Диана Вишнева с Дарьей Павленко рассказали о рефлексии.
Московская премьера танцевального проекта «Дуо» прошла на сцене РАМТА. Это комплексный спектакль, где фольклор соседствует с современным танцем, а электронная музыка – с живой.
Автор партитуры Алексей Ретинский тут сотрудничал с автором идеи, сценографии и танцев Павлом Глуховым, с солистами оркестра musicAeterna (Вадим Тейфиков — скрипка, Раббани Алдангор — виолончель, Александра Листова — фортепиано) и певцами musicAeterna Folk. И все это ради знаменитых балерин – Дианы Вишневой и Дарьи Павленко, которые прежде чудно танцевали классику в Мариинском театре, а потом ушли в иные телесные практики.
Павленко работала в танцтеатре Пины Бауш, а Вишнева с кем только из западных мастеров не сотрудничала. Теперь вот – отечественный Глухов, лауреат «Золотой маски” за спектакль “Плот “Медузы” в Воронежском камерном театре. Глухова, кстати, во многом выпестовал фестиваль Вишневой «Контекст», где автор прежде был лауреатом хореографического конкурса. Теперь Павел – сокуратор «Контекста».
Спектакль «Дуо» – оммаж человеческой рефлексии в ее разных видах и формах. Что постановщик придумал? Полутемную сцену с кругом луны и двумя геометрическими конструкциями – высокий параллелепипед и приземистый «куб» с разными гранями, вплоть до наклонных. На этих конструкциях удобно распластаться, сжаться, скатываться и стучать руками и ногами по поверхности. Это все будет, ибо как показать рефлексию на танцевальной сцене?
По мнению Глухова, и через заламывание и переплетение рук, синхронно гнутые спины, нарастающую постепенно асимметрию телесных извивов, кружения а-ля дервиши, хватание себя за колени и прочие детали, которые не назовешь оригинальными, но их сцепление должно работать на идею.
Мысль постановщика эволюционирует последовательно: сперва – и долго – на сцене поет фольклорный ансамбль. Все певцы в черных объемистых балахонах, то есть они лишены индивидуальности. Масса, род, толпа, исток – понимай, как хочешь. Это из разряда «пример общего».
Можно было взять – в том же качестве – физкультурный парад на Красной площади или марш девушек в мини перед спортивным матчем, и там, и там нет ничего индивидуального, есть дефиле одинаковости. Но фольклор же духовней?
Глухову важно показать, как из одинакового прорастает неодинаковое, за счет осознания себя. На фоне замолкающего народного пения вступают танцовщицы, причем важно какие: те, кого и на классической сцене в академическом театре нельзя было ни с кем спутать. Большие артистки. Они от друг друга, конечно, тоже отличаются. На этом все построено.
Символизм одежды (ее придумала Светлана Тегин) от общего к частному, от закрытого – к открытому, от таинственного – к очевидному. Вишнева и Павленко тоже одеты в черные балахоны, потом их скидывают, и на дамах уже длинные белые туники, а позже одна останется в трико, другая обретет рваные на полосы края своего последнего наряда. Одежда тут – как доспех и как укрытие. Смена внешнего вида проходит по мере танцевального раскрепощения. Постепенное разоблачение – как исповедь. Прием довольно растиражированный, но тут он работает, хоть и слишком буквально. Плюс, по словам автора костюмов, черный балахон говорит о тайне «частной жизни знаменитых балерин» (крутая концепция, однако), белое платье – о чувственности и нежности, а, надо полагать, трико и платье с рваными краями – о сплаве балетного дара с неизбежной в профессии физической болью. То есть этот спектакль не только о самопознании вообще, но о рефлексии конкретно балетных примадонн. И именно этих примадонн – тоже.
Поначалу пара даже расцепиться руками не может. Участницы диалога только зеркалят друг друга: что одна делает телом, то и другая, синхронно. Взаимное отражение, влияющее на обеих участниц – этап на полпути каждой к своему «Я», которое начнет торжествовать ближе к финалу. Тогда пойдут уже не дуэты, а соло, апогей обособленности. В этот момент сценический параллелепипед для личных терзаний и пригодится. Конечно, хорошо видна разница индивидуальностей, работающая на концепцию: Вишнева – мягче и абстрактней, но и тщательней в проработке па, Павленко – жестче, конкретней и субъективней в своей отрешенности.
Взаимодействие танца с музыкой происходит так же наглядно. Как говорит Ретинский, фольклор апеллирует к архетипам, фортепианное трио со скрипкой и виолончелью
«выводит танец к многоцветью жанровой палитры, электронная музыка расширяет эмоциональное поле».
Фольклор, кстати, не стилизованный, а подлинный, “Хожу я с-по травке” хороводная песня, «Ты лети, стрела», тоже хороводная, «Татары шли», историческая баллада, и «Закурила, затопила», плясовая.
Переходы от электроники к живому звуку и обратно выглядят спонтанными, иногда это звучит параллельно. Смена рваного и кантиленного звучания рождается как крик души. В финале нарастают звуковые крайности, музыка впадает то в жар, то в холод, темпы и длительности скачут, атональность (а что еще?) – тоже, саунд, обросший индустриальными звуками как будто сходит с ума, но ведь не просто так, а в пандан с кризисом личной рефлексии. Когда она уже тяготит индивида безостановочностью. Ибо, говорят нам, умножая знания, умножаешь скорбь.
«Хореография напоминает мантру, которая все время повторяется»,
— говорит Глухов. Вот точное авторское описание. Сюжета практически нет, но туманно просматривается, в недрах притчи.
«Наш танец в какой‑то степени похож на контактную импровизацию»,
— справедливо заметила Павленко. Плывут текучие формы и мягкие скольжения тел в дуэтах, ибо тут идет «поиск ментального внутреннего партнерства» (Вишнева) и танец «про доверие – взаимодополняющее и взаимообогащающее» (Павленко). Вспыхивают брутальные па и четкие фиксации поз в соло, где две артистки двигаются по-своему, у каждой свой текст и свой контекст.
Вишнева в итоге как бы утешительница, Павленко – как бы утешаемая. В самом конце танцовщицы останавливаются и с безнадежным интересом глядят на вновь выходящих фольклористов (то есть индивид, мучимый рефлексией, ностальгически взирает на родовое и цельное, а то и на коллективное бессознательное).
В принципе рефлексия – это хорошо, Это почти синоним мышления, и коли человек начал думать всерьез, назад возврата нет. Кто не рефлектирует – тот раб общего, носитель безличного, послушный объект манипуляций. Так что манифест «Дуо» засчитан.
Майя Крылова