Что может вызвать желание посетить оперную премьеру? Если ты не студент музыкального вуза, не восторженный неофит-меломан и не журналист-критик, для кого отметиться премьерной рецензией – работа, подчас рутинная?
Редкое название (иногда давно желаемое к просмотру «в реале»), участие давно любимых исполнителей или молодых неведомых талантов или… в последнюю очередь, лично для меня – фигура режиссёра-постановщика. Причём, всё длиннее чёрный список «режоперов», на чьи модные представления не пошла бы и за «квартальную премию» после просмотра.
И вдруг на сайте МАМТа, в котором росла кулисным ребёнком в 1970-80-е годы, вижу в анонсе грядущей премьеры «Риголетто» Верди знакомую фамилию постановщика – Владимир Панков.
Как повзрослел наш с сыном любимец, Ваня Васильчиков из детского мюзикла «Ваня и Крокодил»! Озорной мальчишка в шортиках на помочах в режиссуре и исполнении Владимира Панкова на хорошем опереточном уровне пел и танцевал, заводил всех вокруг лет эдак 15 назад на сцене Театра Эстрады. Вскоре у подросшего сына появился интерес к «Вечерам на хуторе» Гоголя, удачно дополнившийся впечатлением от музыкально-фольклорного спектакля по мотивам классического произведения в интерпретации SounDrama – так назвался небольшой коллектив синтетически одарённых актёров, руководимый Панковым.
Театр SounDrama успешно работает и сейчас под сенью «Центра драматургии и режиссуры»», а Владимир Панков – его художественный руководитель. Кроме того, Панков, как сказано в Википедии, «актёр, музыкант, режиссёр, композитор». Ну, наконец то! Не амбициозный юноша, любящий прежде всего себя в искусстве, а на оперную режиссуру взирающий, как на трамплин к международной карьере, и не почтенный старец, отмеченный всеми регалиями в драмтеатре, но беспомощный и скучный там, где первична музыка, а не слово.
Скажу сразу. Ожидания не обманули. Оперный дебют Владимира Панкова, да ещё на второй по значимости сцене столицы, разменявшей недавно вторую сотню лет, да с таким, пардон, супер-шлягером, как «Риголетто», удался! Конечно, режиссёр, не делающий ничего шокирующего и эпатажного из этой мрачной и кровавой истории, но и не следующий либретто буквально в плане места, времени и т.д., обречён на нападки и сторонников радикальной «новой драматургии поверх текста» и ревнителей «а вот раньше бывало!»
Так получилось, что побывала на генеральной репетиции 11 ноября. То есть, не слышала неизбежных объяснений постановщика «о чём наш спектакль». Попробую выразить идею от себя. Новый «Риголетто» – словно пышный разноцветный букет о Его Величестве Театре, восхищение безграничными возможностями оперного жанра. Здесь условно всё, и каждый приём в отдельности знаком. Но вместе получается гармонично, трогает именно там, где задумывал Верди.
Если на «Травиату» идут прежде всего ради сопрано – Виолетты, а «Отелло» немыслим без тенора – заглавного героя, то «Риголетто» – подарок Верди баритонам (наряду с Макбетом, Набукко, Симоном Бокканегра). Нечасто приглашающий гастролёров на премьеры, на сей раз МАМТ решил отдать титульную партию Риголетто драматическому баритону с весомой международной карьерой Николозу Лагвилаве. В этой роли артист выступал много, в самых разных постановках. Ознакомилась с его работой на Youtube. Убедительно! Брутально вокально и внешне. Но как-то слишком предсказуемо.
Захотелось оценить второго премьерного исполнителя. Андрей Батуркин выступает на сцене Музыкального театра уже 25 лет. Один из лучших Онегиных начала 2000-х. Его ровный матовый баритон подкупает интеллигентностью звуковедения, а породистые внешние данные хороши для теперь уже взрослого амплуа «благородных отцов» вроде Жоржа Жермона, или таких же «благородных» злодеев как Дон Карлос в «Силе судьбы» или Макбет.
Вокально понравилось всё – и «Cortigiani, vil razza», и оба дуэта с Джильдой, и трагический финал. Нигде певец не впал в мелодраму, не подпустил итальянскую слезу, чем порой злоупотребляют в партии несчастного парии, обманутого всеми. Даже не верилось, что эта огромная по объёму партия – дебют, вернее, преддебют. Разве что лёгкая усталость в тембре (неизбежная при постановочном марафоне репетиций) выдавала, что партия Риголетто – своеобразный вызов артиста лирической природе своего голоса.
