Культурное пространство России – огромно, но ещё совсем недавно основные события культурной жизни легко умещались в формулу «жизнь двух столиц».
В последние годы ситуация быстро меняется, и вот уже некоторые события в регионах могут посоперничать с самыми яркими фестивалями или концертами в Москве, Петербурге или, с недавних пор, Перми.
Вне всяких сомнений, одним из таких событий станет и ростовский музыкальный фестиваль МОСТ – достаточно посмотреть на его афишу.
Об этом и совсем немного об особенностях существования симфонического оркестра в крупном областном центре мы и говорили с Валентином Урюпиным, художественным руководителем и главным дирижёром Ростовского академического симфонического оркестра.
– Фестиваль называется «Ростовский музыкальный фестиваль МОСТ». Что означает «МОСТ»?
– Мост – важный символ для сегодняшнего дня. К сожалению, сегодня люди более чем когда-либо разъединены. Разъединяют и хорошие события, хотя должны бы объединять, но и трагедии, как выясняется, тоже ставят по разные стороны баррикад. Достаточно зайти в любое обсуждение в любой соцсети (а соцсети сегодня довольно точный индикатор).
Поэтому нужно объединяться и желательно не на почве ненависти к кому-то. А единственный мост, который мы, музыканты, можем построить – музыка, искусство. Мост между нами и слушателями, между эпохами, мост между оркестром и городом, которому он служит.
Кстати, Ростов весь состоит из мостов через Дон. Мы долго-долго думали над названием. Уже отчаялись, чуть ли не фестиваль хотели отменять. Он и так готовится экстремально поздно. И, что мне нравится в нашей ростовской команде, – они уже сами умеют аккумулировать идеи. Название «МОСТ» они придумали, сами сделали дизайн.
– Они – это кто?
– Да, собственно, вся филармония во главе с директором Оксаной Яковлевой, директор РАСО Елена Банникова.
У нас кабинет директора напоминает муравейник или проходной двор. Постоянное движение, бесконечно кто-то заходит — музыканты, ещё кто-то. Бросается клич в народ – появляется решение. Я стал им очень доверять.
Один раз они предложили – «Мост». Я не придал значения, сказал, давайте думать дальше. Потом ещё через два дня повторили. Уже зазвучало понятнее, ближе. Так все и появилось.
– Кто явился инициатором создания фестиваля?
– Инициатором создания фестиваля я и явился (улыбается). Причём в тот самый момент, как только пришёл на работу в РАСО.
Уже в 2015 году необходимость такого центростремительного события, которое бы аккумулировало в себе творческие силы города, а не только оркестра (здесь же участвуют и многие другие), стала очевидной. Мы готовили почву, долго не решались, были другие, более насущные вопросы. А в этом сезоне пришло понимание, что и мы готовы, и наши партнеры готовы. Значит, пора идти вперёд.
Мы приняли решение очень быстро. Казалось бы, времени совсем нет. И, по сути дела, авантюра полнейшая. Финальное совещание состоялось в конце марта, а первые аккорды фестиваля зазвучат в конце мая. Это невероятно короткий срок. Но повторюсь, мы все почувствовали, что тянуть нельзя.
Ещё одно доказательство, что фестивалю быть, и пора уже это делать – то, с какой готовностью откликнулись многочисленные партнёры в Ростове. Например, гостиница «Дон-Плаза» согласилась бесплатно принять наших участников. Будут и информационные партнёры, а интернет-ресурсы готовы организовать трансляции. Все понимают, что Ростову нужен фестиваль.
Многие наши друзья-бизнесмены тоже моментально согласились нас поддержать. По этой готовности я понял ещё раз, что почва готова. Даже если в первый раз что-то не успеем или не учтём (а так будет, естественно), мы сделаем серьёзную заявку на будущее. А там и новые друзья появятся, мы их очень ждём.
Мы хотим, чтобы фестиваль стал регулярным, чтобы он превратился в визитную карточку города, как, например, Транссибирский Арт-фестиваль в Новосибирске, Фестиваль оркестров в Екатеринбурге, «Звёзды белых ночей» в Санкт-Петербурге, или фестивали Юрия Абрамовича Башмета. Кстати, у него проходит прекрасный фестиваль и в Ростове-на-Дону, в сентябре.
