Второй день фестиваля Московской филармонии «Георг Фридрих Гендель: мир горний и мир дольний» посвящён музыке католического Рима. В программу вошли псалмы «Laudate pueri Dominum» (вторая версия, HWV 237), «Dixit Dominus» (HWV 232), мотет «Saeviat tellus inter rigores» (HWV 240) и Увертюра B-dur (HWV 336).
Перед концертом на сцену вышел художественный руководитель фестиваля, легендарный импресарио Михаил Фихтенгольц. Он провозгласил желание немного рассказать о включённых в программу произведениях и прочёл слушателям небольшую лекцию о молодом Генделе, прибывшем в Италию в 1706 году, о его богатых покровителях и о том, какое впечатление могла произвести на композитора urbs aeterna периода Контрреформации после «пропахшего рыбой Гамбурга».
Не знаю, помогло ли выступление Фихтенгольца посетителям Концертного зала им. Чайковского лучше расслышать музыку Генделя, но я не могу удержаться от некоторых комментариев.
1) Михаил утверждает, что Папа уничтожил единственный оперный театр в Риме за 10 лет до приезда Генделя (имеется в виду, очевидно, театр Tor di Nona, разрушенный по приказу Иннокентия XII в 1697 году), и поэтому там пышным цветом расцвела традиция духовной музыки.
Действительно, отношения столицы христианства с оперой были сложными и напрямую зависели от предпочтений понтификов, то запрещавших, то разрешавших оперные представления в городе.
Гендель попал в Рим в период действовавшего запрета. Но я сомневаюсь, что за 10 лет в принципе может сформироваться какая-либо музыкальная «традиция» на уровне целого города и хотел бы обратить внимание, что духовная музыка существовала в Риме и до 1697 года, и она отнюдь не была чем-то «хилым»: один Палестрина чего стоит! Кроме того, в Риме преспокойно жили своей жизнью и чисто инструментальные жанры, даже несмотря на то, что они «не славили Бога» напрямую.
2) В фамилии «Русполи» ударение падает на первый слог.
3) По словам Михаила, все три вокальных произведения были написаны по заказу кардинала Карло Колонна для ордена кармелитов. Семья кардинала покровительствовала ордену и, скорее всего, Laudate pueri и Saeviat tellus в самом деле были предназначены для исполнения в церкви Кармелитов Santa Maria in Montesanto в день явления Мадонны на горе Кармель, 16 июля. Но вот об обстоятельствах премьеры псалма Dixit Dominus, как и о первых его исполнителях, ничего не известно. Кардинал Колонна в данном случае называется исследователями лишь вероятным заказчиком. Если есть какая-то иная достоверная информация, я бы с радостью с ней ознакомился, вопрос-то интересный.
4) Михаил заявил о некоем «духе соперничества»: сначала он перечислил знаменитых итальянских композиторов той эпохи, с которыми Гендель вынужден был «соревноваться»: Корелли, Вивальди и оба Скарлатти. С этим всё не так просто, но, учитывая ограниченный формат «вступления к концерту», такую формулировку можно принять. Но затем Михаил увязывает всё это с «соперничеством» в музыке: кто кого превзойдёт, оркестр или солирующий голос, гобой или сопрано и т. д. Тут уж я просто советую Михаилу открыть Википедию, найти там хотя бы статью, посвящённую жанру «Concerto grosso» и почитать, куда он уходит корнями.
5) Михаил говорит, что «дух соперничества» ушёл из творчества Генделя в период творческой зрелости. Но тут всё гораздо проще: Гендель переехал в другую страну, где были несколько иные традиции духовной музыки, с которыми композитор не мог не считаться. Не думаю, что дело только лишь в зрелости.
6) Михаил объясняет использование Генделем музыки из римских сочинений в своих следующих шедеврах, тем, что композитор относился к своим успехам с чисто немецкой рачительностью и не хотел их забывать. Но в ту эпоху многие композиторы совершенно свободно переносили свою, а порой и чужую музыку из одного сочинения в другое, иногда по весьма прозаическим причинам, и национальность тут совсем не играет никакой роли.
7) Об Увертюре B-dur не было сказано ничего, в то время как она считается изначальной версией вступления к первой оратории Генделя «Il Trionfo del Tempo e del Disinganno», тоже написанной в Италии на либретто кардинала Бенедетто Памфили. Отличие этой Увертюры от позднего, более известного варианта заключается в наличии виртуозной партии солирующей скрипки, предназначавшейся, по-видимому, самому Арканджело Корелли. Мне кажется, об этом стоило упомянуть. Либо, если я ошибаюсь, то прошу специалистов по Генделю меня поправить.
Далее в концерте встречались небольшие странности и в переводах, и в объявлениях номеров. Например, слово «аллилуйя» в мотете почему-то перевели как «аминь». К Увертюре при объявлении добавили, что она «в двух частях». Часть в увертюре и в сонатно-симфоническом цикле — это не одно и то же. И раз уж на то пошло, то здесь частей три: в конце ещё есть lentement.
