Спектакль “Cantos” в Пермском театре оперы и балета начался около 23.00 тридцатого января, а закончился глубоко за полночь тридцать первого.
Мистическое время, выбранное для исполнения необычной оперы, поклонникам творчества Теодора Курентзиса кажется вполне оправданным: дирижер исповедует возвращение к ритуальной функции искусства, а его зрители ожидают погружения в мистериальные переживания на концерте.
С этого показа началась серия представлений оперы в рамках фестиваля “Золотая маска” – на национальную премию ” Cantos ” претендует в семи номинациях.
В Москве практически невозможно было достать билеты на показы, которые состоялись 10 и 11 февраля 2018. По словам администратора кассы фестиваля, почти все места были распределены между представителями прессы и приглашенными гостями. В Перми же билеты были распроданы буквально в течение десяти минут.
Труднодоступность спектакля объясняется и камерным характером постановки (каждый показ рассчитан на 150 зрителей), и общим ростом ажиотажа вокруг проектов Теодора Курентзиса. Среди поклонников бытует мнение, что для сохранения сакральной функции этого представления его просто нельзя показывать слишком часто.
Опера “Cantos” родилась из формы инструментального концерта. Московский композитор Алексей Сюмак получил заказ от Пермского театра оперы и балеты написать концерт для скрипки и вместе с художественным руководителем театра Теодором Курентзисом придумал необычную структуру для концерта: вместо оркестра солиста должен сопровождать хор.
Алексей Сюмак: “Путь художника – обрекать себя на одиночество”
Однако в процессе написания композитору стало ясно, что произведению тесно в жанровых границах предложенной формы, и вместо концерта появилась опера для солирующей скрипки, хора и ударных. Способствовала этому жанровому перерождению и любовь Алексея Сюмака к формам музыкального театра.
Во время написания оперы композитор увлекся творчеством Эзры Паунда – поэта 20 века, чья биография вместила самые необычные перипетии: поддержку фашисткого режима и сотрудничество с фашистскими СМИ, содержание в клетке под открытым небом, пребывание в психиатрической лечебнице.
Признанный гений, чье творчество всегда получало противоречивые оценки от современников. Романтик и бунтарь эпохи модернизма, искавший пути создания нового эпоса в литературе и мечтавшего связать и объединить все культурологическое поле всех времен в одно произведение “Cantos”.
Основным толчковым фабульным моментом в спектакле становится известный эпизод, когда затравленный Эзра Паунд отказался говорить. Он молчал в течение долгого срока, под конец которого уже с трудом связывал звуки в слова.
Отголоски концертной формы, а именно сольная партия скрипки, позволяют необыкновенно удачно превратить этот биографический эпизод в сюжетообразующий: молчаливая фигура поэта и неумолкнувший голос его поэзии сразу угадываются в дуэте дирижера и солистки. Они взаимодействуют далеко за пределами концертной ситуации и превращаются в драматических актеров.
Вообще, все в этом произведении разрушает рамки, попирает стереотипы. Нетрадиционная форма концерта превращается в нетрадиционную форму оперы, где разрушено привычное представление о роли каждого артиста – инструменталиста, дирижера, хористов.
“Cantos” начинается с того, что зритель попадает на сцену через служебный вход, в кромешной темноте. Этот путь – темный, как спуск к водам Стикс или в чрево кита, лишает зрителя комфортного состояния, рождает клубок из ощущений тревоги, неуверенности, расшатанности почвы под ногами.
Погружение в темноту длинного извилистого коридора, помимо прочего, напоминает сюжет фильма Спайка Джонза 1999 года “Быть Джоном Малковичем”. В нем главные герои фильма обнаружили потайную дверцу, за которой скрывается черный длинный коридор, ведущий посетителя в сознание и тело знаменитого актера. Вот и в спектакле, пройдя через черный коридор, зритель погружается в мир Эзры Паунда.
Зрителей рассаживают на сцене, слева и справа. Хористы появляются из зрительного зала. Они громко выкрикивают реплики на множестве разных языков (некоторые из них – обычные бытовые диалоги, подслушанные на улице среди прохожих).
Внезапно происходит процесс, обратный описанному в истории о вавилонской башне: этот многоязычный гвалт на сцене превращается в шепот, обращенный к каждому зрителю, но с приходом главного героя он прекращается. Наступает тишина, и весь этот поликультурный и многопластовый слой связывается и объединяется в образе лирического героя.
Сама фигура главного героя существует в гибких и неустойчивых, текучих границах. Это образ поэта и обращение к его биографии, но переосмысленной в новых художественных координатах. Мифологема одиночества фигуры художника, расширяющаяся в своем значении от образа Паунда с его диковинным биографическим путем до образа каждого творца, не побоявшегося, “сражаясь с миром, потерять свой центр”.
Опера состоит из последовательности музыкальных картин, которые объединяются в логическое целое. В некоторых из них хор сопровождает солирующую скрипку вместо оркестра – и в быстрых штриховых частях, и в медленных кантиленных. Хористы воспроизводят сложнейшие гармонии, чудом возобновляя настройку. В других эпизодах скрипка уступает солистам из хора, некоторые эпизоды исполняет только хор.