С трудом представляю себе Батуркина в традиционном образе шута-Горбуна. Здесь даже в программке нет слова «шут», ну а Горбун остался только в русских титрах. Элегантный статный мужчина с проседью в чёрном безукоризненном костюме является из зрительного зала в 1-м акте словно «главный тайный советник» Герцога. Хор (свита) –тоже все в чуть старомодных «тройках» времён «Крёстного отца» – не дразнят опасно-тихого Риголетто, скорее почтительно иронизируют.
Вся горькая клоунада достаётся в начале балетному «альтер эго» главного героя. Танцующих двойников имеют в этом спектакли почти все протагонисты. Оформление задника – кадры замерших балетных па (видеохудожники – Кирилл Плешкевич, Ян Калнберзин и Евгений Афонин) И это так здорово!
Многие темы Верди, написанные одновременно с расцветом романтического балета, словно просятся «под ножку», только чтобы хореография не превращалась в мельтешение, не отвлекала.
Второй Риголетто – особый случай. Там не столько танец, но тонкая мимическая игра на уровне Марселя Марсо или Жан Луи Барро. Антон Домашёв, в ещё большей степени чем Батуркин «ветеран» МАМТа, в роли бессловесного Риголетто напомнил себя же в балетных образах Яго или Ричарда III. Особенно, когда после антракта баритон, наоборот, выходит в красном бархатном камзоле и венецианской маске, а танцовщик действует в чёрном пальто поверх строгого костюма: «Вся жизнь – Театр!». Так «держать паузу», безмолвно скорбя на весь экран, может только большой Артист.
Поясню. Весь вечер при нас «снимали кино», скользя за мизансценами, давая продуманные чёрно-белые крупные и сверх-крупные планы на экран-задник труженики видеокамер Алексей Нейфельд, Арсений Мартынов, Ия Раева. Близоруким зрителям, кому бинокль неудобен – праздник разглядеть артистов вблизи. Но каково им всем, включая хор, осознавать «всевидящее око»? И что будет, если спектакль вздумают записывать для телевидения? Не исчезнет ли этот эффект «3D»?
У Джильды по замыслу режиссёра целых три помощницы. Кроме прелестной танцовщицы (Екатерина Дурасова) ещё и малышка лет семи – Джильда в детстве, и не менее выразительная, чем взрослые актёры Джильда-застенчивый подросток, Александра Чуйкова. Она больше всех взаимодействует с «нянькой» Джованной (Элла Фейгинова). Ах, какие большущие глаза прямо в душу смотрят с экрана!
Личное радостное открытие – Лилия Гайсина. Сочетание серебристой сопрановой свежести и теплоты тембра с умением владеть дыханием, пиано. Звонкие верха и чёткие колоратуры. Миниатюрная изящная куколка в белых оборках в начале и возвышенный «чёрный ангел» с горних высот в финале. Такая Джильда – отменно поющая, хорошенькая, доверчивая, трепетная, но и решительная, когда берёт чемодан и чуть ли не сама идёт «сдаваться» Герцогу (а похищают, накрыв плащами, девочку-подростка), украсит сцену любого европейского оперного дома категории «А».
К сожалению, не скажу того же про Герцога Чингиса Аюшеева. Ординарный тембр быстро подёрнувшегося «канифолькой» лирического, без спинто, голоса, масса неточностей в музыкальном материале, интонационные огрехи и, увы, лишнее вибрато во 2-м акте. И главное, где харизматичность? Или хотя бы обаятельное нахальство, на что юные девушки тоже частенько «клюют». Хотя сказать, что Аюшеев – плохой артист, не могу. Рисунок роли он старательно выполняет, прилично двигается. Скорее это проблема кастинга. Остаётся дополнять Герцога в воображении и отвлекаться на его балетного «дублёра» – Михаила Пухова.
Лишь профессиональный киллер Спарафучиле не имеет танцующего тёзку. И не надо. Максим Орлов высок, строен и пластичен, чёрно-бархатно голосист и значительно-привлекателен в своем честном злодействе.