Конечно, для нас большим подспорьем была бы добрая воля руководителей нашей области, их поддержка и внимание. Но фестиваль мы во многом делаем своими силами и силами наших друзей.
– Разве в свете последних решений правительства по развитию культурной политики в регионах местные власти не должны поддерживать культурные события?
— Ничего плохого про наших руководителей я не хочу сказать. Они тоже находятся в определённом контексте, в определённой парадигме, которая диктует им поведение. И да, они нас поддерживают — поездку в Москву организовали, вот сейчас пульты купили новые (старые уже давно стали притчей во языцех, на них дышать боялись), купили очень хороший современный экран на всю стену филармонии. Да, они платят музыкантам зарплату…
Но в данный момент необходимость более внимательного отношения к оркестру настолько очевидна, что доказывать это – значит, просто ломиться в открытую дверь. Два года назад я говорил об этом осторожно, хотел, чтоб мы сначала рванули в качестве. Но сегодня пора.
– А ремонт Ростовской филармонии, который планировался ранее, сделали?
– Нет пока, хотя он есть в планах на 2019-20 годы. Филармония старается поддерживать здание в более-менее рабочем состоянии, делает косметический ремонт из своих средств, при этом понимая, что наше здание, скажем так, не является дополнительным стимулом для людей пойти в филармонию. Тем ценнее, что зрители приходят.
Филармония из своих средств старается хоть немного увеличить зарплаты коллективам. Но возможности не такие большие, а областное Министерство культуры занимается, уверен, какими-то важными вещами, но не спешит лоббировать интересы музыкантов.
– Полтора года назад, когда мы беседовали в Ростове-на-Дону, в вас горел азарт, а сейчас, кажется, оптимизма поубавилось?
– Не исчез, но поубавилось, да. После успешного выступления в БЗК с труднейшей и смелой программой (этот концерт прошел с большим резонансом и аншлагом), после того, как мы начали делать в Ростове опен-эйры с многотысячными аудиториями, а наши абонементные циклы показали свою жизнеспособность, казалось бы, мы всем доказали, что у оркестра большие перспективы, он явно в высшей лиге региональных оркестров.
Отзывы всех солистов и дирижёров самые лестные (а это и Юрий Башмет, и Александр Князев, и Элисо Вирсаладзе, и Томас Зандерлинг, и многие другие). Более того, РАСО мог бы серьёзно повысить свой статус, вплотную приблизиться к лидерам — Новосибирску, Екатеринбургу, Казани — если бы нам повысили зарплаты хотя бы до средних показателей по региональным оркестрам!
А теперь ситуация складывается таким образом, что в какой-то момент я могу просто почувствовать своё бессилие, потому что на одном энтузиазме и таланте музыкантов, к сожалению, фундаментально сильный и стабильный оркестр создать нельзя. Всё равно всегда всё будет вопреки.
Например, сейчас наш прекрасный первый гобоист, гордость оркестра, очень удачно прослушался в оркестр Московской филармонии и, вполне возможно, что с сентября он будет работать у Юрия Ивановича Симонова. Выдающийся первый валторнист чуть не уехал в довольно сомнительного качества коллектив в Китай, ведущие артисты вынуждены совмещать работу в оркестре с работой где угодно.
Немудрено, что сейчас я нахожусь на некотором распутье. Следующий сезон я обязательно работаю в Ростове, а что будет летом, начиная с 2019 года, пока сказать сложно. Будет движение навстречу — с радостью останусь ещё.
Назовем вещи своими именами — сейчас ниже зарплаты, чем у нас, только в оркестрах несравнимо более слабых. Куда ни глянь — везде повышают, везде внимание появляется. Я не говорю про лидеров — уже в Уфе, Ульяновске, Краснодаре, Хабаровске выше зарплаты. В Донецке, где война идёт, и оркестр еле дышит — выше.
Но всё же я надеюсь на лучшее, на добрую волю нашего губернатора и его команды. Надеюсь, что в какой-то момент количество и качество того, что мы делаем, перерастет в конкретное решение по судьбе нашего оркестра. Если этого не случится, к сожалению, я вынужден буду умыть руки. Но сознательность этого оркестра, внутренняя, и его внутреннее чувство собственного достоинства настолько велики, что при этих проблемах музыканты работают не за страх, а за совесть.
