Еще один «Шелкунчик» показали в Концертном зале «Зарядье».
Новая версия создана хореографом Владимиром Варнавой и Московским государственным симфоническим оркестром под управлением Ивана Рудина. Музыка Чайковского сыграна быстро и вообще сделана компактной, чтобы уложиться в час пятнадцать минут действия, она также перелопачена, для соответствия новому либретто.
Балет повествует о некой московской семье, где есть Мама в босоножках, она же Фея Драже, Папа, он же Мышиный король в дорогом пиджаке, дочь Машенька (веселая оторва с косичками) и кот. Нет не так: Кот.
Есть и мыши в масках, они же гости в красных колпачках, и Щелкунчик, который и кукла, и мальчик в красном мундире (художник-постановщик Алена Коган).
Семья встречает новый год, предварительно сходив на базар и посетив концерт (в «Зарядье», разумеется). Действие происходит вечером 31- го декабря и в ночь на 1-е января.
Суть идеи драматурга Валерия Печейкина в том, чтобы привязать сказку о Щелкунчике и мышином короле к нашим дням. Печейкин, конечно не первый до такого додумался в истории постановок балета, Москва в этом смысле – просто веха на пути. Сама идея вполне работоспособна и даже очевидна: в конце концов, у Гофмана в его сказке феерия тоже рождается из быта, так великим немцем и задумано, сделать житейскую прозу родоначальницей волшебной поэзии.
Декораций на сцене нет, есть бутафория: коробки с новогодними подарками, сложенные по бокам, это придает праздничный колорит. Вся предметность скоплена на заднике: там появляется стол, где раскладывают громадные муляжи продуктов от курицы до груш, сдвигают бокалы и кричат «С новым годом!», и там же развернуто видео от Ильи Старилова, с роскошной изменчивой елкой, горящим камином, телевизором и летающими мандаринами. Кстати, мандарины будут и танцевать. Такие оранжевые шарики на ножках.
Сцена предновогоднего концерта решена по-булгаковски:
«– С котами нельзя!
— А где, извиняюсь, вы видите кота?»
Котолюбивая семья, пришедшая в зал с животным, водит за нос строгого билетера, который надеется питомца выследить и запретить. Обошлось. Потом семья с изумлением смотрит в оркестровую яму (точно так, как и бывает с публикой в антрактах) и идет домой в вихре виртуальной метели.
Прибывают гости, под музыку китайского танца, начинаются подарки, виртуальный фейерверк, праздничный разгул под русский танец, гросфатер как семейный хоровод – и прочий дым коромыслом. Вальс снежинок – у Варнавы вальс икринок.
Второй вальс посвящен котам, тут и ползучее, и тягучее, и прыгучее. На заднике в это время – котики с крыльями. Ну да, если есть летучие мыши, отчего не быть летучим котам?
Почему-то возникает воспоминание семьи об ориентальной поездке, пляски среди попугаев с рыжими хохолками. Хотя ясно, почему: нужно же обыграть музыку восточного танца. Кот ломает куклу-Щелкунчика, ее чинят, возобновленный герой устраивает с мышью что-то типа уличной драки, Маша разгоняет грызунов энергичным ударом ноги в мягкое место одной из них…
Сходить на зрелище стоило хотя бы ради Ильдара Гайнутдинова – Кота. Это танцовщик-универсал, звезда шоу-бизнеса и одновременно – участник балетных проектов на сцене Большого театра, мастер пластической координации и телесной магии.
Подозреваю, что большую часть танцев Кота Гайнутдинов поставил себе сам. Танец домашнего животного открывал балет, и это хороший ход: сразу вовлекаешься. Длинноногая гибкая фигура в черном трико и с ушами торчком ластилась к хозяевам, выгибала спину, плавно меняла контуры линий. И ловила мышей (монолог ночной охоты – чудо мужской танцевальной пластики, замешанной на подражании движениям котов и модерн-дансе). Еще она безмолвно мяукала, телом. Представьте, что так можно. И конечно, кот разбивал игрушки на виртуальной елке.
Глядя на прихотливость Гайнутдинова, танцующего словно каждой мышцей, вспоминались сетевые картинки-байки про котов и елки. Как кот сурово смотрит на наряженное деревце в комнате и говорит «Это только вопрос времени». Или как кот с надписью «римляне» сурово глядит на елку с надписью «Карфаген». В общем, если и был уют в этом спектакле, то тут.
Прочие танцы, как правило, неприхотливые пластически, напоминали детский утренник. За исключением вставного классического адажио, красиво исполненного известными солистами-премьерами, Натальей Сомовой (МАМТ) и Дмитрием Соболевским в момент разгула Машиного воображения: она мол, принцесса, а ее игрушка – принц.
Когда на сцене, слегка подражая ансамблю «Березка» в позах рук, довольно коряво танцевали икринки (группа девушек на пуантах и в красных трико), солировала у них — и неплохо — прыгучая девушка в черном. Ну да, не зря черная икра гораздо дороже красной.
Варнава соединил танцы на ступне (быт) с танцами на пуантах (игра воображения). Разнокалиберный набор фрагментов не совсем сложился в единое целое. И режиссерски, и танцевально.
Исполнители массовых танцев, их две кучки, в программке обозначены как «балетная группа» и «контемпорари», или «Varnava Dance Company». Так вот, Варнава данс свое дело и – тело – знали, а группа – не очень. Правда, ей и поставлено было самое простое: шаги, шажочки, легкие припрыжки, что-то типа па-де-бурре. И каскад амбуате для черной икринки. Хотелось бы чего-то более замысловатого. Ведь конкурентов этому «Щелкунчику» много и в реале, и в сети. Есть с чем сравнивать.
На рассвете Папа и Щелкунчик жмут друг другу руки, а Маме кукла галантно целует ручку. Родители (почему утром?) наряжаются Дедом-морозом и Снегурочкой.
Под занавес на сцене буквализируется известное «возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке». А что, так и надо. Тем более что миляга-кот тут же пристраивается. Чтобы погладили.
Майя Крылова