Новые имена и вечные идеалы в «Щелкунчике».
Московский музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко, как и положено в Новый год, дал серию показов балета «Щелкунчик». Версию в МАМТе поставил хореограф Юрий Посохов. Зимняя сессия была интересна вводами: три пары молодых артистов впервые исполнили партии главных героев. За пультом оркестра стоял дирижер Федор Безносиков, и нельзя сказать, что танцевать труппе было неудобно.
Сперва напомню, что это за балет, «Щелкунчик» Посохова.
Он парадный, картинный, но с претензией на философичность, и повествующий о первой любви. И никаких радикальных решений. Как я писала после премьеры,
«Щелкунчик» в России наших дней и перед зимними праздниками подразумевает форму и содержание семейного зрелища, начиная с детей от 6 лет, а значит, минимум художественных дерзостей любого рода, и это должно дать умиротворение публике и отменную кассу <…>
Все происходит в недрах огромной картонной книжки-раскладушки. Там городские домики с красными крышами, сани, кучи коробок с подарками, кресло, в котором спит Мари, шкаф, куда прячут игрушку-Щелкунчика.
…Предметы то растут в размерах, то уменьшаются, ну, как новогоднее воображение подскажет, активно задействованы видео-ресурсы и анимация: появляется скачущий над европейским городком золотой Козерог, приносящий зиму с метелью, будут большущие знаки зодиака, глобус, цветы и многое другое. И даже иллюминаторы корабля, откуда-то тут взявшегося…
Вечеринка узнаваемая и наглядная: все радуются подаркам, мальчишки с сабельками хулиганят, девочки семенят, взрослые танцуют гросфатер под майским деревом (?), щелкунчик колет орехи».
В общем, суть вы поняли. Будут еще, конечно, серые мыши с лысыми хвостами, танцы-игрушки народов мира, уютный вальс снежинок и «цветочно-садовый» вальс второго действия. В действие введен племянник Дроссельмейера, взятый постановщиком из сказки Гофмана, именно с племянником Мари-девочка невинно флиртует. Позже, в ночном подсознании, этот мальчик и кукла-Щелкунчик сольются в единое целое- и преобразуются в Принца. И, наконец,
«когда смотришь достаточно сложную, местами даже витиеватую хореографию Посохова, понимаешь, что это – итог коллективных уроков прошлого века».
От «Петрушки» Фокина и «Лебединого озера» до «Па- де-де» Обера-Гзовского и оммажа Баланчину.
В таком спектакле непросто сказать свое исполнительское слово, особенно если балет ставился не на тебя. Кроме того, у Посохова в первом акте подростковый флирт танцуют не главные солисты, а те, кто выходит в партии Маши-девочки, Щелкунчика-куклы и племянника. Поэтому рассказ о первой любви для исполнителей партий Мари и Щелкунчика-Принца осложняется, текста им дано не так уж и много. Ну, и надо не забыть, что зимние приключения Маши – не явь, а сон героини, в нем раскрыта сказка, сочиненная и поставленная Дроссельмейером в педагогических целях.
Все это влияет – должно влиять – на исполнение. Так что дебют в многослойном «Щелкунчике» – шанс и экзамен на профессиональный уровень.
Первый ввод был доверен Камилле Исмагиловой и Субедею Дангыту. Это новые солисты МАМТА и бывшие премьеры Астраханского музыкального театра, приглашенные в московскую труппу после заслуженных наград на Московском международном конкурсе артистов балета.
Тогда, на конкурсе, они поразили ненатужной естественностью техники и артистической выразительностью. Эти же качества пара показала в «Щелкунчике». Красивейшие перекидные жете Дангыта, его практически идеальные вращения и мастерски дотянутые стопы, «культурные» руки, мужественная грация и скульптурное изящество поз, необходимые в партии идеального героя из девичьих снов.
А больше тут ничего и не нужно: Щелкунчик-принц – у Посохова ( да и вообще там, где герой балета – именно принц) не психологическая роль, а образ идеала. И тонко разработанные, всегда выворотные пуанты Исмагиловой, точная и чистая работа ног, легкие туры в обе стороны и лирическое, трепетное обаяние в манере держаться. Истинная подруга идеального кавалера. И изумительная станцованность в дуэте, не в последнюю очередь за счет партнерских качеств Дангыта, бестрепетно носящего балерину в высоких и разнообразных поддержках.
