22-летняя виолончелистка Мария Зайцева – лауреат второй премии XVII Международного конкурса имени Чайковского. Публике она запоминалась эмоциональным дуэтом с мамой-тезкой (их творческим взаимоотношениям посвящен один из конкурсных видеодневников), энергичными кульминациями во Втором концерте Шостаковича и, как писали критики, «бархатным мягким звуком». А еще – остроумными диалогами с ведущими трансляций перед финальным гала-концертом в зале «Зарядье».
В эксклюзивном интервью для ClassicalMusicNews.Ru Маша рассказывает, за что выбрала своего педагога, что ценит в людях, почему увлеклась барокко и какую музыку включит во время долгой поездки в поезде.
— Маша, год назад после своего триумфа на Конкурсе Чайковского ты сказала, что для тебя важна не столько победа, сколько возможность пообщаться с людьми. Ведущий трансляции Геннадий Янин еще пошутил: «Эх, какая вы бессребренница!» А ты срезала: «Я серебренница!» Отличный каламбур! Но серьезно: чем для тебя стал конкурс?
— Для меня конкурс прежде всего… ну бал такой. Место, где можно пообщаться, завести новые знакомства, поддержать старые знакомства. Это всегда место, где можно вдохновиться от других людей – их программой, способом составить эту программу. В этом и прелесть такого сборища.
Например, у Вариаций на тему Рококо есть две редакции. Одна редакция Вильгельма Фитценгагена, более сейчас распространённая. А вторая – личная редакция Чайковского. И вот из наших 25 человек – я знаю, потому что в буклете написана программа всех – авторскую редакцию собирался играть только один. Это был Сева Гузов, замечательный виолончелист, теперь он концертмейстер РНО.
Собственно, вдохновившись его примером, я эту авторскую редакцию выучила. Теперь я могу играть в шахматном порядке, когда меня просят.
— Я знаю, что ты успела поучиться в двух вузах, прежде чем, наконец, оказалась в Московской консерватории в классе у Олега Бугаева. Заканчивала колледж ты тоже у него? Что это было, ЦМШ?
— Да, у Олега Владиславовича. Собственно, в колледже мы и познакомились – и с тех пор я захотела учиться у него. Но это была не ЦМШ, а МССМШ – колледж имени Гнесиных. Это на соседней улице, многие путают.
Даже какие-то энергичные мальчики делали у нас на задворках рэп-баттлы МССМШ против ЦМШ: я смотрела, можно найти в интернете.
— А почему тебе так важно учиться именно у этого педагога?
— Он очень подходит мне по музыкальным качествам. Он занимается не техникой, как многие, а душевной составляющей музыки. Этого многим педагогам не хватает. Или, скорее, их видение не совпадает с моим.
А конкретно Олег Владиславович – какой-то очень тонкий и человек, и музыкант. Плюс он увлекается барочным исполнительством. И мне это очень нравится. Я тоже в эту сторону активно смотрю. Это огромная часть музыки, которую я совсем не знаю, но узнав, буду лучше ориентироваться во всем. Потому что оно всë выросло, по сути, из Григорианских распевов – и пошло разветвляться, изменяться, превращаться во все то, что есть сейчас.
Это такая огромная воронка, которую необходимо исследовать. У меня есть барочный смычок, так что я уже встала на путь самурая.
— Что такое барочный смычок?
— Барочный смычок отличается от современного формой трости: в то время трость была выгнутой в форме лука и натяжение конского волоса регулировалось, в основном, пальцами, а не винтом. От этого аэродинамические свойства смычка тоже меняются.
Очень разные ощущения в руке по сравнению с современным, само звукоизвлечение меняется. То есть, барочный смычок ты берешь – и звук истаивает, а современным ты можешь этот звук протянуть сильнее. Я использую барочный смычок, когда исполняю Баха.
— Ты играешь со своей мамой-пианисткой, которую тоже зовут Мария Зайцева…
— Всегда спрашивают, не ошибка ли? Каждый раз говорим: нет, нет, все хорошо. Очень удобно, запоминать не надо, путаницы не будет! Ну и плюс мы вместе живем и постоянно занимаемся.
Это у меня большая привилегия на самом деле, что у меня есть личный пианист! Такого нет практически ни у кого, я это прекрасно осознаю.
— Я заметила, что вы с мамой, когда играете, ведете себя очень эмоционально. Это такой порыв души, который вызывает музыка, или… некий перформанс? Кстати, не только у вас это заметила, у многих музыкантов есть.
— Есть люди, у кого это перформанс. У меня – нет, не перформанс.
Мне много говорили, что я слишком громко дышу, корчу рожи… Это частично от музыки, а частично от сложности.
Как бы это ни выглядело, играть довольно непросто. Есть какие-то вещи, в которых ты неосознанно начинаешь от неудобства как-то странно двигаться. Но последить за этим времени и сил нет, когда столько всего нужно сделать руками и головой, послушать, как это звучит. Я же должна постоянно мониторить окружение, когда играю, насколько это акустически совпадает с тем, как должно быть.
— В смысле, ты мониторишь, как публика реагирует?
