
Фестиваль «Золотая маска» привез в Москву одноактные балеты бельгийской компании Rosas. Тройчатка «Барток / Бетховен / Шёнберг» – сочинение Анны Терезы Де Кеерсмакер, главы компании, известного европейского хореографа.
Гастроли прошли на сцене Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко.
Этот вечер составлен из фрагментов старых постановок: Барток с Четвертым струнным квартетом, к примеру, взят из спектакля 1986 года «Барток. Примечания». Бетховен с Большой фугой – из «Руды» (1992). А Шенберг («Просветленная ночь») – из отредактированной в 2014 году танц-версии 1995 года.
Собственно говоря, в Москве показали три разных балета. Но в результате театральных пертурбаций они сложились в мозаику, даже в трилогию, с определенной сквозной идеей.
Кеерсмакер училась в школе Мориса Бежара в Брюсселе, в 1983 году создала свою труппу, поставила много работ на музыку разных композиторов, получила известность. Ее спектакли, как утверждает буклет,
«строятся на принципах геометрии, изучении природы и социальных структур общества. Эти инструменты позволяют находить неожиданные формы существования тела в пространстве и времени».
Хореография во многом напоминает минималистскую музыку, недаром Кеерсмакер любит Стивена Райха: повторение простых движений в четко структурированных отрывках, комбинаторика первичных элементов танца с постепенным «сдвигом по фазе», дающим возможность некоторых пластических изменений.
Московский спектакль идет в сопровождении живого звука, его создает «Ictus»—брюссельский ансамбль современной музыки, постоянный соавтор хореографа. За основу взяты сочинения для струнных.
Первая часть – с Бартоком – отдана четырем танцовщицам, движения которых далеко не всегда подвластны полифонии, существуя автономно. Кеерсмакер утверждает, что музыка – ее госпожа. В таком случае она весьма строптивая служанка. Чтобы оценить танец, вы в зале должны, повторяю, понять, что это – авторское минималистское выявление танцевальной сущности не минималистской партитуры.
Девицы в черных платьях и тяжелых ботинках (такая же частая униформа в современном танце, как нынче шинель персонажа – в любой драме) похожи на нимфеток двадцать первого века. Целомудренных и искушенных одновременно, рождающих смесь наивности и железной воли, в танце, похожем на игру в классики.
Этот синхронный порыв в полутьме и в изменчивом свете прожекторов полон глиссадных скольжений, постукиваний щиколотками, шустрых поворотов ужом, подпрыгиваний и размашистых шлепаний на пол. При резких наклонах из-под юбочек сверкают белые трусы. Точки доступа глазу – в оттопыренных назад локтях, и схваченных руками волосах. Плюс широко расставленные ноги или хождения на цыпочках, в пародии на походку манекенщиц.
После девчачьего апофеоза на сцену вышли мужчины. Им достался Бетховен и новый хореографический принцип: каждому инструменту «Фуги» – по движению.
«Таким образом танец выражает музыкальный контрапункт»,
— говорит Кеермакер. Коллективный мужской портрет, пусть взятый в абстракции – как бы симметрия предыдущему женскому. Мужское сильное начало привело к торжеству принципа «упал-отжался», дополненного скоростными переворотами тел. Прыжки с поджатыми ногами и руки-крылья дополнили бетховенскую фугу. А раз такая форма, то повторения пластики у танцовщиков как бы ей соответствуют. Формально. Что постановщику нужна эта Фуга – очевидно. А вот нужен ли Фуге этот постановщик – вопрос спорный.

И наконец, «Просветленная ночь», где, по словам Кеерсмакер, она
«работала с музыкальными темами и лейтмотивами и попыталась добавить в танец элемент нарратива».
В дуэте под Шенберга мужское и женское, наконец, встречаются и даже обрастают житейскими подробностями. Царит нагрянувшая любовь конкретно двоих, изгнавшая самодостаточность обобщенных гендерных персонажей в разделах «Барток» и «Бетховен».
Пластическое стремление босой пары от поддержек к полу (не только к гендеру, но и к покрытию сцены) обусловлено сценарием. В основе «Ночи» – стихотворение, в котором дама признается кавалеру, что хоть его и любит, а беременна от другого, но великодушный кавалер ее прощает и признает ребенка своим. Разговор, понятно, идет напряженный, и композитор уверял, что лейтмотивная музыка тут буквально следует поэзии.
Вот и в танце: видно, что женщина ищет мужского внимания, что не в силах от него оторваться, пока не убедит, что пара бурно обсуждает нечто, но в итоге находит общий язык. И пластический тоже. А как не найти, если, по словам Шенберга,
««Прогулка в парке (пример 1) под ясным, холодным лунным светом (примеры 2 и 3), жена сообщает мужчине о трагедии в драматичной манере (пример 4) <…> Кульминационный подъем, развивающий мотив (пример 8), иллюстрирует обвинение ее себя в страшном грехе <…> Но «звучит голос мужчины — мужчины, чье благородство столь же возвышенно, сколь и его любовь» (пример 10)».
Но Шенберг говорил и другое. Что его произведение не иллюстрирует никакого действия или драмы, а лишь рисует природу и выражает человеческие эмоции.
«Мне представляется, что оно по данной причине приобрело качества, способные удовлетворить вас даже в том случае, если вы не знаете, что именно оно иллюстрирует; другими словами, его возможно воспринимать как «чистую» музыку и, таким образом, позабыть про поэму.
Тем не менее, поэма заслуживает внимания в силу весьма поэтичного изображения эмоций, пробужденных красотой природы, и характерного морального отношения к непереносимо тяжелой человеческой проблеме».

Это парадоксальное (но, с другой стороны, естественное для музыки) противоречие между обобщением и программой есть главный нерв спектакля. Прочесть о конкретном сюжете можно, но можно и не увидеть его в танце, где дуэт – просто дуэт, даже если дама, сидя, «физиологически» растопыривает ноги. Таких сцен в истории современного танца много. А по делу – разве что партнер один раз приникает ухом к животу партнерши.
Но, конечно, если знать историю заранее, всё становится ясно, и каждое не раз повторенное па трактуешь в пользу пересказа и хэппи-энда. Правда, финал у Кеерсмакер странный: победившая дама уходит, а одинокий кавалер пристально смотрит в зал. Деваться ему некуда.
Майя Крылова
Музыкальный и балетный журналист. Неоднократно эксперт фестиваля "Золотая маска".