В самый короткий день 2021 года, ставший ещё и одним из самых холодных, буквально накануне Рождества в Московском концертном зале «Зарядье» состоялся «исповедальный» концерт VIII международного фестиваля вокальной музыки «Опера Априори».
Мероприятие, давно задуманное и запланированное ещё на прошлый год, должно было идеально совпасть с двумя красивыми датами, 250-летием Людвига ван Бетховена и 100-летием Зальцбургского фестиваля.
«Вписаться» в юбилеи не удалось — организация любого концерта в нынешние времена проходит в формате смертельной схватки с обстоятельствами — но актуальность идеи осталась.
У Елены Харакидзян, продюсера, антрепренёра, руководителя, редактора, а проще говоря — хозяйки фестиваля, безупречный художественный вкус и широчайший не только музыкальный, но и общий культурный кругозор, поэтому концертам «Оперы Априори» всегда свойственна изысканная программа: какие-то неожиданные раритеты, ранее не звучавшие в России новинки, либо, даже если каждое произведение в отдельности «на слуху», то их концептуальная комбинация может наполнить знакомое новыми смыслами.
Елена Харакидзян: «Для меня самый шикардос — когда я выхожу в ноль»
На этот раз основу программы, получившей название «Две исповеди», составила пара произведений, объединённых идеей откровенного предсмертного разговора с Богом. В одном случае это Иисус, обращающийся к отцу перед арестом в Гефсиманском саду, в другом — «каждый человек», в последние минуты жизни осознающий ничтожность земных богатств и обретающий утешение в вере.
Главное произведение программы — редко звучащая оратория Бетховена «Христос на Масличной горе». Она была создана в 1803 году на текст Франца Ксавера Хубера. Сам Бетховен оценивал его труд не очень высоко, да и современники упрекали поэта за неуместную приземлённость текста, однако композитор, даже несмотря на то, что вскоре оратория была радикально переделана во всех аспектах, не поддерживал изменения хуберовских стихов. Причина заключается, вероятно, в том, что великий классик нашёл в них отражение собственных сокровенных мыслей, высказанных в «Гейлигенштадском завещании».
Этот знаменитый документ появился за четыре месяца до оратории. Невозможность обрести счастье с Джульеттой Гвиччарди и неизбежность надвигающейся глухоты повергли композитора в такое беспросветное отчаяние, что он, не видя смысла в продолжении своей жизни, написал братьям откровенное прощальное послание.
Позже Бетховен, подобно Иисусу, нашёл в себе силы мужественно принять свой «крест», а письмо вплоть до смерти хранил в глубокой тайне. Стихи Хубера «зарифмовались» с этим переломом и, возможно, дали Бетховену ответ на мучившие его вопросы. За исповедью Христа, совершенно очевидно, стоит исповедь самого Бетховена.
Другое произведение программы — «Шесть монологов из “Имярека” для голоса и оркестра» швейцарского композитора Франка Мартена. Текст заимствован из пьесы Гуго фон Гофмансталя «Jedermann. Представление о смерти богатого человека».
Гофмансталь известен музыкантам в первую очередь как либреттист опер Рихарда Штрауса и как один из основателей Зальцбургского фестиваля. Именно «Jedermann» в постановке Макса Рейнхардта, исполненный на площади перед Зальцбургским собором 22 августа 1920 года, официально положил начало фестивалю и до сих пор остаётся его неотъемлемым «талисманом».
Мартен собирался превратить пьесу в полноценную оперу, но ограничился лишь несколькими монологами главного героя, отражающими разные стадии принятия неизбежного, от отрицания — через гнев и торг — к смирению. Первая версия цикла, предназначенная для баритона/альта и фортепиано, появилась в 1943 году и отметила начало «зрелого» периода в творчестве композитора, нащупавшего собственный, религиозно-мистический стиль. Спустя шесть лет Мартен оркестровал цикл.
Музыкальный язык композитора созревал под влиянием совершенно разных течений. В нём можно различить и красочный импрессионизм Дебюсси, и жестокие экспрессионистские «вливания» Нововенской школы, и неоклассические формы, и отголоски средневековой музыки.
По мнению некоторых исследователей, этакая «верность» музыкальному прошлому способствовала тому, что далеко не все представители «профессионального сообщества» воспринимают Мартена всерьёз и уделяют ему достаточно внимания. Тем не менее его музыка нашла своих поклонников: время от времени она звучит в концертных залах, записывается и изучается.
«Шесть монологов из “Имярека”» исполняются наиболее часто. В России они прозвучали впервые. Это произведение с первых же тактов настраивает на философско-сосредоточенный лад. В нём можно разобрать как аллюзии на чужую музыку, повлиявшую на Мартена (колыбельная Мари из «Воццека» Берга), так и его собственные, пусть и не вполне оригинальные, но характерные приёмы, превращающиеся в таинственные символы: последовательности трезвучий, делящих октаву на равные части и ассоциирующиеся с неземными, сверхъестественными силами. Или, например, «наложения» диссонирующих тонов вокальной партии, символизирующих слабость человеческого духа перед лицом неизбежного, на чистейшие мажорные трезвучия в оркестре, как бы «подползающие» под нужный тон и «поддерживающие» заблудший голос, подобно тому, как это мог бы делать, предположительно, невидимый Бог. Или вера в Него.
К двум «исповедям» добавились прозвучавшие в начале концерта «Пять пьес для оркестра» французского композитора Филиппа Эрсана. Они были написаны в 1997 году для Симфонического оркестра Нанси, у нас прежде не исполнялись. Автор Пьес планировал стать свидетелем российской премьеры, но неожиданная болезнь «вырвала из его рук» авиабилет.
