В Цюрихе 4 ноября 2018 прошла премьера оперы «Так поступают все женщины» (Cosi fan tutte) Моцарта, которую должен был осуществить Кирилл Серебренников.
Но из-за того, что ему в очередной раз продлили домашний арест, разработанную им концепцию (Серебренников выступал в этой постановке также сценографом и художником по костюмам) помогли воплотить его соратники: режиссер-хореограф Евгений Кулагин, сценограф Николай Симонов, художник по костюмам Татьяна Долматовская, видеорежиссер Илья Шагалов.
Еще недавно невозможно было представить, чтобы спектакль ставили удаленно, но сегодня современные технологии творят чудеса.
Немецкое телевидение показало передачу, в которой есть фрагменты общения Серебренникова и Кулагина в интернете, и там видно, что создатель концепции дает очень точные советы своему ассистенту.
Серебренникова либо обожают, либо ненавидят, как и любого талантливого человека. Можно по-разному относится к тому, что он ставит, но сегодня Кирилл действительно стал еще и символом рискованной профессии театрального режиссера.
Он уже давно обратился и к театру музыкальному, его спектакли насыщенны музыкой от многих современных композиторов, и она там находит свое особое место.
Первые его шаги в опере – «Фальстаф» в Мариинке, «Золотой петушок» в Большом театре – были далеки от понимания, что в опере важен не только сюжет. Но Кирилл не стал бы известным и прославленным режиссером, если бы не стал осваивать и эту сторону любой оперной постановки.
О том, что он делает семимильные шаги на этом поприще, свидетельствовали его спектакли «Саломея» Рихарда Штрауса в Штутгарте и «Севильский цирюльник» в берлинской Комише-опер. В его «Саломее» было несколько невероятных музыкальных сцен, которых я, например, не увидел в нынешнем году в Зальцбурге у Ромео Кастеллуччи. Эротическая стихия музыки захлестывала сцену, а диспут еврейских мудрецов о легитимности пророка можно назвать просто шедевром режиссерского театра.
В его «Цирюльнике» поверх фейсбучных чатов, в которых переписывались Розина и Линдоро, вдруг возникала существенная человеческая проблема: жадные до развлечений молодые люди переступали через одинокого и несчастного старика Бартоло.
Благодаря умению Серебренникова создавать команды единомышленников, премьера в Цюрихе состоялась. Действие оперы Моцарта – Да Понте перенесено в наше время, по-другому быть не может. Великие шедевры прошлого всегда подходят и для описания нас с вами. Но именно эта опера сегодня актуальна как никогда.
Проблема взаимоотношения мужчин и женщин, которая, как казалось, давно решена, в последнее время крайне обострилась. Движение #MeToo, введение сегодня во многих оркестрах разнарядки на увеличение количества женщин-дирижеров и другие процессы вызывают яростные споры. Причем, как мы видим, не всегда женщины защищают женщин, и наоборот.
Для Серебренникова эксперимент, который ставят над пускай взбалмошными, но все же добрыми невестами их женихи, подстрекаемые циником Доном Альфонсо, ужасен.
Режиссер улавливает в музыке и двусмысленный эротизм, которым она пропитано благодаря либретто Да Понте, и отсутствие счастливого конца, и раздвоение личностей мужчин, которых в процессе фривольной забавы начинает корежить не только от неверности возлюбленных, но и от собственного фанфаронства.
Отмечу сразу, что постановка не находит поддержки в оркестровой яме, где царит маэстро Корнелиус Майстер. Несмотря на такую фамилию, он оказывается простым «махалой», смазливым мальчиком. Думаешь, может и правда лучше бы за пультом была какая-нибудь женщина-дирижер, чем этот хлыщ в блестящем фраке, увлеченный своим жестом и своей прической больше, чем сценой.
Спектакль начинается в спортивном зале, сцена разделена на два этажа, внизу царит мужская солидарность, наверху – женское кокетство.
Это разделение жизни на два лагеря по гендерному признаку, на места обитания двух пар насыщено тысячей узнаваемых деталей в поведении современных героев. Начиная от рабской зависимости от гаджетов, компьютерных игр, консюмеризма, и до вечного желания все поведать психоаналитику, в роли которого выступает Деспина.
Деспина в двух своих ариях проводит сеанс коллективной психотерапии, рассказывая Фьордилиджи и Дорабелле о том, что мужчины всегда одинаковы, что женщины не должны быть так от них зависимы. Эти арии сопровождаются смешным видео, в котором находится место и старым феминистским лозунгам, и винтажным съемкам из жизни американских солдат или американской телевизионной рекламе.
Искусством смешить Кирилл Серебренников овладел давно, он и на минуту не дает залу провалиться в пафос, опера-то несерьезная.
Главное, чем отличается постановка в Цюрихе, несерьезная опера все время говорит о серьезных вещах. Феррандо и Гульельмо не переодеваются сами, ведь невозможно же представить, что сестры не узнают своих возлюбленных – это всегда самое слабое звено этой оперы.