Мы будем Третью симфонию Малера играть на фестивале. Мало кто вообще может за это взяться, а мы берёмся, почти не привлекая дополнительный состав. А это партитура с огромным составом оркестра. Всё это, с другой стороны, дает оптимизм, хотя он и не всегда кажется мне самому обоснованным.
– С оптимизмом так часто и бывает. Мы не можем объяснить, откуда он берется. Хорошо, что он есть.
– Вообще это часть нашего менталитета.
– Интуитивный оптимизм.
– Да, такой иррациональный, я бы сказал. Дай Бог, чтобы он оказался не напрасным.
– Давайте вернёмся к фестивалю. Чем этот фестиваль отличается от других? Это ваш первый фестиваль в Ростовской филармонии?
– В том-то и дело, что такого универсального события, где встречаются актуальное искусство и классическая музыка, где Шуберт соседствует с джазом в одном концерте, где представлены ведущие творческие силы и России, и самого Ростова, ещё здесь не было. Были отличные фестивали, но более локальные или узкоспециализированные.
В Ростове, например, есть сильный фестиваль современной музыки, на который в своё время приезжали и Криштоф Пендерецкий, и Валентин Сильвестров, и многие другие. А вот титульного фестиваля для оркестра, для филармонии, для города – не было, по крайней мере в современной истории. Тем более фестиваля не консервативного, а в полном смысле этого слова современного. С фестивальным клубом, с вечерними и ночными концертами, с лекциями, с обязательным общением вне концертов.
То есть МОСТ – не просто череда мероприятий, а то, что втягивает многих людей в свою орбиту. И, конечно, с качественным наполнением, о чём мы естественно, заботимся. Такого в Ростове ещё не было.
– Слушаю вас, и у меня возникает впечатление, что вы взяли пример с Теодора, с его Дягилевского фестиваля. Очень похоже на то, что в Перми.
– Нет, не совсем. Во-первых, нам эта «похожесть» не грозит хотя бы потому что, наш бюджет не в десятки, а в сотни раз меньше. А потом, есть же универсальные мировые модели. Мы похожи, может быть в том, что играем Малера, но ведь и это придумано не Дягилевским фестивалем. К тому же, сложно придумать более удачное произведение для такого праздника (улыбается).
Возможно, в России пока не так много событий современного универсального характера, и Дягилевский фестиваль – это самый яркий пример. Безусловно, мы перерабатываем опыт крупных фестивалей. Но, даже если представить гипотетически, что Дягилевского фестиваля не существует и никогда и не существовало, скорее всего, мы бы сами пришли примерно к тому же. Ведь и Дягилевский фестиваль появился не на пустом месте.
– Конечно. Он появился в театре, который уже имел свое собственное лицо.
– Более того, он учитывал опыт других фестивалей. Привнося в фестивальную модель что-то свое. Мы тоже это делаем по мере возможностей.
Вот, например, на Дягилевском фестивале нет концерта на крыше. А у нас будет. На Дягилевском фестивале не звучала в одном концерте ретроспектива симфонической музыки Узбекистана, Армении и Азербайджана. А у нас это будет на концерте-открытии 29 мая.
В первом отделении играем «Хорезмское праздничное шествие» Сулеймана Юдакова (ростовская премьера), очень интересный образчик такого монументального советского классицизма с восточным орнаментом. Потом исполним фрагменты из балета «Семь красавиц» Кара Караева, жемчужины музыкальной культуры советских республик.
В восточных республиках происходило много интересного после установления советской власти, туда крупные композиторы ездили в длительные командировки, например Глиэр. В результате появились и Юдаков, и Мухтар Ашрафи, и Фикрет Амиров, и многие другие. Серьезные композиторские и исполнительские школы в каждой республике.
И, наконец, прозвучит концерт Александра Арутюняна для трубы с оркестром. Этим произведением уже никого не удивишь, оно звучит очень часто, но у нас его будет играть Тимур Мартынов, возможно, лучший трубач России. Любимый трубач Гергиева, солист Мариинского театра, музыкант с серьезной карьерой. Да еще и сын легендарного Равиля Мартынова, дирижера, при котором РАСО был в расцвете.
Интересно, что эту ретроспективу советской музыки мы помещаем по соседству с двумя произведениями инспирированных Веной – это концерт Эриха Корнгольда для скрипки с оркестром и Вальс Равеля, который в этом сезоне стал визитной карточкой РАСО. Опять же, это своего рода мост между культурами разных стран и эпох.
