Меццо-сопрано Полина Шароварова поступила в Московский академический музыкальный театр им. К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко год назад. А уже в мае 2023 года спела премьеру оперы Беллини «Норма», выступив в роли Адальджизы в тандеме с Хиблой Герзмава. Критики единодушно назвали дебютантку открытием прошедшего оперного сезона.
О первом сезоне в театре и первой главной роли в карьере, о педагогах и омской вокальной школе, о репертуарных предпочтениях и творческих планах певица рассказала в интервью.
– Изменилась ли ваша жизнь после яркого дебюта?
– Единственное, что изменилось, – стало еще больше работы! (смеется). Конечно, приятно получать положительные отклики от простых слушателей и от специалистов – партнеров по постановке, коллег. А еще меня из стажеров перевели в солисты!
– Завершилась серия премьерных показов «Нормы». Чем отличаются для вас ощущения от первого и, условно, пятого спектакля?
– Первый спектакль проходит на «драйве» и совершенно особенных ощущениях, которых уже не бывает в последующем. Находишься в таком состоянии, так абстрагируешься от реальности, что время летит незаметно: вот промчалось первое действие, вот второе – и уже поклоны. Эмоции первого вечера неповторимы!
При этом что-то в первом выступлении может не получиться, потом ты это доделываешь или даже переделываешь, добиваешься лучшего к следующим представлениям.
Конечно, все выступления в такой партии, как Адальджиза, непросты и физически, и эмоционально… Могу точно сказать, что самым сложным был второй спектакль. Для меня это первая премьера, и я не ожидала, что так будет, но коллеги успокоили и рассказали о «феномене второго спектакля». Второй спектакль всегда сложнее, особенно если поешь их подряд. При подготовке к премьере и в первом выступлении максимально выкладываешься, и ко второму энергия уже будто иссякает.
Боюсь, теперь никто не пойдет на вторые спектакли! (смеется)
– Зато критики специально пойдут на них! Какие специфические задачи пришлось решать при работе над ролью Адальджизы?
– Как молодой певице, мне пришлось проделать большой путь, чтобы освоить эту партию технически и музыкально. Кантилена, пассажи, ансамбли, высокая тесситура…
Изначально у Беллини в клавире Адальджиза обозначена как сопрано, хотя по традиции и меццо-сопрано ее исполняют. Только многодневной упорной работой можно с этим справиться, «срастить» партию со своим голосом. В плане музыки и стиля очень помогли уроки с нашими восхитительными концертмейстерами в театре и работа с дирижером Кристианом Кнаппом. Он многое мне подсказал. Особенно просил самих певцов вести музыку, проявлять в этом инициативу. Это очень важно в бельканто.
Актерский поиск под руководством Адольфа Яковлевича Шапиро тоже был долгим, напряженным, но интересным и продуктивным. Нужно было вникнуть во взаимоотношения героев и их чувства, вложить в каждый момент времени нужный посыл… Как повернуться? Как посмотреть?
– Иногда звучит мнение, что поскольку белькантовые оперы у нас в стране идут редко, то для российских певцов они особенно сложны и вообще хорошо сделать этот репертуар и полностью в нем реализоваться можно только на Западе. Вы с этим согласны?
– Белькантовые оперы у нас действительно идут редко и очень малое число названий. К большому сожалению… Но в целом, я считаю, этот стиль сам по себе сложен в постановке и исполнении, независимо от страны и национальности. Либо ты овладеваешь им, справляешься, либо нет.
Я не училась за границей, сравнивать не могу, но точно скажу, что надо упорно заниматься его освоением, консультироваться с теми, кому доверяешь и кто знает, как этот репертуар петь, слушать признанных мастеров, анализировать, перенимать подходящие приемы. Через такую «наслушанность» и впитывается стиль.
– Вы хотите и дальше развиваться в белькантовом направлении?
– Да, очень! Хочется сделать Розину в «Севильском цирюльнике», Изабеллу в «Итальянке в Алжире». Мечтаю спеть Ромео в «Капулетти и Монтекки» Беллини. Честно говоря, я с интересом и удовольствием берусь за любую арию или партию Россини, Беллини, Доницетти. Они настолько приятны в работе для меня! Так что я стараюсь, чтобы эта музыка всегда была в моем репертуаре.
– В вашем репертуаре есть Россини, Доницетти, Беллини. При этом вы ни разу в последние годы – ни в концертах, ни на вокальных вечерах в консерватории – не исполняли Моцарта. Это сознательное решение?
– Я пробовала петь Керубино в «Свадьбе Фигаро» еще в училище. Спела в постановке Омской филармонии на русском языке. Тогда мне эта партия показалась неудобной. С тех пор я к Моцарту не прикасалась. Но думаю, приду к нему уже на другом уровне умения и профессионализма.