Маддалена, в красно-зелёном наряде маркитантки, Екатерина Лукаш – эффектная блондинка и звучное меццо. Но любезничать с Герцогом, умело обвивая его ногами на кровати под бессмертный Квартет поручено не ей, а красавице балерине Марии Потаповой в золотом платье с разрезом. В первом действии сия особа уже появлялась на сцене как альтер-эго Графини Чепрано, Вероники Вяткиной, всё время расхаживая на пуантах под ручку со Спарафучиле. В финале она оказалась Маддаленой. Вроде как архетип «особы облегчённого поведения».
Постоянный соавтор Панкова, художник-постановщик Максим Обрезков выстроил на сцене обобщённый интерьер то ли театрального фойе, то ли дорогого ресторана в стиле неувядающего ампира: белые колонны, арки, круглые балкончики-антресоли. Акцент на сверкающих каскадных люстрах, уменьшенных копиях огромной хрустальной люстры в зале под потолком. Банальная, казалось бы, картинка обыгрывается умело. То появляются столы под накрахмаленными скатертями, то почти офисный ряд стульев (Герцог мечтает о пленённой Джильде), то середина сцены расчищается, давая простор танцам и хору.
Костюмы, тоже Максима Обрезкова, сталкивают несколько эпох – закат Ренессанса (тяжёлый фиолетовый бархат длинного исторического одеяния Монтероне – ещё одна драгоценная маленькая роль Романа Улыбина) с элементами феерий Короля-Солнца на костюмированном балу у Герцога в начале.
Джильда-подросток в платье Коломбины, дамы в вечерних туалетах из Belle Époque, гангстерские Марулло (Станислав Ли) и Борса (Дмитрий Никаноров). И, как ни странно, всё монтируется между собой, создаёт атмосферу.
В некоторых сценах постановщик отчаянно шалил! На хоре заговорщиков Zitti, zitti… «Тише, тише, близок час мщенья», прозвучавшем отменно слаженно a capella (хормейстеры Владимир Погоров и Никита Семенюк) скинувшие чёрные плащи мужчины оказались… Краснознамённым ансамблем им. Александрова! Цвет мундиров, фуражки, аксельбанты – такое всё узнаваемое. Спустились со сцены, уселись на барьер оркестровой ямы, болтая ногами, и обращались к залу.
Запетую до оскомины «La donne e mobile» превратили в эстрадное шоу. На заднике появляется заставка караоке, тенор поёт в микрофон, вставая на стул, на последнем куплете идёт в зал (надев медицинскую маску – Роспотребнадзор ликует!). На подпевках у «звезды по имени Герцог» – женский хор МАМТа чуть не в полном составе в красных сарафанах и венках на голове, задорно подвизгивающий «ииах» на проигрыше, махая платочками, как пейзанки.
И как бы пародируя ещё памятную постановку Роберта Карсена на Новой сцене Большого театра, где Герцог полностью обнажался на арии «Parmi veder le lacrime» (собираясь к Джильде), здесь уставший Герцог на повторе Песенки, собираясь поспать, буднично снимает с себя одежду, кидая вещи с балкона, показывая далеко не атлетичный торс, и, подумав, скрытый перилами, швыряет вниз и трусы.
На контрасте сцена убийства Джильды решена серьёзно (без съёмок «кино»!), бескровно и символично. Чёрный шёлковый шатёр-цилиндр, похожий на реквизит иллюзиониста, служит порталом в «иное измерение», а прощальные нежно пронзительные фразы Джильда поёт в зале, удаляясь по проходу в партере.
Об оркестре. Понимаю издержки предпремьеры. Неряшливость групповых вступлений и нестыковки в ансамблях с солистами, невнятные соло духовых исчезнут сами собой, как обычно, к концу премьерного блока. Показательное оркестровое место (в «Риголетто», как известно, короткое вступление вместо увертюры) – сцена бури в финале, перед убийством, в том обнадёживает. Задумано маэстро Феликсом Коробовым, наверняка, «чисто и вместе», и с полным уважением не только к гению Верди, но и к отцам-основателям МАМТа.
Мучительно жаль, что от постановки «Риголетто» 1935 года, которую начинал репетировать К. С. Станиславский, а выпускал В. Э. Мейерхольд, остались только несколько фотографий и стенограмма двух репетиций.
Татьяна Елагина