Новая постановка «Любовного напитка» в Урал Опере.
Хотя доницеттиевский шедевр входит в топ самых исполняемых опер мира и уже дважды ставился в Екатеринбурге, новая постановка «Любовного напитка» стала в некотором смысле маркером нынешнего сезона не только Урал Оперы.
Прежде удивлявшая резонансными российскими премьерами партитур XX-XXI веков Урал Опера переориентировалась в этом сезоне на нейтральный формат – «для семейного просмотра». В сентябре была выпущена «Дюймовочка» Ефрема Подгайца (для детей и взрослых), теперь – «Любовный напиток» для аудитории 12+. Над новым спектаклем работали музрук театра, дирижер Константин Чудовский, коуч и дирижер Алессандро Биччи (Италия), постановщики – режиссер Елизавета Корнеева, художник Екатерина Агений и другие.
Надо сказать, что в самой опере Доницетти содержится формула успеха: квинтэссенция бельканто (с одной из самых знаменитых теноровых арий «Una Furtiva Lagrima»), идеальное по структуре либретто – с быстрым комическим движением сюжета, любовным треугольником, приворотным «зельем», поэзией природы, балансом чувств и юмора, разнообразием типажей.
Постановщики нового спектакля придумали для сцены и собственный «веселый набор», причем, сразу расставили точки над и – воспринимать происходящее на сцене серьезно не стоит.
Во время увертюры на занавесе появились анкеты участников некоего шоу, ведущим которого значился Дулькамара с его зажигательным жизненным кредо: не ждите чуда – чудите сами! Не менее игривые формулировки содержались и в других анкетах участников этого шоу – желавшего всех «догнать, перегнать и загнать» бравого Белькоре, изобретателя Неморино, который, как выяснялось, боится клоунов.
Разведенная и находящаяся в поиске пары Адина была уверена, что «жить нужно так, чтобы депрессия была у других», а претендовавший на ее сердце Неморино считал, что лучше быть собой – все остальные роли заняты.
Кадры анкет в таймере увертюры мелькали так быстро, что уловить все подробности не удавалось. Но, как оказалось по ходу спектакля, детали здесь не имели значения. Шоу комическое, поэтому априори можно дурачиться и «чудить», а кого раздражает, пусть сам себя винит, раз не умеет оценить приколы.
Гэгов придумали достаточно: то Белькоре надувной гигантской гирей размахивает, а Неморино ее сдвинуть с места не может, то Дулькамара ловит Адину на удочку, то одураченному изобретателю Неморино, на глазах которого Адина стала невестой другого, участники шоу вручили чучело и напялили кепку с пропеллером, или сами «селяне» после проливного дождя надевали цветные детские надувные круги – уточки, фламинго и – кто как – в сапогах, на каблуках пускались «вплавь» по синему-синему полу.
В зале, правда, смеялись мало, вероятно, чувствуя, что эти приколы вряд ли компенсируют тонкий юмор самого комического действия.
Между тем события «Любовного напитка» постановщики переместили в солнечную Италию 1950-х годов. Причем единственным маркером этого путешествия во времени стали костюмы персонажей, представленные здесь в самом пестром ассортименте – от платьев в горох с пышными юбками, цветных клетчатых пиджаков, лодочек на каблуках, до резиновых сапог и полосатых купальных костюмов, «гангстерских» темных очков, шляп, косынок и т.п.
Во втором акте в экипировке персонажей появились морские аксессуары – надувные спасательные круги, ласты, резиновые лодки. По синему полу, правда, плавать в них не удалось, пришлось носить на себе, словно балетную пачку.
Сценографическое решение спектакля было эффектным и отсылало одновременно к живописи Ван Гога и к известному спектаклю «Любовный напиток» Лорана Пелли (поставленному лет пятнадцать назад в Ковент Гардене и Парижской опере, после перенесенному на сцену Мариинского театра), с его яркой сценической доминантой – желтым зиккуратом из стогов сена, и временем действия – в 1950-х.
В уральском спектакле – желтые ряды пшеницы стали бутафорией шоу, раскрашенной под Ван Гога – пейзаж с полем драматичного желтого цвета, чернильно-синей бездной неба и солнцем со спиралью завитков. Солнце открывалось, и в его люке обнаруживались «редакторы» с ноутбуками. По небу тенью надвигался вертолет, доставивший на сцену Дулькамару в бело-черном, отделанном люрексом, эстрадном смокинге, быстро приступившего на сцене к производству напитка и дурманного зелья.