Поэтому не думаю, что нас можно заподозрить в попытке что-то позаимствовать из Дягилевского фестиваля, в котором я много раз участвовал, и надеюсь, что буду и впредь. Добавлю еще, что концерт Корнгольда будет играть Алена Баева, которая возвращается в Ростов-на-Дону после огромного перерыва.
Второй симфонический вечер называется «En blanc et noir» («По черным и белым»). Это гала замечательных молодых пианистов: в концерте выступят Дмитрий Шишкин, Андрей Гугнин и Сережа Давыдченко, наша ростовская звездочка.
– Сережа Давыдченко – тот самый, который только что стал лауреатом Grand Piano Competion и покорил всю Москву?
– Да, тот самый. Сережа – наша надежда, он обещает вырасти в большого мастера. Он учится у легендарного Сергея Ивановича Осипенко. Так что Рояль-гала станет своего рода дружественным турниром.
– Что Андрей Гугнин и Дима Шишкин будут играть?
– Как раз в этом концерте прозвучат фортепианные блокбастеры. Шишкин будет играть Второй концерт Шопена, Гугнин – Второй концерт Листа, а Сережа – концерт Грига. Три великих романтических концерта. Первоначально у нас была другая идея, но она трансформировалась, хотя мне, честно говоря, она милее. Надеюсь, мы ее все-таки осуществим в следующий раз.
– А какая была идея?
– Сначала мы хотели, чтобы в один вечер прозвучали все сочинения Шопена для фортепиано с оркестром. Не только два концерта, но и «Rondo a la Krakowiak», фантазия на польские темы, Andante spianato и полонез и Вариации на тему «Là ci darem la mano». Но времени мало, а ни Андрей Гугнин, ни Дима Шишкин не играли эти произведения.
Потом появился Сережа Давыдченко, и мне стало ясно, что в этот раз лучше не привязываться к Шопену и сделать концерт, может, чуть менее исследовательским, но более зрелищным.
Кстати, этого концерта могло бы и не быть, если бы не партнёрство с Московской филармонией и программой «Всероссийские филармонические сезоны». Так что фестиваль помогают делать не только в Ростове.
Дмитрий Шишкин: “Игре на фортепиано можно учиться всю жизнь”
Третий симфонический концерт – это кульминация фестиваля, Третья симфония Малера. Первое исполнение в Ростове. Вообще Ростов становится малеровским городом, потому что за последние два года мы здесь сыграли Первую и Пятую симфонии и Песни странствующего подмастерья, а оркестр Музыкального театра с Андреем Анихановым – Вторую. Теперь будет звучать Третья. Это уже серьёзная заявка.
Хотелось бы, конечно, чтобы когда-нибудь здесь прозвучали все симфонии Малера… Но у нас нет задачи гнаться за количеством, да и я к поздним симфониям ещё не готов.
– Во время нашей первой встречи вы сказали: «Для меня всё, что связано с Малером – священно. Наверно, каждый, кто претендует на то, чтобы стать когда-нибудь «малеровским дирижёром», хочет себя видеть реинкарнацией этого композитора… Я стараюсь уже сейчас, несмотря на то, что мой Малер будет несовершенным, использовать любые возможности, чтобы включать в репертуар его музыку»… Вижу, что вы уверенно идёте к своей цели.
– Сегодня, Третья, возможно, моя любимая симфония Малера, хотя нелюбимых нет. С ней я, если можно так сказать, чувствую себя ровесником (как со Второй Брамса, к примеру). В универсуме Малера, который каждый человек при желании может проецировать на свой жизненный путь, как раз Третья симфония больше всего, по-моему, накладывается на тот период, который я проживаю. Уже не Первая, но ещё, конечно, не Пятая.
У меня есть, к счастью, планы исполнить её и в других местах в течение ближайших двух сезонов, например в 2019 сыграем её, даст Бог, с прекрасным Новосибирским оркестром.
Безусловно, эта симфония требует огромной работы. С апреля мы уже понемногу репетируем. Очень большое подспорье – наш новый второй дирижёр Игорь Мокеров, который делает эту работу, когда я должен быть в других местах. Я подключусь к работе в мае.
