Великодушие на троне

Концертное исполнение оперы Леонардо Винчи «Сигизмунд, король Польши» прошло на сцене Зала имени Чайковского.

Этим проектом, осуществленным с помощью Института Адама Мицкевича, закрылся сезон ежегодного фестиваля «Опера Априори».

Опус Винчи, основательно, на века забытый, возрожден к жизни на пике нынешнего повального увлечения «исторически информированным» исполнительством.

Интерес к проекту, в котором некогда пели кастраты, а теперь царит простор для контратеноров, проявил знаменитый Макс Эммануэль Ценчич. «Сигизмунд» уже исполняли в Вене, а Москва – часть европейского тура.

В основе сюжета, сплетенного из превратностей любви на фоне средневековой политики – объединение Королевства Польского и Великого Княжества Литовского в Речь Посполитую при подписании Люблинской унии 1569 года. Опера, премьера которой прошла некогда в Риме, посвящена претенденту на английский престол Джеймсу Стюарту, у которого была жена-полячка.

Конфликт «отцов» – Сигизмунда и литовского князя Пшемыслава, подстроенный мстительным аристократом Германом, плохо влияет на судьбы «детей»: сына Сигизмунда Оттона и дочери Пшемыслава Кунигунды, влюбленных друг в друга, но вынужденных стать врагами.

Тут еще и Сигизмундова дочь Юдита увлеклась литовским князем, увидев его на маскараде. А ее безответно любит князь Эрнест.

Напрасно великодушный миротворец Сигизмунд пытается утихомирить воинственного Пшемыслава. Куда там! Ведь на голову последнему упал шатер – и как раз во время переговоров. Тут начинаются военные распри, не без обращения «жестокий варвар» – к противнику – и с многими словами о попранной чести.

Только когда чрезмерно увлеченные вопросами достоинства властители понимают, что их стравили, все устаканивается, великодушие и благородство побеждают, надлежащие свадьбы грядут.

И это как всегда: редкое для итальянской оперы место действия на далеком севере – лишь рамка и повод для открытых переживаний, общих моральных дилемм и любовных страстей. А что поляки с литовцами в христианские вроде бы времена апеллируют к Марсу и Юпитеру, поминая заодно «пылающий лик Немезиды» – забавная оперная условность.

Ну, и эмоциональная связь: герои оперы так же мгновенно обидчивы, как их античные боги. Но, в отличие от богов, раскаиваются с той же силой, с какой замышляют злодейство.

Музыка, местами сентиментальная и печальная, местами яростная и гневная (смотря какой оперный «аффект» разрабатывается), беззастенчиво апеллирует к зрительским чувствам. Все герои полны благородства, что не мешает им проливать реки крови на войне. Но хлопотами главного героя…

Сигизмунд, как пишут в буклете,

«убежденный пацифист и идеальный правитель, чьи действия покоятся на четырех принципах: рациональность, постоянство, милосердие, прочность».

Винчи и его либреттисты создавали образ идеального государя, частый в опере 17-18 веков и нашедший воплощение, в частности, в моцартовском «Милосердии Тита». «Сигизмунд» – тоже корректное назидание реальным правителям.

На концерте в Москве играл польский ансамбль старинной музыки «Исторический оркестр». С импровизацией basso continuo клавесинистом (мастер своего дела Марчин Щвёнткевич). С нехилой динамикой, непосредственной открытостью и четкой артикуляцией, с продуманным современным рубато.

Инструментовка, согласно главе оркестра, скрипачке Мартине Пастушке, тоже современная, учитывая традиционно скудные записи партитур в начале восемнадцатого века.

«Мы сами можем управлять временем, аффектом и другими элементами музыки, отсутствующими на бумаге»,

– говорит она. Отсюда обилие ударных – литавры и даже неожиданный барабан, и укороченная продолжительность оперы.

Купюры четырехчасового опуса (речитативы и арии примерно на час действия) сделаны разумно – логика не потеряна, сюжетные линии не провисают и отношения персонажей проявлены до конца. Как и пресловутый «галантный» стиль, с сильной, впрочем, примесью бодрости.

Ну, опера 1727 года, написанная неаполитанцем, могла быть броской, активной, даже атакующей звуком. Кто знает? Неистовая полнота погружения в чувства, все равно какие – часть оперной эстетики того времени. Тем более что оркестр – если брать, как говорит Пастушка, сонорику Винчи – звучал с отчетливым ощущением целого, собранного при этом из хорошо проявленных звуковых линий отдельных инструментов.

Баланс звука был выдержан прекрасно. Не пропали даже (в иных случаях часто пропадают) не громогласные лютня и барочная гитара. И валторны, от которых так и ждешь подвоха, тут сделали все, что могли.

Отсутствующих ныне кастратов заменили четыре контратенора. Ценчич – Сигизмунд, или, по-итальянски, Джисмондо. Чуть усталый голос, но фантастическое мастерство, тонкая филировка деталей. Правда, пел, уткнувшись в ноты, сугубо концертно, и это вступило в противоречие с театрализованным любовным дуэтом Юрия Миненко (Оттон) и Софи Юнкер (Кунигунда).

Два лучших вокала концерта, кстати. Каждую их арию ждешь словно откровение. Как она захватывающе поет аффект ярости или аффект печали. Как он вопрошающе скорбит – с дерзкой помощью «тоскующего» фагота – о потерянной любви в арии «Ты хочешь, чтобы я умер?». И как традиционная выспренность старинных оперных текстов становится у этих певцов вполне человечной.

Князья Эрнест и Герман – Джейк Ардитти и Василий Хорошев соответственно – не всегда точно интонировали. Да и дыхания на трели не очень хватало. Поэтому Эрнестово витиеватое «я атакую ее сердце оружием скорби, которую вручила мне ее жестокость» утонуло в нелегком труде вокалиста.

Александра Кубас-Крук, с ее красивым тембром, как-то рвано и местами глуховато, даже с «плывущими» нотами на верхах, спела «брючную» партию Пшемыслава. Зато Юдита (Диляра Идрисова), как всегда, порадовала профессиональной ровностью.

И, поскольку всем персонажам Винчи написал арии da capo, требующие от солистов умения украшать мелодию при повторе, так, чтобы людей удивить, интересно было следить за самим фактом: кто, что и как украшает.

Вот Оттон вместе с флейтами подражает соловьиному пению в арии «Влюбленный соловей…», рождая у публики ощущение сладости летнего дня в саду под деревом. Вот Сигизмунд украшает роскошной руладой упования на «надежду, любовь и радость».

Наконец, финальный секстет, в котором все помирились и любят друг друга, отчего распевают про вечный мир. Прекрасная утопия, посвященная мечте. И пусть ее «осеняют священная олива и лавр».

Майя Крылова

Об авторе