Цель музыкальной поездки в Петербург на этот раз была троякой: послушать Вагнера с известной приглашенной солисткой, насладиться пением Альбины Шагимуратовой и изучить, в концертном исполнении, возрожденный из небытия раритет – оперу Кавоса «Иван Сусанин».
Но человек предполагает, а жизнь располагает. Шагимуратова заболела, концерт отменили (а в афишу взамен добавилась опера «Руслан и Людмила»). С исполнением Вагнера и Глинки были проблемы. Пожалуй, только старик Кавос не подкачал.
Отчего партитура «Тангейзера» не прозвучала на этот раз как должно? Виной тому, во-первых, сокращенный оркестр (где победная атака отряда струнных?): сокращали не от хорошей жизни, узкая оркестровая яма Концертного зала не годится для Вагнера, и есть смысл перенести спектакль на другую сцену.
Во-вторых, слишком корректный подход дирижера Кристиана Кнаппа. «Был бы Гергиев…», вздыхали опытные слушатели в антракте. И правда, не забыть «Тангейзера» с маэстро за пультом в концертном исполнении в Москве, в зале «Зарядье». Тогда я писала:
«Вагнер оркестра Мариинского театра – нечто огромное, пафосное, цепляющее, то, во что погружаешься с головой».
Но Гергиева на сей раз не было, так что главное внимание ушло к певцам. На самом деле многие в тот вечер пришли на именитую гостью, Екатерину Губанову, чье первое исполнение Венеры было обставлено не так чтобы выгодно для певицы. Ей пришлось выступить в спектакле, где сценографа, не сомневаюсь, пригласили, чтобы потренировать солистов петь в любых, самых сложных обстоятельствах.
Стандартный подиум, это скучно, но куда ни шло, но подиум с разнокалиберными и разновысотными ступеньками, с темными впадинами, где при перемещениях с непривычки и упасть недолго? Дебютантка «Тангейзера» Губанова, такое впечатление, боялась, и я ее понимаю. В таких обстоятельствах ожидать великое пение немилосердно. Ходьба без травм становится главной задачей для того, кто не осваивал этот подиум недели две, и, когда некоторые недочеты голосоведения становились слышны, я мысленно жалела певицу. Какая ровность регистров может быть, если думаешь о том, куда ступить. А вот роскошный рыжий парик был зачетный.
Зато бывалые, опытные, везде ступавшие солисты Мариинки спели отменно. Ирина Чурилова (Елизавета) – событие без преувеличения. В голосе – мощь и мягкость, страсть и тихая, но непреодолимая убежденность. Героиню Чуриловой окружающие называют ангелом. Что ж, так и есть, по пению.
Сергей Скороходов особенно впечатлил в финале, когда смятенного Тангейзера раздирают муки. Мы увидели и услышали горький сарказм порывистого грешника. Скороходов всегда поет эту партию качественно, к тому же – с неплохим немецким произношением.
Его соперники, рыцари- певцы в пении не уступали, что сюжетно важно: ведь они на равных соревнуются в Вартбурге. И Владислав Куприянов (Вольфрам фон Эшенбах), и Вальтер фон дер Фогельвейде (Роман Арндт) были достойны своих исторических предшественников. Да и ландграф Тюрингии (Илья Банник) тоже показал, что разбирается в пении.
«Руслан и Людмила» – спектакль 90-х, и как все постановки такой давности, нуждается в генеральной уборке и реконструкции мизансцен, в работе с исполнителями над актерством и в тщательном выборе солистов. Пока это не произойдет, внимание могут вызвать возобновленные декорации и костюмы Александра Головина и Константина Коровина (1904) и – более всего – хореография Михаила Фокина (1917).
Мой интерес состоял в том, чтобы послушать молодого певца Глеба Перязева (Руслан), о котором много говорят. Интерес оправдался: Перязев, обладатель неординарного баса и умения им гибко владеть, сделал все, что мог (а может он многое) для оживления действия. Если б еще у певца была режиссерски осмысленная сценическая задача… А не только простейшие иллюстрации сюжета.
