31 августа – день рождения российского пианиста Игоря Жукова, умершего в январе 2018 года. Публикуем воспоминания о нём Элисо Вирсаладзе.
«Память об Игоре вызывает боль в моём сердце. Так получилось, что за несколько лет до его кончины я навестила его по просьбе профессора Марии-Элизабет Михель-Баэрле, основательницы фирмы звукозаписи Live Сlassics, которая высоко ценила Игоря как пианиста и собиралась выпустить диски с его выступлениями – сонатами Скрябина и прелюдиями Шопена.
Сама она не могла с ним встретиться, поэтому дала мне все контакты Игоря, чтобы я получила его согласие на сотрудничество с её фирмой. То моё свидание с ним оказалось последним.
Это был блестящий музыкант, он выступал с лучшими нашими дирижёрами и оркестрами, очень любил играть концерты Чайковского – причём не только Первый, но и остальные, и всегда это было замечательно – свежо, интересно.
Самым главным его качеством было трепетное, живое отношение к произведению, когда каждое действие продиктовано самой музыкой, а не какими-то посторонними соображениями. Его интерпретации всегда были убедительны и вытекали из большой любви к профессии – без скидок на трудности. Но помимо этого его игру отличала горячность, теплота и сердечность исполнительской манеры.
Никогда ни у кого из нас не бывает всё настолько идеально, чтобы наша музыкантская деятельность не осложнялась бы какими-то неблагоприятными обстоятельствами и протекала бы без препятствий и помех. Что-то тебя всегда немного отвлекает от главного: вмешиваются быт, интересы близких людей, какие-то обязательства, посторонние мысли. Но всегда важно, как преодолевает музыкант все эти соблазны обыденной жизни.
Игорь остался в моей памяти бескомпромиссным – как и в смысле верности своему делу, так и в отношении самих принципов исполнительства. Помню в его исполнении Второй концерт Чайковского, который он обожал и с которым выступал довольно часто. Ничего в его игре нельзя было назвать преувеличенным, неестественным, намеренным. Я бы назвала его пианистическую манеру скромной, хотя вряд ли так можно было сказать про него самого.
Чего греха таить: есть немало исполнителей, которые в первую очередь думают о себе, а уж во вторую – о музыке. Игорь же всегда стремился приблизиться к композитору настолько, чтобы получить некий ключ, с помощью которого можно было бы проникнуть в произведение и осветить все его «закоулки» ярким лучом света.
Мы, музыканты, нередко оказываемся во власти академических традиций исполнения того или иного произведения, загоняем себя в рамки клише, не замечая, как теряем при этом своё собственное лицо. Мы как будто оказываемся перед кривыми зеркалами. Но про Игоря я этого сказать не могу. В то же время его нельзя было назвать и рабом композиторского авторитета – обо всём он имел своё суждение и придерживался собственных взглядов: каждое его исполнение было проявлением его яркой индивидуальности, результатом оригинального прочтения исходного текста и воплощением его собственных свежих идей.
Однажды это поразило меня, когда он играл 24 прелюдии Шопена. Уж, казалось бы, в этом произведении на слуху каждая нота, каждый такт, мало кому удаётся открыть в нём что-то своё, чем-то удивить искушённого слушателя. Но Игорю это удалось.
Репертуар у него был огромный. Причем он играл сочинения таких композиторов, которых во все времена исполняют редко и для популяризации творчества которых приходится прикладывать немалые усилия. Я имею в виду Метнера, Мясковского, да и тот же Скрябин, конечно, всегда был труден не только для публики, но и для самих исполнителей. Но за что бы Игорь ни брался, всё он играл великолепно. Если же говорить об исполнении им сочинений Скрябина, то я считаю, что он совершил подвиг, так глубоко погрузившись в его творчество. Для этого пианисту мало одного лишь технического мастерства, необходимо обладать более важными музыкантскими и личностными качествами.
Игорю было присуще такое свойство, как властный охват всего произведения целиком, то есть работа с фактурой как с большим полотном, все составляющие которого он оживлял своей творческой волей. Это, пожалуй, чисто дирижёрская черта – не случайно он ступил на это поприще в конце жизни. С ней же были связаны ясность и дисциплинированность его исполнительства: Скрябина многие играют с излишней свободой, а у Игоря свобода каким-то образом сочеталась с самоограничением.
Я бы сказала, что именно в этом он опередил своё время в исполнительстве Скрябина, – многим ещё только предстоит дорасти до такой высокоорганизованной игры его сочинений. И хотя я считаю, что специально научить студентов играть музыку этого композитора почти невозможно, своим ученикам я нередко советую слушать Скрябина именно в его исполнении. Игорь унаследовал это пристрастие от своего учителя Нейгауза, который потрясающе играл как скрябинские сонаты, так и миниатюры.
Его собственные воспоминания о Нейгаузе написаны искренне: Игорь не скрывает критических замечаний, которые слышал от своего учителя. Он приводит там фразу Нейгауза
«Ты играешь громко и быстро – осталось научиться играть тихо и медленно»,
которая сегодня стала практически крылатой в музыкальной среде. Последняя жена Нейгауза, Сильвия, с которой я дружила, была об Игоре очень высокого мнения и много говорила о нём.
Мы не часто пересекались с Игорем, и не могу сказать, что дружили. Из-за недостатка времени все музыканты общаются друг с другом лишь эпизодически. Каждого из нас увлекали свои гастроли, оказаться в одном месте одновременно было очень трудно. Но тем не менее иногда он посещал мои концерты, заходил потом в артистическую, высказывал своё мнение. Мы были с ним единомышленниками, на многое смотрели одинаково. Встречи с ним приносили радость и оставляли глубокий след.
Как же человек беспечен: мы всё время не успеваем сказать живым людям те слова, которых они достойны, и произносим их, когда уже слишком поздно. Я не могу себе простить, что не увиделась с Игорем, когда ещё была возможность.
В день его рождения мне захотелось напомнить всем, кто любит музыку, что потеря такого исполнителя соизмерима для всех нас с потерей других его великих коллег. Для меня пианизм Игоря Жукова относится к достижениям в исполнительстве уровня тех громких имён, которые у всех на слуху и которые составляют гордость нашего искусства».
Элисо Вирсаладзе. Записала Ольга Юсова