По мнению автора оперы Алексея Сюмака далеко не каждый коллектив справится со сложной партитурой произведения:
“Это написано для очень сложного, возможно, неголосового состава. Это должен быть оркестр со сложной дифференциацией, четко реагирующий…
Виталий Полонский (главный хормейстер Пермского театра оперы и балета им. П. И. Чайковского) сказал, что каждая из частей написана как будто для разных хоров, для разных составов. Иногда это очень низкая тесситура с усиленной мужской группой, иногда основная нагрузка ложится на женскую группу. Коллективу приходится быть очень мобильным и быстро перестраиваться. А это очень сложно, далеко не каждый коллектив на это способен.
“Cantos” написан так, что каждая часть – это фактически новая эстетика. И спеть это может, наверное, только musicAeterna.”
Одним из кульминационных моментов оперы становится скрипичное соло “The trip”.
“Танец, который никак не может начаться”,
– так характеризует эту музыку автор.
Музыка разбитых надежд, сокрушенных иллюзий, неспетой песни, в которой каждая фраза обрывается. Скрипка в руках солистки Ксении Гамарис звучит порой тоскливо, а иногда колко в незавершенных фразах неначатого танго.
Тексты отобранных композитором “кантосов”(от лат. “песни”) – стихотворений Эзры Паунда – рассчитаны на разный уровень восприятия зрителем: какие-то из них понятны на рациональном уровне, какие-то предлагается постигать интуитивно.
Слова кантоса Coitus о всеохватной эротической энергии весеннего мира фокусируются в вечном диалоге мужчины и женщины (исполняют солисты хора musicAeterna Элени Лидия Стамеллу и Серафим Синицын), и персонаж Виктора Шаповалова, драматически дублирующего текст, а также необычные голосовые приемы в партитуре хора, усиливают образ древнего и вечного стремления противоположностей друг ко другу.
Некоторые кантосы аппелируют напрямую к подсознанию, как например, “Ab lo dolchor”, звучащий на выдуманном языке как заклинание.
Любопытно, что звуковысотность исполнения некоторых стихов заложена в авторском тексте поэта и обозначена в строках стихотворений значками-квадратиками, расположенными на разных уровнях.
Необыкновенно красива работа с текстом кантоса “M’amour”. Во время исполнения хорала на потолке начинают проступать строки стихотворения, сквозь который на хор льются золотые лучи. Тот самый paradiso terrestre, достичь которого стремился поэт, спускается к нам в его поэзии.
Символические элементы постановки – райские яблоки, плащаница, в которую складывают хворост из райских деревьев, сцена-корабль, который пытался раскачать хор, могут быть отсылкой и в сторону христианства, хотя вряд ли Эзра Паунд с его неприятием монотеистический религии и склонностью к пантеистическому или даже языческому мироощущению хорошо себя чувствовал бы в пространстве христианской символики.
Впрочем, никто не отнимет право художников на переосмысление творчества поэта или создание собственной концепции, триггером возникновения которой стали его стихи.
Да и о символизме, идеологически поэту чуждому, говорить трудно – в противовес этому течению он развивал собственное направление “имажизм” (от англ image – образ). В любом случае, созданное пространство становится аллегорией поэтического рая, прообразом мира эйдосов или paradiso terrestre, которого искал поэт в своем творчестве, чтобы открыть его своим читателям.
Этот мир зачаровывает красотой и утонченностью, золотисто-красным свечением в противовес цветорешению костюмов хористов, функциональной нагрузкой которых становится создание среза современного поэту общества: в одноцветных льняных костюмах по фасонам одежды угадываются социальная и профессиональная принадлежность каждого персонажа.
В этой постановке важна работа всех участников команды – режиссера Семена Александровского, художника-постановщика Ксении Перетрухиной, художника по свету Семена Александровского и его ассистента Алексея Хорошева, художника по костюмам Леши Лобанова.
Здесь все элементы постановки работают на общую идею спектакля на невероятном уровне и обеспечивают ей успех. Все участники команды номинированы на премию “Золотая маска”.
Финальный исход зрителей в paradiso terrestre – сад, в котором иссохшие деревья плодоносят красными яблоками, сверху льется мотив хорала, исполняемый оркестром, и среди кресел зрительного зала лежат подушки, приглашающие остаться слушать музыку и любоваться открывающейся красотой – и уход поэта в вечные миры завершают оперу.
И в этом контрастном финале, когда любующийся раем зритель провожает взглядом фигуру уходящего от них поэта, вновь звучит тема одиночества и жертвенности фигуры Художника.
“И опять за сокровищами
Уходили мы, осушая до капли из
Вселенских бокалов вино печали
И покидали вас, новый готовя сюрприз,
И получали
Изо всех областей и окраин
бесконечности –
Новые вымыслы, новые тайны,
Новые песни (их ночью приносит бриз,
Созидающий нежно далекие ночи),
И приносили все вам,
Дабы ваш утолить каприз.
Вам, живущим в покое и праздности”.Эзра Паунд, из стихотворения “Основные поставщики”, 1908. Пер. А. Прокопьева.
Наталья Шкуратова