от того, сколько раз мы выигрываем у него спор. Однако это не касается музыки. Оставим эту постановку на суд Tempo. Спустя 300 лет Гендель и его «Триумф» не утратили ни энергии, ни красоты, ни актуальности. Пусть время сделает все то, что в его силах, а я ставлю еще лет на 300.
Анна Коломоец