И вот Дон Альфонсо, воспользовавшись наивностью подопытных крольчих, инсценирует не только отправку на войну, но и быструю гибель, которая превращает двух живых людей в фальшивые урны с прахом.
Вместо себя экспериментаторы отправляют двух статистов, свои аватары, как сегодня говорят: мускулистых метросексуалов, точно сошедших с обложки мужских глянцевых журналов. А сами, как бестелесные духи, поют за них и бродят по сцене, как в фильмах, где души умерших наблюдают за своими родными и близкими.
Серебренников находит необычные и интересные обоснования для каждого артиста на сцене. Это особенно касается женских образов – Рузан Манташян (Фьордилиджи) и Анны Горячевой (Дорбелла).
Мы видим не внезапные решения истерички Дорабеллы последовать советам психиатра и засунуть урну с прахом возлюбленного подальше в шкаф, или ледяную скорбь Фьордилиджи. Образы в развитии создают полное ощущение жизни на сцене, когда артистам невозможно не поверить. Да и артистические способности певиц, как и исполнителей мужских партии – Фредерика Антуна (Ферранда), Андрея Бондаренко (Гудбельмо), Михаэля Наги (Альфонсо) – делают свое дело, вот о таком кастинге надо мечтать у нас.
Когда артисты работают на полную катушку, когда кто-то подумал заранее, что надо подобрать людей поющих, чтобы голоса в дуэтах у них сливались, да чтобы они были с такими фигурами, что раздеться на сцене не стыдно. Да, и это тоже!
Конечно, Серебренников не был бы самим собой, если бы не перегрузил спектакль театральными событиями, динамическими мизансценами, символами. Во втором отделении публика устает от бесконечной фантазии режиссера, и, в общем, не случайно. Музыка как раз переходит от комичного к печальному, но режиссер продолжает шокировать публику, в этом его режиссерская правда – довести публику до предела терпения.
Тут понимаешь, что страх драматического режиссера целиком довериться музыке, еще не оставил Серебренникова.
Сцена любви Дорабеллы и аватара Феррандо поставлена виртуозно, видно, что работал хореограф Кулагин, такое изобилие поз достойно Камасутры. Но сцена бесконечная, все уже давно все поняли про эту героиню, про умение Горячевой быть настоящей гимнасткой в постели, но сцена длится даже, когда музыка говорит о другом. Возможно, если бы Кирилл видел это на сцене, а не в пересказе своих помощников, он внес коррективы, кто знает!
Но даже эта режиссерская избыточность имеет право на существование с такими артистами. У нас в театрах уже забыли о таком уровне актерского мастерства. Что касается пения, то мне показалось, что дирижер требовал от певцов избыточного звучания, особенно поначалу казалось, что их много для такого игрушечного театра, как в Цюрихе. Но сами артисты почти все были на высоте, мне не очень понравилось, как звучала Деспина у Ребеки Ольверы, но одно из самых ярких впечатлений вечера – наши Горячева и Бондаренко, совершенно игнорируемые в очередной раз российскими театрами.
Все идеи Серебренникова проясняются в финале, когда пространство расширяется и превращается в белоснежный зал. Прекрасные героини готовятся к свадьбе все же по албанскому обряду (возможно, это еще какая-то этнография, но мне это определение показалось правильным).
Какие красивые аутентичные костюмы нашел Кирилл: эти этнические украшения и накидки точно возвращают нас во времена, когда женщины продавались как предметы интерьера. Появление живых женихов отделено внезапно и очень музыкально: звучит увертюра к «Дон Жуану» Моцарта, тема появления статуи командора.
Цитата из другой оперы не выглядит странно потому, что становится страшно не только девушкам на сцене, но и зрителям в зале. Эта музыкальная вставка резко меняет настроение финала, из которого режиссером вытравляется даже слабый намек на возможное счастье после такого бесчеловечного надругательства. На стене пишут краской из баллончика название оперы, меняя одну букву.
Режиссер, сидящий в своей московской квартире, умудряется встряхнуть зал, полный сытой публики, и задать ему очень важный вопрос: кто сегодня посмеет ставить на людях такие отвратительные эксперименты и обвинять после этого женщин? Cosi fan tutte превращается в Cosi fan tutti: так мерзко, подло, отвратительно поступают все.
Поклоны по уже сложившейся традиции превратились в акцию поддержки режиссера, солисты выходили на сцену в майках с призывом «Освободить Кирилла». И их невозможно не поддержать, режиссер должен работать. А такой режиссер, как Серебренников, должен работать много. Ведь уже наблюдать за тем, как меняется его видение музыкального театра за последние годы, интересно и поучительно.
У него, кстати, на март намечена премьера Набукко в Гамбурге, которая, похоже, опять пройдет без него. Очень интересно будет посмотреть, как Серебренников справится с несмешной оперой Верди.