Последний симфонический вечер – наш традиционный опен-эйр, который и так бы состоялся, но теперь он пройдет в рамках фестиваля. Это уже третий по счету опен-эйр в Ростове, и мы собираемся постепенно более серьёзно оснащать его звуком, светом, технологиями. Жители Ростова нам очень благодарны – даже если бы мы вообще играли без подзвучки, всё равно для них это глоток свежего воздуха. Но сейчас уже пора выходить на новый уровень.
И два специальных проекта. Первый – перформанс «Исследование» Георгия Мансурова на крыше галереи «Астор». Тут, кстати, параллели с Дягилевским фестивалем самые прямые, и мы более всего рискуем попасть под удар критики, потому что проекты Георгия Мансурова проходили почти на каждом Дягилевском фестивале. Ну, что я могу сделать, если Юра мой ближайший друг, и очень талантлив во многих областях (смеется).
Я очень рад доверить ему создание перформанса вместе с ансамблем современной музыки «InЕnsemble» – это ростовский ансамбль, который мы привлекаем, талантливые молодые ребята. Наши артисты оркестра тоже будут в нём участвовать, в том числе и как актеры. Для них это первый опыт такого рода.
Второй концерт из череды камерных «Шуберт vs JAZZ» – это мой любимый октет фа мажор Шуберта (я готов использовать любую возможность, чтобы его играть), перемежающийся, прямо в рамках одного цельного действа, с прогрессивным джазом, который будут играть ростовские музыканты, в первую очередь команда Оксаны Ференчук, недавно выпустившей новый альбом.
Ростов-на-Дону – исторически сильный джазовый центр. А почему именно Шуберт? Знаете, есть ведь даже фестиваль такой или конкурс, которому уже лет 50, называется «Шуберт и музыка XX века». Сейчас его уже, конечно, можно называть «Шуберт и музыка XXI века» (кажется, он проводится в Вене). Думаю, недаром.
Дело в том, что Шуберт поразительным образом корреспондирует с музыкой других эпох. Более, чем Моцарт, более, чем Гайдн и даже более, чем Бетховен, мне кажется. Это очень открытая музыка, которая выдерживает в непосредственной близости себя очень много других. «Проявитель» для современной музыки своего рода.
Все остальное – это Дневник фестиваля со встречами, лекциями, круглыми столами. Мастер-классы наших гостей и даже мастер-класс по дирижированию для студентов консерватории, с возможностью для лучшего участника выйти к РАСО. Многое другое, даже игра в «мафию» будет с участием артистов и слушателей.
Выставки, фотовыставки. Например, будет фотовыставка, посвященная оркестру. В Ростове есть талантливые фотографы, которые приходят к нам фотографировать репетиции или концерты, и сейчас на фестивале они представят то, что получилось.
Я хочу сделать процесс исполнения и подготовки исполнения музыки как можно более открытым для людей. Это, может быть, единственный способ для классического искусства выжить в наше очень непростое для искусства время. Сделать его открытым максимально, не замкнутым в себе. Вместо туманных обещаний того, что «вы придёте в концертный зал, и на вас незамедлительно снизойдет что-то свыше», мы лучше сами подойдем поближе и покажем, как это создаётся, сам процесс, и какие живые люди находятся на сцене.
Это нужно современному человеку – так развивается общество. Хорошо это или плохо, но время закрытого храма и башни из слоновой кости прошло. Поэтому мы хотим быть не консервативными, а открытыми, и тогда самые сложные, казалось бы, произведения станут людям более дружелюбны и более близки.
Вот в этом заключается движение навстречу. Ни в коем случае не в упрощении программ, не в заигрывании с публикой, потому что это лишает классическую музыку самого её смысла – высокого послания, которое она даёт людям. Не упрощение, а большая открытость процесса созидания музыки, это мне кажется очень важным. Во многом этим и будет заниматься наш фестиваль.
– А есть возможность пустить зрителя на репетиции?
– Обязательно. Сделаем, скорее всего, специальный «вездеход», который даст возможность побывать везде. Мы поздно открываем продажи, но, думаю, что все будет хорошо. Мы ожидаем большого притока людей.
Ключевой момент – это то, что в зале находятся наши друзья, которые с нами на каждом концерте, и они готовы к этому событию. Если бы мы сделали фестиваль в 2015-м году, скорее всего, были бы не поняты. А сейчас уже можно, мы доверяем людям и люди доверяют нам.