Но всё это, конечно, теряет своё значение перед музыкой: в конце концов, люди приходят в концертный зал не ради лекций, корявых переводов или обманчивых реплик ведущих.
В чём я безоговорочно согласен с Михаилом, так это в том, что гениальность сочинений молодого композитора не поддаётся объяснению. Гендель демонстрирует в них и прекрасную немецкую полифоническую школу, сплетая разные голоса в сложнейшие, но предельно прозрачные контрапункты (например, et in saeculum saecolorum, amen в Dixit Dominus); и щедрый тематизм с широчайшим эмоциональным диапазоном — от меланхолических «ночных» пейзажей (O nox dulcis в Laudate pueri) до прямо-таки «хулиганских» мелодий (второй раздел Увертюры); и потрясающую способность впитывать местный музыкальный стиль (явная итальянская «концертность», например, в первом номере Dixit Dominus).
Отдельно стоит выделить и талант Генделя к звукописи: это и более или менее очевидные обороты, как подъём на октаву в начале и спуск в конце фразы «a solis ortu usque ad occasum» (Laudate pueri), что прямо отражает восход и закат солнца, упомянутые в тексте, но и скрытая, менее «прозрачная» символика. Так, например, первые три ноты арии «Stellae fidae» («Звёзды Веры», Saeviat tellus), по-моему, чётко соответствуют трём звёздам на гербе ордена Кармелитов.
Псалом Dixit Dominus в этом смысле — абсолютный, безусловный шедевр, вобравший в себя всё лучшее, на что был способен вдохновленный католическим Римом Гендель. Я безоговорочно согласен с тем, что по богатству образов, красочности и драматизму Dixit Dominus можно сравнивать со «Страшным судом» Микеланджело (эту аналогию тоже предложил Михаил).
Правда, Гендель не был бы самим собой, если бы в качестве cantus firmus в первом номере псалма не использовал под видом старинного григорианского хорала (а именно так его, вероятно, восприняли римляне) начальный мотив лютеранского гимна «Wachet auf, ruft uns die Stimme». Несмотря на все старания, щедрые римские церковники не смогли убедить Генделя сменить конфессию.
Джоан Ланн стала для меня, пожалуй, самым большим разочарованием концерта. Организаторы легкомысленно доверили ей Saeviat tellus. С самого начала выступление выдавало лихую неуверенность: абсолютно все фиоритуры первого номера были исполнены вяло, местами фальшиво и, что самое смешное, максимально тихо: певица как будто бы стеснялась своей неподготовленности и пыталась петь как можно незаметнее.
Лишь на самых высоких нотах её голос внезапно прорывался к ясному, чистому, пронзительному звуку. Такая жуткая динамическая разница между регистрами — на нижних нотах голос вообще исчезал бесследно — сохранилась и в следующих номерах.
Оба речитатива прозвучали вульгарно, развязно, и порой чрезвычайно чувственно: певица, словно в пику церковному «ханжеству», решила сконцентрировать в них всё то, за что некоторые Папы ненавидели оперу.
Однако в O nox dulcis, надо признать, ей удалось создать нежный, мягкий музыкальный образ, технически, по крайней мере, корректный. Хотя и тут можно придираться, например, к нежеланию филировать звук на выдержанных нотах. В Stelle fide был взят слишком быстрый темп. «Суетность» не позволила добиться такой же выразительности, как в предыдущей арии, но, с другой стороны, фразы здесь длиннее, низких нот больше, так что, может это и правильно: чем быстрее он закончится, тем лучше для Джоан.
Заключительная Alleluia начисто перечеркнула не только впечатления от кантиленных арий, но и превзошла по технической провальности первый номер мотета: Джоан бросала фразы там, где кончалось дыхание, постоянно «сажала» темп, а в плане звуковысотности пела настолько неточно, будто у неё перед глазами плавали не ноты, а средневековые невмы, показывающие лишь контуры мелодии: закорючка наверху, галочка чуть пониже, а вот тут длинную линию куда-нибудь наверх нужно потянуть, куда именно — не имеет значения, публике и так понравится.
Марианна Беата Килланд начала своё выступление в Laudate pueri не очень удачно: кроме технических погрешностей создалось впечатление, будто тесситура первого номера псалма ей высоковата. В Sit nomen Domini benedictum певица не стесняется наслаждаться каждой нотой, красочно выделять смены гармонии, «смаковать» морденты; в Excelsus super omnes gentes Dominus и в Qui habitare facit она необъяснимым образом достигает воздушной лёгкости и наполняет музыку явственно ощутимым солнечным светом.