Как название цикла, так и (частично) музыкальный материал отсылают к «Пяти пьесам для оркестра» op. 16 А. Шёнберга. Свободное владение приёмами «отца» додекафонии, сочетание композиторских техник XX века с формами и элементами музыкальной эстетики барокко (и других эпох), сближает Эрсана с Мартеном, при этом прямой логической связи оркестровых пьес с вокальными «исповедями», кажется, нет.
Безусловное достоинство фестиваля — удачный подбор певцов: многие из ведущих оперных звёзд впервые выступили в нашей стране именно в рамках «Оперы Априори». Но даже если имена солистов оказываются не «новыми» и не «громкими», это, разумеется, нисколько не умаляет профессионализма выступающих.
Альберт Домен — немецкий бас-баритон, сегодня — один из ведущих певцов, специализирующихся на «золотом» немецком репертуаре (К. М. Вебер, Р. Вагнер, Р. Штраус и т. д.). В «Двух исповедях» он предстал перед слушателями в роли «Всякого человека» (Мартен) и апостола Петра (Бетховен).
В тембре мощного, захватывающего, я бы даже сказал «фактурного» голоса Домена, к сожалению, ясно различаются неподвластные воле артиста «возрастные» оттенки, но в вокальном плане это единственное, за что можно упрекнуть исполнителя. Техническими проблемами он ещё не успел обзавестись.
Не знаю, корректно ли прозвучали бы верхние ноты на piano (попыток уходить на эту динамику в верхнем регистре я не распознал), но в целом хорошая вокальная школа и максимально рациональный подход к расходованию энергии в сочетании с разумным отношением к репертуару позволяют надеяться, что певец ещё долго будет полноценно исполнять свои коронные партии.
На сцене он не кажется выразительным актёром: мне, во всяком случае, не удалось уловить хоть какое-нибудь разнообразие в мимике и жестах (у многих других певцов концертная атмосфера не мешает органично выражать музыку буквально «всем телом»). Но «внешняя» скупость с лихвой искупается въедливым проникновением непосредственно в поэтический и музыкальный текст, внимательным отношением к тончайшим оттенкам, точной артикуляцией и гармоничным употреблением подходящих случаю голосовых красок.
Башкирскую диву Диляру Идрисову, выступившую в партии Серафима в оратории Бетховена, я слышал несколько раз и всегда оставался с мыслью, будто ей чего-то не хватает для первоклассного исполнения. Однако на этот раз лёгкое предубеждение сменилось восхищением.
Во-первых, она звучала абсолютно убедительно и технически, и стилистически (разве что, самые верхние ноты, распложенные в третьей октаве и венчающие каверзные восходящие пассажи, прозвучали несколько хуже, чем могли бы, голос на них иногда капризничал). Во-вторых, чувствуется, что певица живёт музыкой, работает над собой и уверенно двигается в нужном профессиональном направлении. Не всем известным певцам, достигшим успеха, такое свойственно и, на мой взгляд, это лишний повод порадоваться за Диляру.
Тенор Артём Сафронов пришёл на замену другому солисту за неделю до концерта. Уже одно это заслуживает уважения. Не знаю, исполнял ли Артём партию Христа раньше, но в наиболее сложных пассажах ощущалась некая интонационная и техническая неуверенность. Если не обращать на это внимания — ситуация вполне позволяет — то хочется отметить красивый тембр, выровненное звукоизвлечение, отличное legato.
Вокальный ансамбль Intrada под руководством Екатерины Антоненко — это всегда праздник и гарантия наилучшего качества. Особенно «тяжкая» работа выпала в этот раз на мужскую долю, но со всеми испытаниями музыканты справились блестяще. Я искренне влюблён в этот коллектив и от всей души желаю ему как можно дольше сохранять высочайший уровень — в России второго такого ансамбля нет.
Екатерина Антоненко: «Искать потерянный рай можно не во всякой музыке»
За пультом стоял молодой, талантливый и не по годам зрелый дирижёр Максим Емельянычев. Правда, временами казалось, что он был слишком погружён в оркестр и не уделял достаточного внимания и поддержки находившимся за его спиной певцам: пару раз за вечер создавалось впечатление, что солисты немного не успевали за выбранным темпом и были близки к тому, чтобы критично отстать, но, к счастью, «катастроф» не случилось. В остальном концерт был проведён блестяще.
Отдельно отмечу, что когда творческая «всеядность» дирижёра проявляется не в адаптации абсолютно любых произведений к одной исполнительской манере, а в умении добиваться от оркестра разной игры для произведений разных эпох, это всегда приятно.
Максим Емельянычев: «Хочется показать себя в разных ипостасях»
Российский национальный оркестр (художественный руководитель — Михаил Плетнёв) хорош сам по себе, но под управлением Максима он звучал буквально «за пределами» своих возможностей: рафинированная палитра Пяти пьес чудесным образом сменилась насыщенным романтическим «крупным мазком» в Монологах, а затем, в оратории, кардинально перевоплотилась в уютное «историческое» звучание. И всё это техническое и стилистическое буйство прошло без какого-либо ущерба для собственно выразительности.
Одним словом, концерт во всех смыслах состоялся. Отличные музыканты великолепно исполнили сложную и интересную программу и доказали, что фестиваль «Опера Априори» держит планку даже в сегодняшних суровых реалиях. Жаль только, что профессионалов на Мартена с Эрсаном, и тем более на Бетховена не заманишь, а обычной публике, особенно в конце декабря, кажется, ничего кроме полек И. Штрауса и проливного дождя из «Щелкунчиков» не нужно.
Сергей Евдокимов