– Всё-таки не зря вы уже три года здесь.
– Три года – не очень большой срок, но уже поздновато отговариваться, что «недавно пришёл на работу». Какие-то первые результаты должны быть.
– Мы тогда говорили, что у вас была целая программа. Что-то удалось из неё воплотить в жизнь?
– Да. Главное наше достижение, как команды менеджеров – это успешное создание внятной и прозрачной абонементной системы. Уже третий год ростовская публика ходит не на малопонятные субботние концерты с непредсказуемой программой и иногда даже со случайными дирижерами и солистами, а на выстроенное длительное действо, которое охватывает весь сезон.
У нас есть несколько магистральных абонементных циклов, которые объединены не просто так, а учитывают очень многое: и необходимость развития оркестра, и то, что хотела бы услышать наша аудитория, и то, что мы хотели, чтобы она услышала.
Наша программа на сезон – законченное целое. Она составляется заранее, с большими консультациями, дискуссиями, с учётом ошибок и удач. Как только люди почувствовали, что происходит что-то понятное и логичное, они к нам потянулись.
Есть города, где люди ходят на оркестр, как в церковь. По субботам у них симфонический оркестр. Например, в Ярославле так. Они могут играть всё, что хотят. Любую программу. Забыли бы афишу повесить — всё равно бы пришли. И это хорошо, хвала им за это. Заработали репутацию плюс город и менталитет позволяют.
Мы же должны максимально внятно выстраивать сезон и высчитывать, когда то или иное событие будет правильным или актуальным, а когда лучше его не ставить. Здесь ведь сотни зависимостей, закономерностей.
Вместе с грамотным планированием сезона стал более грамотным и репетиционный режим, и оркестр стал потреблять более правильную, своевременную музыкальную пищу и, что важно, из правильных рук. Естественно, и раньше в оркестр приезжали замечательные солисты, реже – дирижёры. Но рискну сказать, это не являлось закономерностью.
За эти три сезона мы избежали приезда в оркестр случайных дирижёров, а ведь слабый дирижёр за неделю может дезориентировать оркестр, лишить музыкантов вдохновения, смысла того, чем они занимаются. Вообще, дирижёрское искусство – страшное оружие и в ту, и в другую сторону. С сильным приглашённым дирижёром оркестр может подняться очень высоко. Если приходит дирижёр откровенно слабый, он может уничтожить то, что наработано месяцами.
Мы стараемся этого избегать. Например, совсем недавно две недели подряд у нас работали прекрасные дирижёры. Сначала Антон Шабуров, один из самых талантливых молодых дирижёров России, сейчас он работает в Хабаровске, первый сезон в должности главного дирижёра, и Хабаровску очень повезло с ним.
После него был Карен Дургарян, наверно, самый сильный и востребованный армянский дирижёр среднего поколения, с великолепными руками, с удивительной харизмой. И музыканты были максимально вдохновлены.
А ещё наши друзья — Димитрис Ботинис, Хобарт Эрл, Томас Зандерлинг, Анатолий Левин, Максим Емельянычев, Алексей Рубин, Валерий Платонов, Андрей Аниханов, Михаил Леонтьев, Мурад Аннамамедов — это только те, кто за последние два сезона делали серьезные программы.
Анатолий Левин: “Учиться у Лео Морицевича Гинзбурга – это была огромная удача!”
Потом – приток аудитории. Это серьёзная вещь, мы уже можем не волноваться, что на серьёзный субботний концерт придёт сто человек (а это сильно деморализует).
Да, конечно, и для одного человека мы должны играть так же, как для полного зала, но это легко сказать. Тем более, музыканты, которые получают скромную зарплату, должны получать хотя бы художественное удовлетворение и отдачу от зрителей. И в таком, в общем-то, не самом простом городе, как Ростов, мы получили и продолжаем получать растущее доверие нашей публики. Бывают, конечно, разные субботы по-прежнему, но динамика положительная.
Можно долго ещё говорить и о достижениях, и об ошибках. С дизайном, стилем радикально улучшилась ситуация, работа с соцсетями, масс-медиа вышла на новый уровень. Работа с детьми расширилась, появилась своя благотворительная программа. Мы немного изменили и кадровую политику, но это уже внутриоркестровые вопросы. Во всяком случае, эмоциональная атмосфера и температура в оркестре нормализовались, что дорогого стоит.