— Нет, речь про уши, все время работают уши . В любом зале совершенно по-разному разносится голос и ты должен корректировать свое исполнение, чтобы было четче, яснее, слышно примерно то, что ты хочешь.
— Есть любимые и нелюбимые залы по акустике?
— Часто современные мультифункциональные залы немного страдают от отсутствия акустики, подходящей для нас. Мне в последний раз понравился Малый зал «Зарядья» – очень симпатичный, хорошее расстояние между сценой и полом, сценой и слушателем. Мне нравится Камерный зал Филармонии. Наверное, я больше люблю небольшие залы. Но это когда я играю камерную программу.
— Какая тебе нравится музыка? Если не играть, а слушать.
— Из любимых произведений – Второй фортепианный концерт Прокофьева. Уже много лет – моя самая «путешественная» музыка. Вообще весь Прокофьев идеален, чтобы включить в поезде и не было скучно. Или включить в машине, чтобы отвлечься.
— А рок слушаешь?
— Бывает, но, наверное, не рок, а что-то больше в поп-музыку, типа 21 pilots, порой, Билли Айлиш, Muse… У меня бывает злое настроение, когда очень хочется послушать Rammstein.
А еще иногда слушаю Олега «ЛСП». Знаешь такого? Это белорусский рэпер. Но на самом деле это я больше слушаю, когда хочется совсем отключить мозг и отдохнуть. Летом, как правило. А иногда хочется отключить голову зимой, я включаю всю эту музыку, но мне вообще не подходит и я выключаю сразу. По-разному работает.
— Сама сочиняешь музыку?
— Нет, сочиняю только фуги, которые нам надо на курсе полифонии. Но больше ничего. Не люблю браться за то, что у меня не получается.
— Я обратила внимание, что в ролике перед твоим выступлением в Дискуссионном клубе «Нефилим» ты показала заметку в телефоне с длиннющим списком своих концертов. Это твой график на сколько лет вперед? Больше ли стало ангажементов после обретения статуса лауреата Конкурса Чайковского?
— Это вообще не вперед, это концерты за прошедший сезон. Фактически концертов не так много, как у Давыдченко или Никифорчина, лауреата Конкурса имени Рахманинова. С последним вообще нельзя сравнивать – у Ивана 3 концерта в день! Я не понимаю, как он при этом еще умудряется делать это качественно и энергично. Фантастический какой-то человек с невообразимым запасом сил.
— Ну у тебя сколько в месяц?
— У меня в месяц приблизительно четыре. Но это не всегда бывает, чтоб раз в неделю, обычно они кучками, вот как сейчас – четыре концерта за десять дней. В основном, выездные, в Москве меньше.
У кого сколько сил, тот столько концертов себе и берет. Кто-то может сыграть по 200-300 раз в год, у кого-то нет такой возможности. Вот как пианист Сережа Давыдченко – выучил за пару месяцев после Конкурса Чайковского четыре концерта новых.
— Кстати, о Сереже. Я вижу, что вы с ним и скрипачом Даниилом Коганом периодически играете в ансамбле, трио трех левшей, как ты поделилась. Это конкурс вас объединил?
— Не совсем так, в «Притяжение» меня притянули раньше. Еще в 19-м году меня Даня через кого-то попросил прийти на замену. Ну и меня засосало. Но, конечно, и Конкурс Чайковского со многими познакомил. Всегда интересно посотрудничать с людьми, которые тоже занимаются твоим делом. Мы общаемся, сбиваются какие-то кучки, играем вместе.
— А отпуск у тебя летом будет? Ты же фрилансер, получается? И у тебя нет импресарио?
— Нет, я сама себе импресарио. Со мной связываются организаторы концертов и я уже говорю, что вот эту дату я могу, а вот эту не могу.
Условный отпуск – это когда ты не учишься и не особо много концертов. Лето по сути время, чтобы ударно выучить программу на следующий год.
— А поехать куда-нибудь собираешься?
— Да куда? Если только на дачу в Подмосковье… Можно на велосипеде покататься.
Кстати, интересная тема: когда ты хорошо себя физически чувствуешь, тебе легче выдерживать концерты и переезды.
— Ты говорила, что вернешься на Конкурс имени Чайковского. Еще знаю, что хочешь на Конкурс королевы Елизаветы в Брюсселе через пару лет. А еще к какому-то состязанию готовишься?
— Сейчас я подалась на ARD в Мюнхене. Не понятно, как получится туда выехать, но готовиться уже очень пора, я уже опаздываю.
— У тебя в репертуаре сейчас 12 концертов. На выступлении в дискуссионном клубе ты рассказала, что при разучивании нового репертуара ищешь записи, как кто-то сыграл это до тебя. Меня это поразило, так что, все делают?
— Это самый распространённый способ! Нашему поколению вообще очень повезло – у нас есть записи. Конечно, есть люди, которые предпочитают вообще не слушать чужие записи, чтобы не подвергаться влиянию чужих интерпретаций. Это тоже опасная вещь.
— Ты подвержена этому?
