Фестиваль «Возвращение» рассказывает, как музыка думает.
Разыграв на первом концерте тему «музыканты, а также композиторы шутят», организаторы «Возвращения» резко посерьезнели. Второй концерт назывался «Думы» и был посвящен разным видам размышления – о себе, о мире, о космосе, и, конечно не обошлось без рефлексии на творчество коллег.
Тема, прямо скажем, провокационная, ибо нет музыки без размышления. Даже песня «Цыпленок жареный» (во всех вариантах) полна экзистенциальной тоски. Поэтому в афишу отобрали, так сказать, масло масляное, то есть опусы, непосредственно и (или) программно посвященные переживанию как мышлению и мышлению как переживанию.
Кроме того, концерт построен на чередовании внешнего и внутреннего: после частной исповеди – разговор о мироздании. Как сказал поэт, «нам положено идти, что-то видеть на пути».
…Когда слушаешь (в исполнении ансамбля «Интрада» под управлением Глеба Кардасевича) «Утреннее размышление о Божием величестве» для хора a cappella, написанное Леонидом Десятниковым на стихи Ломоносова, прежде всего поражаешься сходству слова и звука: и там, и там смесь первозданности и искушенности, почти детского удивления и столь же глубокого понимания. Оторопь и восторг – суть «пантеистической оды» о восходе и заре, созданной в 2007 году по заказу латвийского хора как часть большого проекта: семнадцать композиторов из многих стран написали музыку о солнце.
«Партитура Десятникова не проста: обилие красок передается сложными тональными сдвигами, множеством разделений голосов»,
— говорит глава «Интрады» Екатерина Антоненко.
«Это монументальная вещь для большого состава хора, которая требует просторного зала с мягкой акустикой. Для Малого зала консерватории я решила остановиться на камерном составе хора (22 певца), для того, чтобы мы смогли создать объем звука, но не задавить громкостью».
Можно многое сказать о хоровых корнях (традициях) сочинения, о формах полифонии, а можно просто наслаждаться музыкой, в которой переплетаются две сходных логики. Логика молитвы и логика восхода, который сперва виден краешком, но постепенно разрастается, обнимая, красоту, которая по слухам, спасет мир. Да что там, Андрей Платонов будто о «Размышлении» сказал:
«Ведер и паровозов можно наделать сколько угодно, а песню и волнение сделать нарочно нельзя. Песня дороже вещей, она человека к человеку приближает. А это трудней и нужнее всего».
Музыку Карла Филиппа Эмануэля Баха, сочинившего фантазию для клавира «Чувства К. Ф. Э. Баха», исполнительница Елизавета Миллер понимает как возможность разыграть соотношения чувства и чувствительности. Бах-младший, придворный клавесинист прусского короля и музик-директор в Гамбурге, поведал, что причудливость рококо и грезы сентиментализма не исключают глубины. Композитора интересует не внешняя капризность судьбы, а тот, не менее переменчивый хаос, что внутри автора (не случайно в нотах есть и реплика «очень грустно и как можно медленнее»).
Как говорит исполнительница,
«стиль Баха, конечно же, для современного знатока и любителя вписан в историю музыки. Но даже сегодня слушателю сразу понятно – это авангард. Фантазии его в особенности часто и виртуозно обманывают ожидания, застают врасплох, оставляют ощущение эксцентричности и даже взбалмошности.
«Чувства», пожалуй, самая знаменитая из баховских фантазий. Новаторская она не только по своему действительно смелому языку, полному оборванных фраз, смен аффекта и выразительной музыкальной жестикуляции. Сама идея описать свой внутренний мир, подчеркивая негармоничность, противоречивость, непоследовательность в ходе мыслей, очень свежа для второй половины 18-го века и даже, как мне кажется, вызывающа».
Обращение Бенджамина Бриттена к старинной английской музыке дало «Слезы. Размышления по поводу песни Дауленда» для альта и фортепиано. По замыслу композитора, альт наделен ведущей ролью, и Андрей Усов демонстрировал нюансы альтовых шрихов, вместе с Ксенией Башмет вникая в исторически-слоеное «англичанство», разыгрывая цепь вариаций с изысканными гармониями, и бриттеновскими, и Дауленда; погружая публику в сплетения эмоций, согласно названию одной из цитируемых песен: «Если бы мои жалобы могли двигаться страстью».
Несходное настроение (не эмоции «в себя» как у Бриттена, а эмоции «от себя) последовало в «Размышлении» для фортепиано Чайковского, который, в отличие от английского мастера, обошелся без экивоков и стилизаций, а просто поддал фирменной патетической лирики. О ней чутко поведала Екатерина Апекишева.
