Фестиваль «Возвращение» рассказывает, как музыка смеется.
В Малом зале Консерватории в двадцать четвертый раз открылся фестиваль «Возвращение», некогда придуманный музыкантами Романом Минцем и Дмитрием Булгаковым. За исключением прошлого января (ковид), он проводится ежегодно, привлекая к участию как друзей юности основателей, так и музыкантов, примкнувших позже.
В этом году в афише много новых – и молодых – имен, даже пришлось кому-то с кем-то разговаривать на «вы», факт для «Возвращения» почти уникальный. К сожалению, отсутствуют многие исполнители из прежних, по разного рода техническим причинам.
Фестиваль скроен из четырех программ, три имеют тему, каждый раз – новую, четвертый «концерт по заявкам» – музыка, которую предлагают сами участники. Произведения из года в год не повторяются, хронология не соблюдается, вступительные слова и прочий пафос не практикуются.
Опусы редко исполняемых авторов «второго ряда» вынимают из запасников, чтобы освежить память о них, и, возможно, дать шанс попасть в «первый ряд». Недалеко маячат великие имена. В общем, ни капли академизма.
Взять хотя бы первый концерт – «Доля шутки». Смешливым организаторам «Возвращения» все равно, кто в доле – мэтр классики или автор музыки для Дэвида Боуи. И какой будет смех, саркастический или безобидный, очевидный или подспудный. Лишь бы шутили со знаком качества.
Программа началась с музыки Монтеверди. Его три канцонетты из собрания Scherzi Musicali («Музыкальные шутки») созданы в полемике с противниками «второй практики», раннебарочного стиля, наступающего на пятки средневеково-ренессансной полифонии.
Монтеверди упрекали: у него, мол, и диссонансы не те, и хроматизмы неправильные, и лады наперекосяк. Смех, да и только. А мастеру были не так важны заученные правила, как интересно scherzo, то есть забава, пустяк, светское развлечение, противоположное прежней «ученой» и серьезной музыке. И конечно, прелесть ритмов, которая гуляет, где хочет, как ветер Зефир в одноименной канцонетте.
Исполнители – Анастасия Бондарева (меццо-сопрано), Варвара Турова (сопрано), Елизавета Миллер (клавесин), Марина Катаржнова (скрипка), Софья Ковалёва (скрипка), Феликс Антипов (виола да гамба) и Ася Гречищева (теорба) предположили, что к новой музыке многие современники относились, как сегодня педанты классики – к мелодиям для дансинга. И воспроизвели ответ композитора именно как дансинг.
Алексей Курбатов воплотил разного рода иронию над венскими классиками и европейскими романтиками, заложенную в структуру трех пьес для фортепиано Сати. Они называются «Засушенные эмбрионы» и создают бестиарий, посвященный морским обитателям, наделенным гротескной человечностью. Не зря опус называли «мини-карнавал животных класса беспозвоночных»: персонажи «плачут» и «разговаривают», музыка булькает, как воздух в воде, ноты испещрены абсурдными комментариями автора, а мотив из Шопена помечен «цитата из знаменитой мазурки Шуберта».
Это юмор для всех, знатоков и профанов, и пианист прекрасно демонстрировал, как смешны могут быть фортепианные басы, глиссандо и бурные арпеджио, и главное, нескончаемые финалы с назойливо-трескучими каденциями.
Позже Курбатов исполнил собственную музыку, две пьесы для фортепиано, играя с листовским надрывом и серьезным лицом. Каверы (напоминание о Моцарте с его Ночной серенадой и о хите Smells Like Teen Spirit «группы «Нирвана», в расчете на чувство юмора у любителей и не любителей Курта Кобейна) написаны для исполнительского конкурса и дают возможность показать беглость пальцев, варианты туше и прочие пианистические премудрости. В общем, кому в «Доле шутки» высокие материи мэтров классики, а кому дисторшн (погуглите) и гранж.
Фантазия Адольфа Шрайнера «Все меньше и меньше» для кларнета и фортепиано (играли Михаил Безносов и Ксения Башмет) не из тех шуток, что не поймешь. Непритязательная музычка, которую можно слушать вполуха, не так важна, как и вправду смешное зрелище – наблюдать за кларнетистом. Он по ходу дела разбирает инструмент на части: сперва отвинчивает раструб, потом оба колена, доходит до игры на мундштуке, отчего тембр кларнета превращается в свист.
Что было интересней, так это российская премьера опуса Хельмута Лахенмана «Сакура и берлинский воздух» для саксофона, фортепиано и ударных. Импровизация Виталия Ватули, кластеры Марии Немцовой и незабываемая многостаночная перкуссия Дмитрия Власика (он еще и пел!) проиллюстрировали идеи автора. То есть смесь меланхолической экзотики и бодрой немецкой традиции (марш), радости и грусти (именно что «доля шутки») в виде вариаций на японскую песню о цветении сакуры, написанных для детского концерта в Кельнской филармонии и жены-японки.
Публика получила звук контрабасовых смычков, которыми играли на вибрафоне, туманное щипание рояльных струн, зловеще вибрирующие гонги и сочетание привычного с непривычным, что по-хорошему будоражит.
Три юморески Дворжака (первую, четвертую и седьмую из восьми в цикле) сыграл пианист Лукас Генюшас, и если седьмой, всем известной, меломаны наверняка мысленно подпевали, то двум начальным, с моравским фольклором, любовно внимали. Ибо Генюшас. с его умной и серьезной манерой игры, заставил задуматься о правоте некого карикатуриста: он, как пишут биографы Дворжака, нарисовал чешского «маленького человека», который обращается к композитору:
«Многоуважаемый маэстро, раз уж вы назвали свое произведение «Юмореска», я бы ожидал большего веселья!»
