Легендарный итальянский дирижер размышляет о прошлом, настоящем и будущем классической музыки после его прощальных концертов в качестве главного дирижера Чикагского симфонического оркестра.
Риккардо Мути – легендарный «последний из могикан» оркестрового дела. Выдающийся итальянский маэстро занял почетное место в ряду главных дирижеров Чикагского симфонического оркестра (CSO), среди которых были такие выдающиеся музыканты, как Джордж Шолти, Даниэль Баренбойм, Бернард Хайтинк и Пьер Булез.
Его уход с этого поста знаменует конец великой эпохи в мире классической музыки. Во время одного из своих последних концертов в качестве главного дирижера Чикагского оркестра, в Торжественной мессе Бетховена он с легкостью собрал воедино и повел за собой почти двести музыкантов, что вызвало у слушателей ощущение восхищения и преклонения.
Нельзя не заметить блеск и творческую энергию, которые он приносит в музыку. В нем совмещаются абсолютная собранность на дирижерском подиуме и полная расслабленность во время перерывов, когда он спускался в зал, общался, шутил и рассказывал смешные истории.
Эти заключительные концерты в Чикаго, возможно, являются кульминацией его 54-летней карьеры в качестве дирижера оркестров и оперных театров. Это необыкновенное путешествие началось в 1969 году, когда он стал дирижером в театре Maggio Musicale во Флоренции. В 1973 году он сменил Отто Клемперера в качестве главного дирижера оркестра Филармония в Лондоне.
В 1980 году он стал главным дирижером Филадельфийского оркестра, заменив Юджина Орманди. Затем в течение 19 лет последовала работа в качестве музыкального руководителя театра Ла скала. В 2010 году он стал десятым главным дирижером в истории Чикагского симфонического оркестра.
За прошедшие 13 лет Чикагский симфонический оркестр под руководством Рикардо Мути привлек в состав новых музыкантов и значительно расширил репертуар. Мути также установил особую связь с этим оркестром, что привело к назначению его пожизненным дирижером коллектива 23 июня 2023.
Во время его пребывания в должности оркестр не только упрочил свое положение как в городе, так и на мировой арене, но и преодолел значительные сложности, связанные с пандемией. Среди его наиболее значимых его выступлений – симфонии Шуберта, Шумана, Брамса и Бетховена и премьеры из 16 оригинальных сочинений. Пять концертных исполнений опер Верди также не прошли незамеченными.
Во время пребывания Мути в должности Чикагский симфонический оркестр выпустил 13 альбомов на лейбле CSO Resound и выиграл две награды Грэмми.
Эта беседа с Риккардо Мути состоялась в конце июня 2023 в зале Чикагского симфонического оркестра во время репетиций последних выступлений с Риккардо Мути в качестве главного дирижера.
Легендарный итальянский маэстро размышлял о прошлом, настоящем и будущем классической музыки и рассказал о том, чем он планирует заняться теперь, когда у него появится чуть больше свободного времени.
— Оглядываясь на прошедшие тринадцать лет во главе Чикагского симфонического оркестра, чем вы больше всего гордитесь?
— Нашими теплыми отношениями с музыкантами оркестра. За эти годы между нами не случилось ни одной ссоры или момента напряженности. И мы получили большое удовольствие, обращаясь к широкому репертуару, от Вивальди и Баха до современных американских композиторов.
— Знаю, что в сентябре вы снова приедете — уже в качестве почетного дирижера — чтобы продирижировать премьерой нового сочинения Филипа Гласса, и что в январе вы с этим оркестром отправитесь в большой европейский тур.
— Да, после премьеры Одиннадцатой симфонии Филипа Гласса, которую мы только что выпустили на лейбле оркестра, я поговорил с композитором о замке Кастель-дель-Монте Фридриха II в Апулии (Южная Италия). Это замок XIII века, в котором очень многое символически связано с цифрой 8.
Гласс посвятил мне новое сочинение под названием «Триумф восьмиугольника», которое мы будем исполнять в нашем европейском туре по Франции, Австрии, Венгрии, Италии и Германии. Это произведение также откроет наш предстоящий концерт в миланском Ла скала.
— Вы, кажется, установили более тесные отношения между Чикагским оркестром и Чикаго.
— Это правда. Я всегда считал, что важно показать оркестр городу и выйти за пределы концертного зала, чтобы впоследствии привлечь людей обратно в этот зал. Что и привело нас к продвижению бесплатных выступлений на открытом воздухе в великолепном парке Милленниум.