— Ну… мне нравится думать, что не сильно. Потому что из записей я беру только то, что мне очень понравилось, и редко. Не ориентируюсь, условно говоря, исключительно на Ростроповича.
— Педагог в этом помогает?
— Педагог работает так: ты ему что-то играешь, он тебе говорит, что можно сделать лучше.
Кстати, не договорила про Бугаева: мне в нем нравится то, что он совершенно не косный, он готов поменять собственное мнение, если я приведу ему достаточно убедительные аргументы, если сыграю убедительно. Очень часто случается так: «Ну что ты хочешь? Сделай здесь crescendo! – Да нет, я хочу diminuendo, потому что дальше по-другому собираюсь играть. – А, ну так сделай тогда, чтоб это понятно было».
Это очень круто! И встречается довольно редко. В педагогическом мире я чаще вижу некий налет авторитарности.
— А что ты вообще ценишь в людях?
— Чувство юмора, сходное с моим. Потому что многие его не воспринимают. Я знаю людей, которые воспринимают мои шутки как оскорбления.
Еще честность, я не люблю, когда врут, особенно по мелочам, по которым можно было и не врать.
Интеллект – как эмоциональный, так и рациональный, то есть умение логически подумать, а что будет результатом моего действия. Увлеченность своим делом. Готовность слушать и меняться. Что-то какой-то список длинный…
— Какая ты требовательная!
— Близких друзей у меня немного, да…
— И все, которые есть, музыканты?
— Да. В окружении есть только несколько родных, которые занимаются архитектурой. Остальные музыканты… Ну, мне неоткуда взять людей других профессий.
— Есть ли у тебя уязвимые стороны?
— Полно! Упрямство, нежелание подчиняться, порой я делаю глупые вещи, пока не могу считать себя по-настоящему умным человеком, очень много чего не понимаю, не вижу последствий, логика порой хромает.
Еще я ленивый человек, я могла бы делать гораздо больше, если бы не так себя жалела…
— Да ладно! Ты же такая уверенная в себе!
— Я очень уверенная в себе, даже иногда излишне самоуверенная, но я хорошо понимаю, что мне мешает в жизни и над чем мне надо поработать.
— Как бы то ни было, жюри год назад тебя высоко оценило. А по внутренним ощущениям как это тогда было? Насколько стрессово?
— Во втором туре 24 июня 2023 года у меня в первый раз в жизни было ощущение, что я настолько сильно забыла текст, что всю сонату – она шла 20 минут – играла и понимала, что не помню, какая у меня следующая нота!
Я в итоге все сыграла, но это были 20 минут чистого ужаса. У меня ощущение, что сказался стресс от происходящих событий.
— А что за история с октавами?
— В «Вариациях на тему Рококо» Чайковского, которые мы все обязаны играть в третьем туре, есть одно место – октавы, это определенные интервалы, которые должны звучать чисто. В общем… я посмешила всех страшно. Очень людей радует, когда у кого-то что-то не получается. Это было примерно 80 процентов полного промаха.
— Главное, что все остальное удалось! Кстати, ты читала комментарии зрителей трансляции?
— Я читала, в основном, что писали моим друзьям. Я знаю, что некоторые говорят, мол, была атмосфера соперничества, но у нас в виолончельной среде – я такого не увидела. Я радовалась, когда хвалили моих друзей. Иногда огорчалась, когда им писали что-то, с чем я была совершенно не согласна. Ладно, критика, но когда вещи, не относящиеся к музыке, ну зачем? Идите на сцену и поиграйте!
— Глупый вопрос от человека, который не является музыкантом. Я заметила, что ты кутаешь свою виолончель в некий свитер, причем зимой в чехле был один, а сейчас другой – из ткани полегче. Это зачем?
— Многие из нас носят свои инструменты вот в таких чехлах, потому что холодно, влажно и инструмент может почувствовать себя не очень – расстроиться, растрескаться не дай Бог. Хотя моя виолончель 2011 года, и мне говорят, что она здоровая, то есть не так болезненно реагирует на резкие перепады температуры и влажности.
У меня виолончель Яна Павликовского. Она со мной примерно года с 2016-го. Мне очень нравится, она под меня подладилась, я под нее.
— А на старинной не хочешь поиграть?
— Конечно, хочу! Все хотят. Я в последнее время начала смело у друзей просить дать мне поиграть на их инструментах. Несколько раз пробовала играть на виолончели современного мастера Жебрана, как у Саши Рамма.
Александр Рамм: «Игра на виолончели – это то же, что и общение с любимой женщиной»
Из инструментов постарше – у кого-то из моих коллег есть Вильом. Я его пока не трогала, но хочу.
— Почему ты не ведешь соцсети или сайт, не выставляешь записи своего исполнения и вообще мало присутствуешь в публичном пространстве? Разве похвала поклонников не мотивирует?
— Меня очень мотивирует похвала, но, слушая свои вещи, пока ничего не считаю совершенным настолько, чтобы было достойным выкладывания в общий доступ.
То, что я играю на конкурсах, конечно, там оказывается неизбежно. И тем, кто услышал меня на конкурсах и захотел прийти на концерты, я благодарна безмерно.
Беседовала Дарья Ганиева