Должен сказать, я очень люблю этих музыкантов, при том, что имею счастливую возможность работать со многими хорошими оркестрами, в данный момент почти со всеми ведущими оркестрами нашей страны — и с Госоркестром им. Е. Ф. Светланова, с РНО, с оркестром Московской филармонии, с оркестрами Санкт-Петербурга, Новосибирска, Екатеринбурга. Кроме того, в этом сезоне я немало дирижировал за рубежом.
Но все-таки мой дом – в Ростове, и мне бывает больно, что не могу проводить с музыкантами больше времени, чем я это делаю. Но наша взаимная работа не прекращается, несмотря на расстояния.
– Удивительно. Скорее, я бы ожидала, что вы назовете Пермь своим домом.
– Пермь – тоже мой дом, конечно. Но дом, в который удаётся попадать не так уж часто. Я очень хотел бы больше работать в родном театре несмотря на то, что сейчас, к счастью, нет проблемы невостребованности. Скорее наоборот, есть проблема правильного выстраивания приоритетов. Слава Богу, что так, пусть это продлится ещё.
Пермский театр – мой приоритет, но из-за различия в системах планирования, к сожалению, мы нечасто совпадаем. В этом сезоне всего спектакля четыре провёл. Я всегда очень скучаю по коллективу и всегда буду считать Теодора одним из главнейших своих учителей, если не главным, так что надеюсь, это не навсегда.
Вообще, это интересно, как каждый большой оркестр или театр, или любое сообщество немного изолировано от других. Так происходит во всем мире. Будучи успешным профессионалом, молодым или каким угодно, ты сегодня провёл концерт с известным оркестром, и все остались довольны друг другом. А завтра ты приходишь в другое место, даже в то, где ты работаешь, и понимаешь, что никого твоя жизнь и предыдущие успехи особенно не волнуют. Это нормальная ситуация, так должно быть.
– Мне кажется, нет. Это грустно очень. И неправильно.
– Нет-нет, так должно быть. Каждая институция защищает себя в какой-то степени. Она не может зависеть от успехов или неуспехов одного человека. Поэтому приезжаешь куда-то и начинаешь с начала, доказываешь свою состоятельность. И это тоже правильно, это тонизирует дирижёра. Иначе появляется очень большая провокация почивать на лаврах.
И Пермь прекрасно живёт своей жизнью, и, безусловно, жизнь театра и musicAeterna невероятно насыщенна. И то, что я по времени не всегда в неё вписываюсь, проблема, разумеется, моя, а не Пермского театра.
Театр может и должен успешно существовать, даже если один, два, десять, двадцать или сколько угодно его составных частей идут по другой орбите. И я никогда на такие вещи не смотрю, как на что-то негативное. Если в какой-то момент наши орбиты совпадают, я счастлив. Если нет – каждый занимаемся своим делом, но я всё равно несу в какой-то степени огонь атмосферы, которая живёт в этом театре, даже находясь от него далеко. К тому же в Перми мой дом и моя семья.
– Ну, а как кларнетист выступаете с ними?
– Очень хороший вопрос. Мы как раз недавно подумали, что хорошо бы раз в год мне возвращаться в оркестр. Это интересно в первую очередь мне самому: необычная и важная возможность хотя бы раз в год или в два года поучаствовать в процессе изнутри, тем более под началом великого дирижёра. Это и обогащает профессионально, и даёт пищу для размышлений. И, кстати, не позволяет сильно отрываться от земли.
Я даже, грешным делом, чувствую свою уникальность. Ведь почти ни один дирижёр не играет в оркестре! Сейчас в июне я сыграю в оркестре Четвёртую симфонию Малера с Теодором, в Перми, Москве и Вене (где, кстати, в сентябре должен состоятся мой дирижёрский дебют с оркестром Венского радио). Впервые приду в свой родной оркестр musicAeterna, как приглашённый музыкант. Ради этого пришлось отказаться от пары дирижёрских приглашений, которые мне сейчас ближе по профилю, но я ничуть не жалею.
Горький хлеб оркестрового музыканта — а он скорее горький, даже в великом оркестре – это то, что нужно обязательно вкусить время от времени, иначе начинает мутировать сознание, как это происходит с большинством дирижёров. Такая уж профессия.
Беседовала Ирина Шымчак