– Есть певцы, у которых вокальная природа совпадает с их актерскими интересами, актерским нутром. Некоторые же признаются, что чувствуют здесь противоречие. Скажем, обладательница лирико-колоратурного сопрано мечтала бы сыграть Турандот. Вы себя гармонично ощущаете в своем амплуа?
– Мой педагог в училище, когда решила вести меня как меццо, говорила, что по темпераменту я больше похожа на меццо-сопрано. Не знаю, так ли это в жизни, но на сцене при взгляде со стороны, видимо, заметно. Мне нравятся мои персонажи – и уже сыгранные, и потенциальные. Конечно, бывает, восхищают партии для другого типа голоса, но я только любуюсь ими со стороны.
– Вы окончили Омское музыкальное училище. Многие его выпускники-вокалисты обучаются в консерватории и служат в театрах. Даже без специальных подсчетов заметно, что омичей в пропорции от общего числа немало. С чем, по-вашему, это связано?
– Особенно много в нашем театре! Или, к примеру, из нашего омского выпуска вокалистов четыре человека поступили в Московскую консерваторию.
У нас действительно очень сильное музыкальное училище и потрясающие педагоги. В пении многое зависит от наставника, который впервые прикасается к голосу, определяет его тип, раскрывает природу. Я бесконечно благодарна Наталье Маратовне Сухотериной, учившей меня с последних классов музыкальной школы, а потом и в училище. Нас сейчас трое, выпускниц ее класса, работающих в театре Станиславского, поющих в одних и тех же спектаклях. Думаю, это показатель качества!
Теоретические дисциплины тоже преподавались очень серьезно. Я это особенно оценила, уже поступив в консерваторию. Полученная база позволяла легко писать музыкальные диктанты, отвечать на сольфеджио и музыкальной литературе, сдавать экзамены по теоретическим предметам. Я заметила, что многим студентам, окончившим другие училища, было куда труднее, чем нам.
– После училища вы выбрали Москву и Московскую консерваторию. Как произошел этот выбор?
– Наталья Маратовна всегда вдохновляла продолжать образование в столичных городах – Москве или Петербурге. Лучшие исполнители, театры, оркестры, гастролеры, богатые традиции, высокий уровень музыкальной культуры – сама среда неуловимо напитывает и формирует музыканта. В Москве, кроме того, много музыкальных вузов, куда можно было пробовать поступать.
Конечно, я мечтала поступить в Московскую консерваторию, ходить по коридорам, где ходили великие, гордиться, что ты учишься в этих стенах. Все это воодушевляло. Рада, что эта мечта осуществилась.
– В консерватории вы учитесь у Лидии Алексеевны Черных. Как вы познакомились? Как попали к ней в класс?
– К Лидии Алексеевне я попала не сразу. На первом курсе, когда мы еще не были знакомы, мы с моей однокурсницей Полиной Шабуниной готовили к концерту дуэт Лизы и Полины из «Пиковой дамы». Полина училась у Лидии Алексеевны еще с училища при Московской консерватории и предложила показать наш дуэт своему профессору. Так мы и познакомились.
Едва зайдя в класс, я была очарована Лидией Алексеевной! Я поняла, что именно у нее хочу учиться. Я почувствовала, что мы бы совпали и характерами, и преставлениями о звуке. Лидия Алексеевна в свою очередь сказала, что помнит меня по вступительным экзаменам и что я ей тогда очень понравилась. Словом, случилась своего рода «любовь с первого взгляда». Со второго курса я стала студенткой ее класса.
– В чем для вас состоит школа Лидии Алексеевны?
– Меня всегда восхищало в ее ученицах отношение к звуку. Очень нежный, аккуратный тон без нажима и форсирования. Во время пандемии, на карантине, еще не будучи ее студенткой, бывало, даже просила Полину Шабунину показать мне с голоса и записать, как бы она спела то или иное место.
Лидия Алексеевна всегда требует естественности звукоизвлечения. Как она говорит, «я не хочу во время пения видеть, что ты тяжело работаешь». Все должно быть естественно, как дыхание, без зажимов и напряжения. Вот такому пению и этому нежному, мягкому звуку я у нее учусь. Как и многому другому.
– Вы, можно сказать, повторили ее судьбу, придя в МАМТ после третьего курса консерватории. Каким вам запомнился первый сезон в театре?
– Очень насыщенным! Дебютной ролью в театре стала Ткачиха в «Сказке о царе Салтане». Потом были небольшие партии Кэт Пинкертон в «Мадам Баттерфляй» и одной из подруг Главки в «Медее». Наконец, Адальджиза в «Норме». Год назад я не могла себе представить, что буду петь в театре премьеру с Хиблой Герзмава… На очереди новые роли.
Работа, конечно, требует огромного количества физических и моральных сил, но и воодушевление приносит огромное.
– В Москве, к счастью, много оперных театров. В чем, по-вашему, уникальность театра Станиславского?