Эти артисты понимают друга с полуслова, что хорошо работает на образ первой любви и необходимо в ночной грезе героини. Московские балетоманы, как и сам театр, в лице этой пары получили отменный подарок.
Не совсем похожая картина сложилась во втором дебюте, когда партии главных героев танцевали Эхмунх Оюнболд и Артур Мкртчян. Девушка и ее партнер – отнюдь не начинающие артисты, она пришла в МАМТ из Екатеринбургской труппы, он перешел из Большого театра, где балетное начальство не баловало артиста обилием сольной работы. Да и в МАМТе Мкртчян пока не был замечен в ведущих партиях. Как и его партнерша, вторая солистка по театральному рангу, до сих пор выходившая то в тройке сильфид, то в двойке виллис, то в характерном танце.
Понятно, что дуэт, где оба участника выступают впервые и в данном балете, и друг с другом, полон коварных подводных камней для обоих. Бывают и исключения, но не в этом случае. Мкртчян, увы, не смог отоварить примерно половину поддержек, отчего все адажио оказались смазаны, Оюнболд не удивила ни в прыжках, ни во вращениях, а вместо положенного в вариации гаргуйяда сотворила странное вращение бедрами. Какая уж любовная «химия» дуэта, тут бы положенный текст произнести.
Зато третий дебют подарил радость открытия перспективного дарования. Юная Анфиса Ощепкова еще недавно числилась в кордебалете и звание второй солистки получила перед новым годом. Она ученица Маргариты Дроздовой, что, кстати, заметно по умному танцу и проработанности деталей партии.
Маргарита Дроздова: «Наш зритель привык к широте русской души»
Ощепкова отменно показала, что все сцены с Мари после вечеринки – ее греза. Танец был полон и технической легкости, и музыкальности, а главное, он как будто покрыт тончайшей дымкой, летучим флером воображения. Мари-девушка, недавний подросток – очкарик, ставший вдруг неведомой красавицей, словно не верила своему счастью: кружась с Принцем, Ощепкова вдруг закрывала лицо руками, словно боясь упустить счастливое мгновенье.
Нет, это не ее придумка, это предписано по роли, но видела я и такие руки на лице, словно ими пришлепали на кожу жирную крем-маску. А тут – сама деликатность, прикрывающая восторг от нечаянного счастья. Но была у Ощепковой и «эротическая» вариация в па-деде, когда вчерашняя девочка вдруг почувствовала себя женщиной, ощутила свое тело, его красоту и его манкость. Вот эту переломность образа, рубеж между детством и взрослостью, балерина почувствовала лучше всех.
Ее партнер, тоже дебютант, Марчелло Пелиццони, проявил себя внимательным кавалером и надежным партнером, а что касается сольных вариаций, некоторое напряжение (из серии «все нужно сделать правильно») как раз и мешало полной правильности. Но это, вероятно, издержки нервов в дебюте. Во всяком случае, техникой Пелиццони владеет хорошо.
Не могу не отметить, хотя это не касается дебютов, что так называемое «среднее звено», то есть – в данном случае – исполнители танцев второго акта, заставили следить за собой с доброжелательной пристальностью. Особенно танцовщики. Уж очень хорош был, например, точеный технически исполнитель Испанского (в другом составе – Русского) танца Тайга Кодама-Помфрет, чье экзотическое имя объясняется британским гражданством: английская балетная школа плюс год в Академии Вагановой плюс большой природный талант. Вот бы его увидеть в главных партиях классики.
Или многообещающий Искандар Анваров в Русском и Французском танце: стильно, четко и броско, причем совершенно по-разному.
Из трех исполнителей партии Дроссельмейера особенно ярок, по-моему, был Герман Борсай: он единственный, кто подчеркнул демонически-гротесковую сторону персонажа. Даже трость в его руках воспринималась как волшебная палочка.
И последнее. Худрук балета МАМТа Максим Севагин и педагоги-репетиторы поддерживают балетную труппу на достойном уровне. Артисты работают увлеченно и умело, что на уровне солистов, что по линии кордебалета. Порукой тому вальс снежных хлопьев и вальс второго действия. Танец под снегом не был замороженным, а вальс на фоне цветов обещал надежду на лучшее. Как и надо в «Щелкунчике» и за его пределами.
Майя Крылова