Кроме того, у меня были весьма необычные встречи с молодыми заключенными Департамента ювенальной юстиции штата Иллинойс, и их удалось привлечь к музыке. Я пригласил на наши репетиции некоторых из этих молодых людей, которые до того ничего не знали о классической музыке.
Впрочем, если мы действительно хотим сберечь классическую музыку и активно знакомить с ней молодое поколение, впереди еще много работы, и отнюдь не только в Чикаго.
— Вы повлияли каким-то образом на звук Чикагского симфонического оркестра?
— В этом оркестре сильны традиции. Но когда я появился здесь в 2010 году, это было в значительной степени ближе к немецкой традиции. Я попытался добавить к этому ощущение средиземноморского оперного пения.
Музыканты оркестра с энтузиазмом присоединились ко мне для исполнения нескольких опер Верди, а также рады были почувствовать средиземноморские ароматы в немецкой музыке, которыми я и сам всегда восхищался в сочинениях Вагнера.
Я также поддержал смену поколений: при мне в оркестр пришли около тридцати молодых музыкантов, таких, как, например, превосходный испанский трубач Эстебан Баталлан.
— Ваше имя обычно не связано с современной музыкой, но одной из ваших первых инициатив в Чикаго стала организация института композиторов-резидентов Чикагского оркестра, благодаря которой с оркестром работали такие современные авторы, как Анна Клайн, Элизабет Огонек, Мисси Маццоли и Джесси Монтгомери.
— Это так, но хочу подчеркнуть, что я не выбирал этих женщин на основе расы или пола. Я просто нашел их сочинения более интересными, чем произведения мужчин. Меня волнует не политкорректность, а качество.
Для меня мы все равны – черный, белый, желтый, высокий или низкого роста. Конечно, я считаю, что неправильно дискриминировать афроамериканцев или латиноамериканцев. Но я также считаю, что неверно делать основным приоритетом отвержение дискриминации, а не качество.
В свой последний диск я включил произведение Джесси Монтгомери и замечательную пьесу Макса Райми, альтиста Чикагского симфонического оркестра. Я сделал это, чтобы подчеркнуть важную вещь: в сегодняшнем мире музыканты часто имеют лучшую подготовку, чем дирижеры.
— Недавно вы продирижировали Andante Moderato Флоренс Прайс во время концерта, посвященного ее творчеству. Прайс ведь была первой женщиной афроамериканского происхождения, которая стала классическим композитором.
— Да, и в европейском туре я буду дирижировать ее Третьей симфонией. Но я не выбрал ее по причине того, что Флоренс Прайс была женщиной или из-за цвета ее кожи. Просто это очень красивая симфония.
Я также считаю, что с точки зрения культурологии будет интересно продемонстрировать в Европе, что в начале XX века существовали достойные афроамериканские композиторы.
— Часто говорят, что вы принадлежите к ушедшей эпохе. Что изменилось в классической музыке?
— В мире оперы основные изменения оказались связаны с режиссерами. В последнее время я видел несколько ужасных постановок. Несмотря на то, что есть исключения, в целом опера, к сожалению, предоставила некоторым людям возможность продемонстрировать свою некомпетентность, отсутствие образования и даже безумие.
Это также связано с отсутствием авторитета у дирижеров, которые недостаточно хорошо разбираются в искусстве пения.
Со всеми великими певцами прошлого занимались дирижеры. [Мария] Каллас не возникла внезапно из воздуха – она была сформирована Туллио Серафином.
В настоящее время музыка на репетициях играет второстепенную роль по сравнению со сценическим действием.
Подобный сдвиг можно наблюдать и в области симфонической музыки. У нас есть все эти дирижеры, которым лет двадцать или чуть больше, которые осмеливаются дирижировать Девятой симфонией Бетховена или его же Торжественной мессой, а то и «Фальстафом» Верди, не понимая ни слова по-итальянски – но это же невозможно.
— Поэтому вы открыли Академию итальянской оперы десять лет назад?
— Да, и каждый год у меня есть великолепные студенты из престижных учебных заведений – таких, как Высшая школа музыки в Берлине, Королевская академия музыки в Лондоне, Институт Кертиса в Филадельфии – которые не представляют себе, что такое опера на самом деле.
Мой учитель, Антонино Вотто, всегда говорил, что для того, чтобы быть хорошим оперным дирижером, нужно дышать пылью сцены. Он имел в виду все технические аспекты сценического действия, в дополнение к музыке.
