Все знают, что композитор Адан написал музыку балета «Жизель». Теперь московская публика узнает (а кто-то вспомнит), что он сочинял и оперы.
Сказать, что опера «Почтальон из Лонжюмо» редкий гость на сцене, не сказать ничего. Хотя в 19-м веке ее в Европе исполняли сотни раз. Это можно понять: смешное всегда нравится публике. В России «Почтальона» тоже как-то ставили. Но время – вещь суровая, и незатейливая комедия нравов и положений, впервые представленная в парижском театре Опера-Комик в 1836-м году, почти что канула в Лету. Теперь партитуру возродил к жизни театр «Новая опера».
Не скажу, что без этой музыки жизнь была ужасна. Адан в трагической «Жизели» более запоминается. В балетной партитуре есть и глубокое лирическое настроение, и попытка создать музыкальные характеристики. В комическом «Почтальоне» налицо поверхностное развлечение.
Впрочем, традиции французской комической оперы (сочетание буффонадного юмора, изящества и сентиментальности, простой среды действия, ловкой инструментовки и динамичных ансамблей) соблюдены, да и богатый мелодический дар автора музыки слышен сразу. А в увертюре – еще и характерные жизелевские обороты, личный авторский шаблон. Зато дощечки – хлопушки, по легенде, использованы в опере впервые. Как без них, если в мелодиях часто слышны аллюзии на деревенские пляски.
Либретто такое. Восемнадцатый век. Свадьба трактирщицы Мадлен и почтальона Шаплу в местечке Лонжюмо. Она красотка, он прохиндей, но обаятельный, и главное, с чудным голосом. Услышав пение жениха на свадьбе, проезжий маркиз, он же интендант Оперы, предлагает ангажемент в столице, а с ним – деньги и славу. Но уехать нужно сразу. Немного поломавшись для виду, Шаплу едет. Через 10 лет он, успешный кумир публики, под именем Сен-Фар, сталкивается с давно забытой женой, и, конечно, не узнав ее ( а как иначе!), начинает ухаживание. Предлагает даме сыграть свадьбу, думая обмануть ее с переодетым актером-«священником».
Жена тоже время не теряла. Она стала богатой (разумеется!) и ныне зовется мадам де Латур. Мужа узнает и по-прежнему любит, но хочет проучить. С помощью маркиза происходит венчание, но с настоящим патером. Шаплу обвиняют в двоеженстве, это грозит виселицей. Он и сообщник Бижу в отчаянии. Но мадам признается, что она Мадлен, а жениться на своей жене – не преступление. «Сен Фар раскаялся, ошибки осознал. Счастливый, в общем, наступил финал».
Режиссер Евгений Писарев, собравший этот концертный водевиль, уверен, что
«в одной опере соединилась и сказка о Золушке, и много других сюжетов. Это такой сборник небылиц.
Я долго думал, как оправдать некоторые странные сюжетные повороты, социально понять, кто эти герои. А потом понял, что это настолько театральная история, что эту театральность нужно подчеркивать, а любая социальность здесь не нужна. По сути, герои этой оперы – актеры, которые входят в образы и выходят из них».
Реплика объясняет «странности» концертного зрелища: например, один солист спел, другой ему аплодирует или показывает большой палец. К подчеркиванию небылиц относится и введение Рассказчика: голос «за кадром» (сам Писарев) кратко и в стихах, часто юмористических, поясняет ход событий.
Стихи добротно написаны Сергеем Плотовым, они иронически отстраняют действие и заменяют длинные разговорные диалоги, имевшие место в оригинале. Такова традиция Опера Комик, для этого театра и трагическую «Кармен» Бизе сделал полу-разговорной.
«Мы в музее, надо честно это признать»,
— восклицал перед премьерой дирижер Клеман Нонсьё. Реплика не очень понятная, ибо никакой музейности из оркестра замечено не было. Если только не считать музеем фривольно-галантную легкость подачи (она тут и нужна).
Клеман Нонсьё: «Хочу продолжать наслаждаться простыми вещами»
Нонсьё, конечно, преуспел, оркестр звучал игриво и слаженно, а соло кларнетиста Андрея Сухарева – прекрасно, но тогда и Оффенбах – музей. Старинность тут скорее в типе действия: этакая плутовская комедия, оммаж веку Людовиков и осмеивание театральных нравов. В упоминании мюзета и контрданса. В комической скороговорке. И в главной мужской партии, созданной для высокого тенора, а они во Франции 18-го века традиционно заменяли искусство кастратов, там не прижившееся, в отличие от многих других стран.
Видимо, поэтому рондо первого действия, в котором Шаплу восхваляет самого себя, снабжено труднейшим «ре» второй октавы. А соло Мадлен (нежная, но и коварная трактовка Марии Буйносовой) изобилуют кокетливыми трелями. Они напоминают об операх современников Адана, Россини и Доницетти, но и о французском барокко тоже. Адан свое наследие знал.
В общем, легкость сюжета и приятность музыки не предполагают легкости пения. И тут мы переходим к главному герою, самому Шаплу-Сен Фару. Вот адски трудная партия. Во-первых, тенор, играющий тенора, вынужден петь почти без продыху. Во-вторых, голосу нужно добраться до большой высоты, В-третьих, не обойтись без артистизма: герой-нарцисс должен быть представлен во всей сомнительной красе. И в пении, и в манере.
Все это сделал Ярослав Абаимов, придавший концертному исполнению львиную долю обаяния. Его рондо, где почтальон резво хвалит самого себя, похоже на распускание павлиньего хвоста. Каждая пропетая нота и каждое слово на хорошем французском – блестка в общем узоре. Голос, легкий и пластичный, и так, и сяк формирует характер комического персонажа. Как и нужно.
Не отстал от почтальона и его приятель, кузнец Бижу. Он увязался за односельчанином в Париж и поступил в Оперу хористом, со специализацией «журчание воды и вой ветра». Ариетта Бижу, ставшего в театре Альциндором, удалась басу Борису Жукову, все звукоподражания он провел уморительно смешно.
Ну, и хор «Новой оперы», комический и лирический резонер, сделал свое резонерство как следует. Во многом благодаря Нонсьё, при дирижировании лично «пропевавшему» текст. Прав был Рассказчик, когда сообщал:
«и душу, и талант вложили мы в концертный вариант».
В следующем сезоне концертное исполнение заменят полноценным спектаклем. Так голос и объявил: «костюмы будут, декорации, так обещает нам администрация». (Из элементов будущей декорации в концертном исполнении присутствовала карета, стоявшая на заднем подиуме).
Понятно, что ставить «Почтальона» будет Писарев. Можно представить, какой будет ироничная версия оперы. Где сама структура провоцирует на веселое театральное хулиганство по типу
«такое в жизни невозможно, а в опере возможно всё».
Майя Крылова