14 декабря 2024 в Большом зале петербургской Филармонии открылся 24-й международный фестиваль «Площадь искусств». О масштабе концерта говорит то, что в нем уместилась и мировая премьера, и Денис Мацуев, и «Франческа да Римини» Чайковского, которую любил основатель фестиваля Юрий Темирканов.
«Самое важное, что традиция, заложенная Юрием Хатуевичем, укоренилась в Петербурге, в нашей стране, в мире»,
— подчеркнул директор Филармонии Илья Черкасов.
Темирканов, в чей уход из жизни год назад способны поверить далеко не все, даже из тех, кто ходит на работу в Филармонию каждый день и может физически убедиться, что его нет на рабочем месте, мог бы быть доволен тем, как относятся к его детищу – до конца года серьезные музыкальные имена сменяют друг друга в БЗФ (Хибла Герзмава, Владимир Спиваков, Валерий Гергиев, Ольга Бородина, Николай Луганский и другие), а слушатели раскупают билеты быстрее, чем на рэперов и стендап-комиков.
В последние дни сиротливо выглядит и подъезд соседнего театра музкомедии, где обычно кипит жизнь. Темирканов даже в трудные времена сохранял Филармонию местом силы, нет поводов сомневаться, что его соратники (тот же Илья Черкасов) продолжат его линию.
Но вернемся к открывающему концерту. Высокое искусство в полной мере выполняет свою функцию, только когда вгоняет в размышления и споры. Закрыть глаза и помечтать — да, это тоже дар, который несет музыка. Но что делать, если вдруг не получилось, и вы не можете уснуть, вспоминая концерт, который не принес того, чего вы от него ждали? Ваши ли проблемы эти ваши ожидания, или за них ответственен кто-то еще? Первый день «Площади искусств» подарил немало пищи для размышлений на эту тему.
Программа концерта была составлена уверенными масштабными мазками, но при этом «по-умному» — Денис Мацуев со Вторым Рахманинова выступал во втором отделении, а значит, публике, которая шла исключительно на фамилию пианиста (зрачки смартфонов в трансляции превалировали над просветленными лицами, особенно в ближних рядах), было никуда не деться от мировой премьеры симфонии Валерия Воронова. Исполнял ее Заслуженный коллектив России — тот самый академический симфонический оркестр, которому композитор и посвятил свое произведение.
А еще он посвятил его главному дирижеру Николаю Алексееву, который, по словам Воронова, и заказал ему симфонию два года назад. Не уточняя при этом, для чего и по какому поводу она будет исполнена. Теперь все встало на свои места — для фестиваля «Площадь искусств» в первый год без Темирканова…
«Если нельзя понять нового и молодого, не разбираясь в традициях, то и любовь к старому, стоит лишь нам отгородиться от нового, вышедшего из него по исторической необходимости, делается ненастоящей и бесплодной»,
— Томас Манн в своем «Докторе Фаустусе» предостерег нас от любой огульной критики современных сочинений, даже если не все они понятны по форме, тонки по композиции и даже, чего уж там, приятны ушам. В конце концов, важно на что настроены наши слушательские уши и как далеко мы готовы зайти, испытывая свои музыкальные вкусовые рецепторы.
Симфония Валерия Воронова — двухчастная, длительностью около получаса. Ровно столько же длится «Просветленная ночь» Арнольда Шёнберга, композитора и мыслителя XX века, который уже потом своей додекафонией и серийной техникой открыл новое поле для творчества, когда на старом тем, кто еще отваживался становиться композитором при огромном мировом музыкальном наследии, стало тесно и душно.
Ассоциировал ли себя Воронов с Шёнбергом? Этот вопрос на встрече со СМИ до мировой премьеры ему никто не задал. А зря: эксклюзивность момента можно было бы прочувствовать еще острее.
Если исходить из музыки, то симфония, представленная миру в Большом зале, больше напоминала ночь сильно затемненную. Некая наползающая звуковая волна, полная нехороших предчувствий, какие мы начинаем испытывать, когда саундтрек подводит нас к «опасному» моменту в остросюжетном или психологическом фильме.
«Эхо, голос природы, отвечающий на звук человеческого голоса, и разоблачение его как природного звука — это и есть жалоба, плач, сокрушенное «ах да» природы над человеком и искусительное возвещение о его одиночестве»,
— уместен ли и здесь Томас Манн? Наверное, все же нет. Воронов в интервью «Коммерсанту» (здесь и далее – цитаты оттуда) рассказал, что никогда не писал классических симфоний, следовательно эта работа стала для него вызовом, экспериментом.
«В ней две части, одна по темпу медленнее, другая поживее. Открою секрет, в моей симфонии можно менять части местами. Алексеев, поработав с партитурой, предложил начать с медленной части, сказав: «Так будет еще страшнее»,
— делился секретами автор.
Страшно действительно было, вопрос лишь в том, кого Алексеев и Воронов хотели напугать на открытии фестиваля.
«Леденящий душу «демагогический модернизм… где богословский элемент представлен почти только идеей кары да ужасами, – привкусом stream-line (машинизации), если отважиться на такое оскорбительное словцо»,
— здесь Томас Манн практически попадает в точку, без его помощи нам бы точно не удалось связать мысли о мировой премьере симфонии Валерия Воронова воедино. Ужаса в кричащих медью затяжных финалах Брукнера, депрессивных блужданий впотьмах собственного подсознания в 5-й Сибелиуса можно уловить не меньше, но вот stream-line эти композиторы еще не распробовали.
«Я не могу себе представить, как можно, находясь в актуальном музыкальном поле, написать классическую симфонию»,
— говорит Воронов. Представить себе и правда непросто — искусство действительно отражает время, оно не может не зависеть от технологий и склада ума, который привыкает к ним больше и больше. И то, что Брукнер и Малер пробивались к признанию через страдания от пренебрежения (сколько обижали первого и как долго второго считали исключительно дирижером), симфония Воронова с лейблом «мировая премьера» добавляет весу открытию уважаемого фестиваля. И об этом, и до и после, в кои-то веки пишут больше, чем о Денисе Мацуеве – видимо, из-за инициированного симфонией Воронова мыслительного процесса 2-й концерт Рахманинова пронесся скоростным поездом мимо.
И это тоже достижение времени. Времени, когда новости о том, что тот или иной композитор написал новый балет и блогере, выложившем видео собственного завтрака, появляются, «перевариваются» и исчезают бесследно одинаково быстро.
«Я часто думаю, что Орфею нельзя было обернуться, потому что тогда совершится нечто необратимое, что-то, что нельзя никогда поправить, изменить. Что-то уходит и никогда больше не вернется к тебе. Вот об этом примерно я думал, когда писал симфонию»,
— признался Валерий Воронов. И здесь он даже точнее Томаса Манна. Симфония за полчаса проползла волной ужаса по залу, и по какому поводу она к нам вернется, предположить сложно. За тридцать минут нам поведали обо всем плохом настолько безапелляционно, что остается только удивляться еще одной реплике композитора Воронова.
«Насколько у меня получилось, не знаю. Я спрашивал у Николая Геннадиевича (Алексеева – авт.), как оркестр реагировал на репетициях, он сказал, что все хорошо, никто не смеется».
Что уж тут смешного…
Иван Жидков