Сегодня дирижеры не имеют авторитета, потому что они не имеют знаний. После десятилетия занятий фортепиано и композицией, я провел пять лет в театрах с певцами. Это не просто позволило мне чем-то заработать на жизнь, но и принципиально углубило мое понимание вокальной техники.
— Из-за всего этого вы больше не дирижируете операми в театрах?
— Совершенно верно — мне было достаточно опыта в Зальцбурге, в 2017 году (речь об опере Верди «Аида» в постановке иранского режиссера Ширин Нешат и последовавшей за ней размолвкой Мути с интендантом фестиваля Маркусом Хинтерхойзером – прим. пер.).
Хотя в следующем году в Турине я буду дирижировать «Балом-маскардом» в постановке Андреа де Роза. А в Палермо продирижирую «Дон Жуаном» в постановке моей дочери, Кьяры.
— Ваши самые известные постановки были осуществлены в сотрудничестве с с Джорджо Стрелером, но вы также пробовали сотрудничать и с кинорежиссерами, такими, как Ингмар Бергман, Федерико Феллини и Бернардо Бертолуччи.
— Верно. Я встречался с Бергманом в Стокгольме, и он поразил меня своим тонким ощущением музыки. Я предложил сотрудничество, но он сказал, что уходит на пенсию после своего последнего фильма.
Я предлагал Феллини поставить оперу, но он отказался, потому что пение не трогало его настолько, насколько волновало разговорное слово.
Что касается Бертолуччи, я предположил, что он заинтересуется оперой после его фильма «Луна», но ошибся.
При этом все трое продемонстрировали смирение, которого не встретишь в наши дни. Сегодня считается, что оперу может поставить любой.
Помню, мы ставили «Макбет» в Зальцбурге с Питером Штайном (я считаю его «немецким Стрелером»), и его назвали «традиционалистом».
Что значит быть традиционалистом? Надеюсь, пройдет еще лет десять или пятнадцать, и мы устанем не понимать, что происходит на сцене. Появится новое поколение, которое снова захочет ставить оперы по-настоящему.
— Ваша книга, «Бесконечность между нотами», завершается призывом беречь классическую музыку сегодня для того, чтобы подготовить ее к будущему. Как это можно сделать?
— Это тема, которая давно не дает мне покоя в нашем постоянно изменяющемся мире. Шуман когда-то сравнивал композиторов с сапожниками, потому что во времена Моцарта новые туфли все были одного размера — любой мог их носить. И публика в те дни могла петь Là ci darem la mano [дуэт из «Дона Жуана»], когда они выходили из театра.
Но дальше Шуман сказал, что к середине XIX века уже лишь несколько человек могли носить эти новые туфли.
Сейчас эта связь между современными композиторами и слушателями почти полностью утеряна. Думаю, что наша физиология остается по своей сути связана с тональностью. Наше тело, мозг и чувствительность жаждут наличия мелодии, на каких традициях она ни основывалась бы. Мы обладаем врожденной необходимостью гармонизировать и примирять какофонию и диссонансы, которые нас окружают.
Это распространяется даже на животных, таких как коров, которые производят больше молока при прослушивании Моцарта, а не современной музыки.
— Какие из ваших планов привлекают вас больше всего?
— Приглашение от Венского филармонического оркестра продирижировать Девятой симфонией Бетховена к двухсотлетию ее премьеры 7 мая [2024 года].
Для меня большая честь получить приглашение от Венского оркестра. Мне повезло сотрудничать с этим коллективом начиная 1971 года, я шесть раз имел удовольствие дирижировать их знаменитым Новогодним концертом.
За время, проведенное вместе, мы выработали глубокое взаимное понимание каждой музыкальной фразы. Это понимание – результат более, чем пятидесятилетнего сотрудничества.
— Теперь, когда вы больше не главный дирижер оркестра, что вы будете делать со всем этим свободным временем?
— Наслаждаться жизнью! Радоваться временам года – весне, зиме – и узнавать мир. Я хорошо знаком со многими гостиницами и концертными залами, но мало видел городов. Хотелось бы, чтобы жизнь замедлилась, прежде чем я покину этот мир.
Кроме того, я хотел бы написать последнюю книгу. Пока есть только название: «А теперь – правда». Напишу о том, что происходит за кулисами и какова жизнь артиста.
Книга будет полна своеобразных и забавных вещей. Но и не без драматизма.
Беседовал Пабло Л. Родригес, El Pais. Перевод – ClassicalMusicNews.Ru