– Мне трудно говорить обо всех театрах в сравнении, могу рассказать только о нашем. Когда я впервые попала в театр Станиславского, то сразу ощутила его теплую, семейную атмосферу. Эта атмосфера дома ощущается и в фойе, и за кулисами, проявляется во взаимоотношениях с коллегами и всеми сотрудниками.
Меня восхитило, что певцы здесь не просто вокалисты, а еще и яркие драматические актеры. Смотрела и думала: «Неужели я тоже когда-то так смогу?! Я тоже так хочу!»
Показательно, что даже имеющие большую международную карьеру артисты остаются солистами театра и возвращаются в него, как домой. Думаю, это дань любви и уважения к месту, которое их вырастило.
– Вы ведь еще до поступления в МАМТ успели спеть на Исторической сцене Большого театра?
– Да, это был потрясающий опыт! В консерватории нам сказали, что Большой театр ищет молодые голоса на роль Пажей в «Лоэнгрине». Мы прослушались, и нас с Полиной Шабуниной взяли. Именно на прослушивании кстати успеваешь заметить всю красоту Исторической сцены. На спектакле все-таки много разных задач и освещение другое… Даже ради этого стоило попробоваться!
Сами партии маленькие, но это была наша первая полноценная театральная постановка. Спектакль Франсуа Жирара, совместная продукция Большого театра и Метрополитен-опера, интернациональный состав постановщиков и певцов… Мы участвовали во всех репетициях и в нескольких блоках спектаклей. Работать в такой команде и петь в этом зале – непередаваемо!
– Существуют различные модели занятости певцов – штатный солист, фрилансер-гастролер… Какой вы бы хотели видеть свою карьеру?
– В идеале я бы хотела оставаться солисткой в своем театре, где могла бы работать постоянно и куда возвращалась бы, как к себе домой, но при этом периодически гастролировать, выступать в России и за рубежом.
– Помимо оперного театра, хватает ли времени на вокально-симфоническую и камерную музыку?
– Из кантатно-ораториальных произведений в моем репертуаре пока только партия меццо-сопрано в кантате «Москва» Чайковского. Еще мне посчастливилось исполнить в концертном зале Омской филармонии Девятую симфонию Бетховена в квартете солистов.
Камерную музыку очень люблю. Она развивает оперного певца, а опыт в оперном театре в свою очередь позволяет по-новому осмыслить и прожить камерные произведения.
Пока я учусь в консерватории, там есть дисциплина «Камерное пение», на которой можно соприкоснуться с этой музыкой. Не так давно мы с выступали в Орловской филармонии с русской программой – исполнили несколько номеров из цикла «Отчалившая Русь» Свиридова. Обожаю вокальную музыку Свиридова и, в частности, это произведение.
Особая страница – это проект Карины Погосбековой «Музыка нашего времени». С Кариной Львовной мы познакомились на одном из концертов, когда я была на первом курсе консерватории. А уже в классе Лидии Алексеевны, где Карина Львовна работает концертмейстером, началась активная творческая работа.
Вообще, наряду с педагогом, концертмейстер вносит огромный вклад в развитие певца, в его понимание музыки, в создание художественного образа. В консерватории есть один час в неделю урока с концертмейстером без педагога, где мы либо учим новые произведения, либо оттачиваем различные детали, договариваемся о нюансах.
В проект «Музыка нашего времени» я впервые попала благодаря произведению моей подруги, скрипачки и композитора Екатерины Потиной. Она написала романс и очень хотела, чтобы я его исполнила. Мы с Катей показали музыку Карине Львовне, романс ей понравился. Мы с Кариной Львовной выучили его и исполнили на концерте в «Зарядье».
В следующем сезоне Карина Львовна пригласила меня исполнить арию Китти Оппенгеймер из оперы Джона Адамса «Доктор Атом» и два номера из Камерной кантаты в старинном стиле композитора Ирины Манукян.
Нам не хватило тогда времени сделать все четыре номера, но мысль исполнить кантату целиком по-прежнему есть. Исполняя музыку современных композиторов, чувствуешь особенную ответственность и даже причастность к истории.
– В одном из консерваторских пабликов в социальных сетях вас представляют как активиста студенческого союза Московской консерватории и организатора образовательного проекта для студентов. Что это за проект?
– Чуть больше года назад у меня возникла идея организовать в консерватории литературный клуб: проводить чтения, лекции, мастер-классы, обмен книгами, просветительские презентации. Люди могли бы читать стихи, в том числе собственного сочинения. Я даже удивилась тому, как много у нас в консерватории оказалось поэтов!
Мы провели несколько встреч в течение учебного года. Хотелось бы сделать их ежемесячными, но это очень затратно по времени, особенно сейчас, когда я пришла работать в театр. К счастью, у нас есть неравнодушные люди, которые готовы продолжать это дело.
Беседовал Антон Мушкин