Последний номер, к сожалению, тоже не вполне ей удался, он выдавал усталость голоса и дыхательного аппарата от сумасшедших пассажей. Но в остальном Марианна продемонстрировала высокий профессиональный уровень и поразительную музыкальность. У неё очень тёплый, благородный тембр, ей доступны множество динамических оттенков, фиоритуры она поёт с поразительной интонационной точностью, ровно ведёт фразы и по звуку и по ритму, грамотно распределяет дыхание.
Искренняя любовь певицы к исполняемой музыке придаёт звучанию голоса совершенно неземную одухотворенность, подкреплённую высоким техническим мастерством, и превращает каждое её выступление в праздник для эстетствующих слушателей.
В Dixit Dominus Марианна и Джоан продемонстрировали потрясающее умение слушать друг друга в ансамблях и прилагать максимум усилий для слияния голосов в единое целое, но и здесь Марианна обладала техническим преимуществом.
В исполнении псалма также приняла участие Мария Остроухова. В социальных сетях ею принято восхищаться, только и слышно «какой красивый голос!», будто бы ничего другого от певцов не требуется. Голос хорош, тут мне сложно спорить: густой, бархатный тембр, великолепный низкий регистр, а помимо этого — безупречное дыхание, идеальная, прямо-таки архитектурная выровненность мелодических линий и множество других достоинств.
Но вот объёма этой красоте, как ни странно, не хватает: насладиться ею возможно было лишь под аккомпанемент группы continuo в Virgam virtutis. На фоне полного оркестра и хора в огромном зале голос Остроуховой совершенно терялся. Может быть, ей стоит выступать в более камерной обстановке? Кроме того, от стремления сделать всё «как написано» и «чтобы похвалили» немного веет ученичеством.
Не знаю, как другие слушатели, но я не обнаружил в пении Марии яркого индивидуального исполнительского стиля, а ведь даже у Джоан Ланн он, надо признать, есть.
Великолепно проявил себя Московский камерный оркестр Musica Viva (художественный руководитель — Александр Рудин). Конечно, без печальных помарок не обошлось: каждая группа инструментов отметилась каким-нибудь «проколом», но не настолько, чтобы испортить общую музыкальную картину.
К оркестру была добавлена большая и разнообразная группа continuo, где гитара чередовалась с лютней, орган — с клавесином, а «заправляла» всем, как и положено, чудесная виолончель (Эмин Мартиросян). Басовая партия была дополнена фаготом, что вызвало вопросы к «аутентичности» оркестровки, но оказалось вполне оправданным действием в имеющихся акустических условиях. Настоящим украшением вечера стали соло гобоя (Константин Яковлев) и огненная патетика скрипки (Марина Катаржнова).
Оркестр Musica Viva восхищает умением создавать настоящее барочное (в современном понимании, разумеется), жизнелюбивое и бодрое звучание, даже несмотря на то, что не является сугубо «исторически информированным» коллективом. Заслуги в дотошной передаче стиля принадлежат не только гибким, чутким, готовым к любым профессиональным трудностям оркестрантам, но и дирижёру Андреасу Шперингу, сумевшему ловко направить их таланты в нужное русло.
Настоящим откровением стало выступление вокального ансамбля Intrada (художественный руководитель — Екатерина Антоненко), не умеющего, впрочем, разочаровывать.
Екатерина Антоненко: «Искать потерянный рай можно не во всякой музыке»
Ему доступно огромное количество красок: объёмные, оглушительные, апокалиптические лавины, когда кажется, будто Небеса вот-вот разверзнутся и начнётся Страшный Суд (Quis sicut Dominus?), соседствуют с пением мягким, пасторальным, передающим безмятежность природы (A solis ortu). В «живописных» номерах Dixit Dominus (от Juravit Dominus до Conquassabit) хористы буквально проводят слушателей через все «круги ада», а блестящему, сверкающему всеми возможными оттенками прославлению Бога в Gloria Patri не хватает разве что пышных барочных декораций.
И всё это базируется на жёсткой профессиональной выучке. Баланс выстроен точно, интонация лишена изъянов, в полифонических разделах ясно слышен каждый голос, головокружительные пассажи исполнены без запинок, штрихи тщательно проработаны, а латинский текст артикулируется так, будто это родной язык для хористов. Я бесконечно рад, что в Москве работает ансамбль, способный конкурировать с лучшими зарубежными коллективами.
Одним словом, несмотря на не вполне удачный выбор двух из трёх солистов (уж не знаю, чем руководствуются организаторы, дружбой, хорошими отношениями, спонсорскими условиями, желанием помочь коллегам?), этот концерт стал важным, хотя кажется – и это грустно – не очень заметным событием в культурной жизни Москвы. Некоторые произведения программы звучат у нас незаслуженно редко, а какие-то и вовсе игнорируются.
Да и сама идея проведения генделевских торжеств с музыкантами такого уровня, да ещё и на фоне бесконечно тянущихся ковидных препятствий, заслуживает восхищения. В этом плане я снимаю шляпу и перед Московской филармонией, и перед художественным руководителем фестиваля.
Сергей Евдокимов