«Селяне», заполнившие ряды пшеницы, всячески иллюстрировали в спектакле сценки дольче вита – отдыхающие дамы в купальниках и солнечных очках, с бокалами в руках. Во втором действии над полом остроумно поднялась покатая черепичная крыша затопленного ливнем дома, и для артистов это было аттракционом – петь на наклонной плоскости и демонстрировать не только чудеса бельканто, но и координации, чтобы удержаться на крыше и не съехать вниз, на жесткий пол.
Сама же история любовного треугольника Адины, Неморино и Белькоре, разворачивавшаяся на этом фоне, получилась хаотичной – действие вырастало из бочки, сидя в которой разомлевший на жаре Неморино в исподнем пел свою первую любовную арию Адине – решительной даме в брюках и широкоплечем клетчатом пиджаке, с книгой о Тристане и Изольде в руках.
Действие словно прыгало – из бочки, на вышку, на поле-пляж, на крышу, на воду. На площадке Белькоре размахивал гирей – бурный тип неясного рода деятельности – не то аферист, не то спортсмен, не то сержант. В целом спектакль строился, как набор сценок, случайно сцепленных между собой, и человеку, несведущему в сюжетных перипетиях «Любовного напитка», с трудом можно было разобраться в том, что происходит на сцене.
Но оперы бельканто так устроены, что, сколько не мудри на сцене, а вызывать восторг будет музыка и вокальное мастерство певцов. И хотя, как известно, виртуозные доницеттиевские колоратуры особенно технически сложны, театр смог собрать для «Любовного напитка» немалый состав солистов – пять Адин, четыре Неморино, четыре Белькоре, три Дулькамары и т. д.
Для работы над вокальным и оркестровым стилем композитора пригласили коуча, итальянского дирижера Алессандро Биччи, сотрудничающего сейчас с Казанским оперным театром. Он же дирижировал вторым премьерным спектаклем. И в этом решении была музыкальная интрига, поскольку спектакли Чудовского и Биччи звучали очень индивидуально.
Биччи оказался тщательным в отделке каждой оркестровой фразы, в неспешном выстраивании деталей и контрастов музыкальной драматургии, и ему удалось в оркестре добиваться того легато, которого в тот вечер явно не хватало солистам. Кроме того, его трактовка сближала доницеттиевскую музыку с некоторыми вердиевскими моментами, что естественно для партитуры, сочетающей в себе комическое и романтическое начало.
У Чудовского же, наоборот, оркестр звучал с быстрой, яркой энергией, раскручивающейся, как пружина, давая импульс действию. При этом оркестр был в хорошем балансе с певцами, которые в этот вечер смогли не раз блеснуть доницеттиевскими колоратурами.
И хотя не у всех певцов пока получается петь в стиле бельканто (труппа вокально заточена на совершенно другой репертуар) – трудности есть и в быстрых колоратурах, и в чистоте высоких нот на динамике, и в кантилене звука, но было и немало удачных моментов: эффектные скороговорки Рустама Касимова Дулькамары, его комически помпезная выходная ария Udite, udite, o rustici – «Слышите, слышите, деревенские жители», красивая кантилена в арии Адины в исполнении Ольги Вутирас (Prendi, per me sei libero – «Держи, я избавила тебя от службы»), проникновенно исполненный Сергеем Осовиным романс Неморино (Una Furtiva Lagrima – «Тайная слеза»), и бравурный, яркий образ Белькоре у Евгения Бовыкина, заводившего всех своей энергией и показавшего виртуозную вокальную «гимнастику» в Del tamburo al suon vivace – «Барабаны задорно звучат».
У Ольги Семенищевой в партии Адины и Ильдара Рахимова – Неморино с вокальным шармом прозвучала сцена Una parola, o Adina – «Адина, одно только слово», с быстрой трансформацией речитатива в кантилену, показавшая, кстати, сразу, что Адина неравнодушна к Неморино.
Максим Шлыков в партии самодовольного Белькоре с комической масштабностью исполнял под торжественно гремящий оркестр Come Paride vezzoso – «Как блистательный Парис», а Олег Бударацкий в роли шоумена Дулькамары с ироничной напористостью спел куплеты на свадебной церемонии Адины и Белькоре на крыше затопленного дома (Io son ricco, e to sei bella –«Я богат, а ты прекрасна»).
В итоге именно певцам, Доницетти, оркестру оба вечера публика устраивала стоячие овации, доказав в очередной раз, что «Любовный напиток», невзирая ни на что, остается для нее безоговорочным хитом, потому что во все, а особенно в нынешние времена легче жить с прекрасной музыкой, солнцем и шуткой.
Ирина Муравьева
Музыкальный журналист