Точно так, как Бриттен, то есть опираясь на прежние источники, поступила София Губайдулина, когда создавала «Размышление о хорале И. С. Баха «И вот я пред троном Твоим». Только это не сугубо светская, как у английского мастера, музыка, но благочестиво-суровое соучастие в мистерии прошлых веков, где глубокое чувство построено рационально, на любимых Губайдулиной числовых соответствиях: задействованы, среди прочего, слово Бах на немецком и слово Sofia (мудрость).
Играть это непросто, ритм сложный, одни «рикошеты» скрипок требуют напряженного внимания, или контабасовые глиссандо, когда левая рука музыканта должна творить чудеса на струнах. Партии клавесина, двух скрипок, альта, виолончели и контрабаса исполнили соответственно Михаил Дубов, Роман Минц, Даниил Коган, Сергей Полтавский, Ольга Дёмина и Павел Стёпин.
Перед музыкантами стояла задача сделать современный духовный ритуал, смятенное предстояние, а не просто музыку. Они сделали.
Кларнетист Антон Дресслер, он же автор опуса, сыграл Live Movement Meditations для кларнета и электроники, часть большого цикла, создаваемого не один год. Порывы сочинителя, одновременно и интимные, высказанные полголоса, и тяготеющие к созерцанию с высоты птичьего полета, отличались романтикой того типа, которая не провоцирует на стеб даже иронических противников романтизма. Это мерцающий калейдоскоп контрапунктов, где звуки возникают, преображаются, накладываются, расходятся и снова сливаются, но уже по-другому, в новых голосах.
«Проект ” Live Movement” – результат моего давнего желания соединения звучания кларнета и электронных эффектов в реальном времени»,
— говорит Дресслер.
«Это сочинения с элементами импровизации, рассчитанные на концертное исполнение, без каких-либо подготовленных записей. Тема, заданная фестивалем “Возвращение”, предоставила возможность поразмыслить о тонкостях перевода, о широком подходе к интерпретации значений “думы”, “медитации” – и попытаться отразить это доступными мне средствами».
Из двадцать первого века концерт скакнул в тринадцатый. Анонима, создавшего кондукт «Worldes Bliss Ne Last No Throwe («И миг не длится счастье на земле»), и Филиппа Канцлера (ок. 1160–1236), с его O mens cogita («Задумайся, человече») представил ансамбль Labyrinthus . С примкнувшим Романом Минцем и во главе со знатоком средневековой музыки Данилом Рябчиковым. Лучше него об этой музыке никто не скажет. Обе вещи –
«размышления о месте человека, одно на среднеанглийском (и это одно из самых ранних сохранившихся музыкальных произведений на этом языке).
Worldes bliss – строфическое произведение, несколько куплетов на одну мелодию. Исполняем с колесными лирами (монастырский инструмент в то время). Филипп Канцлер написал одноголосный кондукт, и это – одно из произведений парижской школы Нотр-Дам.
O mens cogita – две основные противоборствующие музыкальные темы. Ну, и раз Франция, то цитоль».
Остается сказать, что пели на среднеанглийском и на латыни, а звук бархатного голоса Анастасии Бондаревой создал сложное понимание слова «думы» как сплетения надежды и тщетности: смерть неизбежна, но и рождение было не случайно.
Дуэт Бориса Андрианова и Ксении Башмет раздумывал вместе с Николаем Рославцом в его Méditation («Раздумье») для виолончели и фортепиано. Это проникновение в творчество авангардного композитора прошлого века, который так называться не хотел, а хотел, как известно, быть «организатором звуков». Только сквозь организацию, построенную по уникальной авторской системе, пробивается несомненная эмоциональная мощь, которая творится «синтетическими аккордами».
Старая романтика наложена на новую технику письма, как пух на сталь: мягко, но не насквозь. Это ощущение передано исполнителями с погружением в композиторский способ «развертывания» звука, чтобы создать драму встречи гармонии и мелодии, вертикали и горизонтали.
Финальное Трио Дворжака «Думки» для скрипки, виолончели и фортепиано в исполнении Айлена Притчина, Евгения Тонхи и Якова Кацнельсона бравировало (хотя совсем без утрирования) нарочитыми композиторскими «ай люли» с несомненно фольклорным окрасом, почти хмельной плясовой решимостью, и тем, что критики называли «безудержным цыганским причитанием» в свободной форме. Сперва царствует одно настроение, потом – резко – другое, музыка то рвется ввысь, то ныряет вниз, то стелется ковром, но сыгранность звучания, утонченная тембральная совместимость и взаимопонимание музыкантов оставались на одной, горной, высоте.
И еще. Исполнители, вслед за Дворжаком, показали, что есть еще одна грань понимания названия концерта. Возможно, самая необходимая. Когда не думаешь, а отдыхаешь от дум.
Майя Крылова