Дальше начались музыкальные и театральные пересечения в афише. Просто мистика. Возвращение сочинения Кавоса можно описать репликой из «Тангейзера» в адрес Тангейзера: «пропадал и нашелся». Это первое.
Второе: опера Глинки была показана на следующий день после «Ивана Сусанина», и эти события совсем уж тесно связаны. Не только потому, что Катерино Кавос был предшественником в освоении сусанинской темы. Он лично дирижировал премьерой конкурента – и признал, что музыка Глннки лучше его собственной. Не часто бывает такое душевное благородство.
И еще исторические параллели: сын композитора, архитектор Альберто Кавос, спроектировал Мариинский театр, который Кавоса-отца теперь и уважил. А «Сусаниным» Глинки этот театр открылся. (Кроме того, «понаехавшему» итальянскому роду Кавосов Россия обязана многими видными деятелями культуры: автор оперы был прадедом Александра Бенуа).
Почему именно Кавос? Мало ли кто писал тогда оперы. Но именно Кавос много лет лелеял оперную труппу петербургского Императорского театра как дирижер, педагог и администратор, а параллельно писал музыку, особо упирая на русские темы. «Иван Сусанин» был создан после войны с Наполеоном и к 200-летию дома Романовых. Сохранился клавир, по которому позднее сделали инструментовку.
И это весьма примечательное сочинение. Не шедевр. Но антикварная ценность, старинная вещица «с историей». Чего только в ней нет! Традиции французской комической оперы (сюжетообразующие диалоги с пением), «оперы спасения» (Сусанин, вопреки исторической правде, останется жив), явное влияние Моцарта (первый аккорд увертюры отсылает к «Дон-Жуану») и кипучих итальянцев (не только Россини, Керубини еще больше). Огромная примесь старинной «ученой музыки». И над всем этим – тотальная, всепобеждающая наивность, которая работает скрепляющим раствором, объединяя разное в единое.
Действие происходит в одном месте – в избе Сусанина, так что о подвиге героя мы узнаем от него самого. Да собственно, и подвига не было: просто поводил поляков по болотами – и вернулся домой. С ними вместе. Правда, обозленные захватчики (не поймали боярина Романова же) грозят поводыря убить.
Помогла смекалка приемного сына Алексея: он «сбег» до старосты, а тот ударил в набат, чему рады дочь Сусанина Маша и ее жених Матвей. Опера завершается рефреном «Пусть злодей страшится и дрожит весь век, должен веселиться добрый человек». Вот такая смесь пафоса с назидательностью. И декоративный драматизм, в котором менуэты, камаринская, русские песни и почти водевильный вальс сочетаются с темповыми контрастами и прихотливой полифонией хора и ансамблей,
Солисты Академии молодых певцов Мариинского театра (вместе с хором), и оркестр театра во главе с дирижером Николаем Хондзинским сделали «Ивана Сусанина» очень увлекательным. Музыка звучала одновременно и аналитически (вот вам рассказ, как это устроено), и артистически (а теперь забудьте про устройство – и просто слушайте). Слушать Ольгу Маслову (Маша), Савву Хастаева (Матвей), Дмитрия Воропаева (Алексей), Дмитрия Горбовского (польский есаул) было так же интересно, как изучать смесь галантности и «посконности» в их ариях и дуэтах.
Особенно отмечу Ярослава Петряника (Сусанин): его красивый полетный баритон был полон надлежащей «сказочной» риторики и скрытого юмора. «На бога надейся, я сам не плошай», как поет его герой.
Либретто князя Шаховского, кстати, отдельная радость.
«Романов где, скажи, старик!» – « Его ищите в сердцах у нас» – «о бешенство, о мщенье, … не нахожу довольно слов, чтоб изъявить мою досаду».
А потом, рядом с этой оперным витийством. поток колоритных просторечий: ведь крестьяне (точнее, оперные поселяне) говорят, не баре.
Собственно говоря, проект с Кавосом планировался в прошлом году, ко дню рождения композитора, но был перенесен из-за ковида. Теперь исторический анекдот, закончившийся возвышенным многоголосным финалом, обрел родную петербургскую прописку.
Майя Крылова