После рояльного соло – сюита для камерного ансамбля Альфредо Казеллы. Его изящных «Марионеток» (кто их тут знал прежде?) сыграли Иван Бушуев (флейта), Павел Чередниченко (гобой), Михаил Безносов (кларнет), Андрей Шамиданов (фагот), Даниил Коган, Роман Минц (скрипки), Илья Гофман (альт), Евгений Тонха (виолончель) и Ксения Башмет (фортепиано).
Маленький марш, Серенада, Маленький ноктюрн, Полька и Колыбельная у исполнителей бравировали пульсированиями, остинатный рояль поддерживал соло флейты и виолончели, музыковеды вспоминали о Скарлатти, публика – о черно-белом итальянском кино. Юмор кукольных манипуляций (привет Карабасу-Барабасу и комедии дель арте) солисты передали так, словно автор музыки лично руководил темпераментными мимолетностями.
О крошечной, на 35 секунд, но трудной вещи Майка Гарсона (тот самый соратник Боуи) лучше рассказать изнутри репетиционного процесса, словами одной из исполнительниц, флейтистки Марии Алихановой, сыгравшей вместе с пианисткой (и, по воле автора, перкуссионисткой, стучащей по рояльному корпусу) Ксенией Башмет:
«В нотах было сказано “свинговать восьмые ноты”, пьеса джазовая. Я от джаза далека, много слушала рок-музыку, но это совсем другое. Поняла, что свинговать восьмые ноты – что-то вроде играть неровно, как во французской барочной музыке inegal (то есть неравномерно – М. К.).
Попробовала играть пунктир вместо ровных восьмых, чувствую, что-то не то, идеи я так не уловлю, остается куча вопросов.
Я в это время репетировала с лютнисткой Асей Гречищевой, у которой муж джазовый пианист. Она говорит, встреться с Женькой, ты поймёшь. Встретилась, и свинг – это не совсем инэгаль, конечно, но что-то общее можно найти. Главное, начала видеть эту пьесу по–другому, свободней».
Нет смысла описывать опус Хиндемита больше, чем сам автор описал в названии: «Увертюра к опере «Летучий голландец», прочитанная с листа курортным оркестром у фонтана в семь часов утра». Разве что добавить, что на самом деле не оркестр, а струнный квартет в лице Романа Минца (скрипка), Даниила Когана (скрипка), Ильи Гофмана (альт) и Арсения Безносикова (виолончель).
По воле сочинителя, лично игравшего в опереточных оркестрах и трактирах, к «вагнеровскому» фальшивому пафосу добавлен не менее фальшивый вальсок, он же привычней на курорте. Музыканты, вслед Хиндемиту, не поскупились на гэги (одна только скукоженная песня прях чего стоит) и на «мильон терзаний» не выспавшихся «профи», обреченных мучить уши слушателей.
Имитировать плохую игру хорошим игрокам так же трудно, как отменному стрелку не попадать в цель. Поэтому исполнительские «штормы» и «томления», сбитый ритм, разъезжающийся дребезг и жидкий звук, вся схватка добра со злом, превращенная в битву бобра с ослом – просто загляденье. Как и срежиссированные томные поклоны «лабухов», обалдевших от неожиданного успеха. (Автор этих строк лично кричала «бис!»).
Осталось сказать об уютно поданной Юмореске (Рондо) для духового квинтета, написанной Александром фон Цемлинским, ее исполняли Мария Алиханова (флейта), Михаил Безносов (кларнет), новички фестиваля Алексей Савинков (гобой) и Егор Булгаков (валторна), а также Андрей Шамиданов (фагот). Это вещь, «благоухающая Малером» и, хотя и не наивная, но предназначенная для обучения инструменталистов: потренькать флейтой, погудеть гобоем, погундосить фаготом…
И о миниатюре Эжена Боззы, требующей еще более изощренной переклички инструментов (тот же состав исполнителей, и, как сказал один из музыкантов– «красиво, виртуозно, для духовых»). Скерцо, исполненное с навыками джаза и хорошей техникой дыхания, напоминало римско-корсаковский «Полет шмеля» в облегченном варианте.
Самое интересное, но и самое, в некотором смысле, непонятное приберегли для финала. Шёнберг, его «Три сатиры» для смешанного хора a cappella, написанные на композиторскую злобу дня: желчный Арнольд в «сильном раздражении» (его слова) словесно и музыкально высмеивает эстетических врагов, в том числе – Стравинского. Вот уж где не юмор, а зубодробительный сарказм, во всей мощи имитационной полифонии и двенадцатитоновой техники, причем у каждого хора – свой набор, а тональность бурно «сражается» с атональностью.
Кажется, будто Шенберг «изобрел» серию для того, чтобы стать серийным убийцей: на этом маски-шоу досталось многим. Он, например, издевается над быстрой сменой манер у коллег: вторую Сатиру, «Разносторонность», можно спеть в обратном направлении от конца к началу, перевернув ноты, получится то же. Финальная кантатка (я бы даже сказала, кантаточка) бравирует сложно распетым немецким словом «классиш», как первая Сатира бравировала словом «тональ».
Жаль, что на этот раз не сложилось с переводом слов (как часто прежде делали на фестивале): склочный текст важно понимать. Ведь вербальные колкости доступней музыкальных, и не все в зале оценили лобовые столкновения стилей нотного письма, которые автору музыки и знатокам были наверняка смешны.
Играли – под конец Сатир – Павел Романенко (альт), Михаил Дубов (фортепиано), Ольга Дёмина (виолончель).
Конечно, не обошлось без ансамбля «Интрада», которому и карты в руки, ибо руководитель прекрасного хора Екатерина Антоненко знает о «Сатирах» всё. Теперь и мы знаем.
Майя Крылова