Оперу «Аида» снова спели.
В рамках четвертого международного музыкального фестиваля «Опера Арт» на сцене Зала имени Чайковского представили концертное исполнение сочинения Верди.
«Аида» – не просто шлягер, но Шлягер Шлягерович. Никто, кроме случайных, далеких от оперы посетителей концертных залов, не пойдет на нее, чтобы познакомиться с музыкой. На египетский опус Верди ходят или люди, которые любят снова и снова слушать известное, или оперные эстеты, придирчиво изучающие трактовки и голоса. В обоих случаях ответственность оркестрантов и вокалистов выше, чем при исполнении чего-то нового. Ведь у публики есть с чем и с кем сравнивать.
Нынешняя «Аида» воспринимается как бенефис худрука фестиваля «Опера Арт», сопрано Динары Алиевой. Весной этого года певица успешно дебютировала с этой партией в Берлине. Теперь – в Москве.
И правда, Аида словно создана для плотного, сильного и одновременно подвижного лирико-драматического сопрано Алиевой. Навыки участия в берлинском спектакле помогли создать образ, но не за счет лишь внешних примет, типа игры в рабыню, страдающую от унижения, а за счет возможностей голоса. Правда, и театральная игра была: эта Аида в мольбе два раза становилась на колени (вполне, впрочем, уместно и без исполнительских пережимов).
В общем, Аида в «Аиде» удалась. Но и прочие исполнители в соревновании блестящего вокала (опера именно такова) должны быть на высоте. Ибо равноправие ведущих голосов высокого качества и дает смысл концертному исполнению, где, в отсутствии режиссуры, костюмов и декораций, лишь музыка и пение создают действие. И впечатление.
Алиева это понимает, потому пригласила коллег, которые точно не посрамят. «Аиду» спели Ксения Дудникова (Амнерис), Михаил Пирогов (Радамес) и Игорь Головатенко (Амонасро), солисты с международной карьерой, с голосами, которые в момент вечера в КЗЧ пребывали в прекрасной профессиональной форме.
Что было? Знаменитые густые низы Дудниковой, насыщенный во всем диапазоне, чувственный тембр, умение выразить голосом проклятия и ревность. В финале влюбленные соперницы – Аида и Амнерис – пели не на сцене, а с боковых портиков, оставляя впечатление, что их голоса умирающему внизу, в склепе Радамесу лишь мерещатся. Что ж, допустимый сценический ход, использующий особенности концертного зала.
Перманентный артистизм Головатенко в партии царя, фанатика с оскорбленным самолюбием, губящего собственную дочь. Не безумно красивый, но достаточно яркий тенор Пирогова, который, не будучи силен в, так сказать, внешней игре, сумел соединить в голосе благородное целеполагание персонажа с его же душевным раздраем.
Три солиста и в мелодических речитативах (а не только в ариях) уводили традиционный внутренний конфликт между чувством и долгом от шаблона, показывая мучительную зависимость героев от переменчивых или, наоборот, постоянных чувств (что и нужно в «Аиде»), тонко поработав с интонациями. В общем, увлекли столкновением сильных характеров и страстностью, представленной как всплеск театральных и вокальных эмоций.
К оперным звездам и к Пирогову удачно присоединился солист «Новой оперы» Константин Федотов (жрец Рамфис), с его ровным басом. Эта ровность как нельзя лучше ложилась на образ прямолинейного персонажа, не ведающего сомнений и оттого зловещего. И действующего, словно автомат.
Следует добавить, что и хор «Мастера хорового пения» радио «Орфей» вписался, как подобает, с его-то мастерством. Молитвы египетским богам, с их ритуально-ориентальной, монотонной повторяемостью, или монументальные славословия победителям в битве с врагами (распетый канон) – все звучало насыщенно и слаженно.
Вопрос возник с оркестром и с дирижером. Конечно, ГАСО имени Светланова далеко не только Верди по зубам, так что общее мастерство удалось почувствовать сразу, когда лейтмотив главной героини в увертюре поэтически гулял от струнных к духовым и обратно. А соло гобоя (Алексей Коноплянников) в романсе эфиопки на Ниле заставило слушать инструмент особенно внимательно. Как и моменты экзотического «египетского колорита» в жреческих эпизодах. Но….
Сперва предполагалось, что в Москву приедет, как говорила Алиева,
«признанный мастер интерпретаций итальянской оперы Марчелло Рота».
Но мастер не приехал. Вместо него пригласили Арифа Дадашева, чувствующего партитуру как нечто декоративно-итальянское, но, так сказать, в расхожем смысле. На той же увертюре, казалось, ничто не предвещало. Ласковая и «волнообразная» тема Аиды, однозначно-напористая и линейная тема жрецов, как бы «зачеркивающая» всё человеческое. Было вердиевское столкновение камерного и личного с масштабно-государственным, наглядно. Понравилось и вступление к эпизоду на Ниле, когда стаккато скрипок искусно объединялось с легато виолончелей.
Но трактовка вокальных эпизодов ушла в иное русло.
На пиано все звучало нормально. Но, как только нужно было увеличить громкость, появлялась несвойственная Верди «жирность» звучания, пропадали полутона и самое главное, вокалисты терялись в оркестровой атаке. Даже секстет сильных голосов не смог пробить прочную звуковую стену.
Между тем Верди не нуждается в лобовой интерпретации, ибо итальянская манера вовсе не означает, что все инструменты орут. А вот певучесть и внимание к вокалу она предполагает. Композитор написал не жестокое танго, играемое на пределе децибел. Он создал трагическую мелодраму, которая говорит нюансами – и этим пленяет с момента создания. Уверена, что египетский хедив, заказавший итальянской знаменитости оперу за безумный (по тем временам) гонорар, рыдал на премьере. Есть над чем.
Майя Крылова