Лауреат Grand piano competition Екатерина Бонюшкина — о самокритике, шахматах и русской литературе.
— Екатерина, поздравляю вас с получением звания лауреата такого престижного и сложного конкурса! Каким вам запомнится Grand piano competition?
— Спасибо! Хочется еще раз поблагодарить всех — в первую очередь, конечно, художественного руководителя конкурса, Дениса Мацуева; всех членов жюри — прекрасных экспертов и музыкантов; организаторов. Это замечательный, очень яркий и неповторимый опыт.
Я сыграла два раза с одним из лучших оркестров не только в стране, но в мире — с Госоркестром имени Светланова — концерт Брамса, это было моей мечтой. Работать с таким коллективом было невероятно увлекательно.
Познакомилась с очень умными и разносторонними сверстниками — участниками конкурса. Одним словом, новых впечатлений очень много. Думаю, этот замечательный конкурс я долго буду вспоминать с радостью и благодарностью.
— Играть на конкурсе, зная, что в прямой трансляции твое выступление смотрят и оценивают тысячи людей… Как вам такой опыт?
— Это, конечно, не то же самое, что играть только для публики в зале. Чувство ответственности возрастает, но и концентрация и отдача повышаются.
— С каким произведением из вашей конкурсной программы пришлось больше всего поработать?
— Со Вторым концертом Брамса, конечно. Когда я сказала Борису Вадимовичу, что хочу именно его сыграть, я прекрасно отдавала себе отчет в том, что исполнить это произведение в семнадцать лет — колоссальная работа. Этот концерт очень многого требует и с физической точки зрения, и с интеллектуальной. Выбор его — определенный риск с моей стороны. Но педагог меня в этом выборе очень поддержал, и результатом мы оба довольны.
— Можно ли, стремясь к победе, выключить в себе желание играть «победоносно», тем самым уходя в сторону от самой музыки? Вы научились этому?
— Как правило, даже если я хочу победить, оставляю это чувство в стороне и иду играть. Это два разных человека в тебе: тот, кто желает победы, и тот, кто выходит и творит музыку. Нужно уметь переключаться.
— От конкурса к конкурсу играть проще? Либо это распространенное заблуждение, ведь каждый конкурс — уникален и непредсказуем.
— Конечно, каждый конкурс абсолютно уникален, но для меня главная задача всегда — полностью сосредоточиться на время исполнения. А то, что этому может помешать — в первую очередь, волнение чрезмерное. От него в принципе (говорю про себя) избавиться невозможно.
Но ты привыкаешь к этому чувству волнения, и оно перестает иметь значение, с годами тренировки это чувство становится неотделимо от тебя самого на сцене. Поэтому от потерь ты избавляешься, или, по крайней мере, их количество сводится к минимуму. Таким образом, с каждым следующим ответственным выходом на сцену играешь все лучше — такая тренировка нервов довольно серьезная.
— А свой первый конкурс помните?
— Это был конкурс в Женеве, мне было десять лет. Конкурс в два тура, и второй тур — с оркестром, я играла Фа – мажорный концерт Гайдна, который довольно редко играют. На этом конкурсе не было разделения по специальностям, виолончелисты и скрипачи были в одной со мной группе. Было очень интересно и познавательно пообщаться со своими сверстниками.
— Как опыт участия в музыкальных конкурсах помогает вам в жизни? И помогает ли?
— Конечно, помогает. Изначально мой уровень концентрации не был высоким, я очень сильно отвлекалась — и в школе на уроках, и на экзаменах. Все же такие предметы, как, например, сольфеджио, гармония и анализ требуют высокого уровня концентрации. А поскольку на конкурсе (и на концерте, конечно) ты должен на протяжении всей программы оставаться погруженным в музыку и ни на что не отвлекаться — такой навык в дальнейшем влияет и на все остальное, ты начинаешь по-другому пользоваться своей головой.
— Вы с детства профессионально обучаетесь музыке? Каким было ваше детство?
— До пятого класса я училась в обычной детской музыкальной школе, но уже тогда музыка меня очень интересовала, и я все время разбирала что-то новое.
Общеобразовательная школа, в которой я училась первые четыре года — 57-ая, математическая, но в начальных классах там, конечно, никакой углубленной математики не было — обычная программа. После пяти-шести уроков я возвращалась домой и занималась.
Сказать, что у меня не было детства, я точно не могу, потому что у меня многодетная семья и еще толпа двоюродных братьев, с которыми мы всегда во что-то играли. Занятия музыкой совершенно не противоречили здоровому детскому образу жизни: был футбол, настольный теннис, настольные игры, фильмы. Конечно, дополнительно я тратила время на то, чтобы слушать музыку, ходить на концерты, но мне это с самого начала было интересно. К тому же, если у тебя есть друзья, с которыми разделяешь интерес к музыке, — это ещё более приятное времяпрепровождение.
— Наверное, после поступления в Школу имени Гнесиных ваши приоритеты сильно сместились в сторону музыки? Разительная перемена в образе жизни?
— Я бы не сказала, что разительная. Значительный перевес в сторону музыки произошел классе в восьмом, до этого я много времени уделяла общеобразовательным предметам и разным дополнительным занятиям.
Сейчас, при той нагрузке, которая у нас есть, если ходить на все уроки и сдавать все вовремя, то на занятия физически не будет времени. Поэтому я договариваюсь с учителями сдать что-то позже других и в индивидуальном порядке.
— Дипломатия…
— Да, и в этом смысле учителя идут навстречу — и спасибо им за это.
— Вы учитесь в спецшколе (колледже), среди ваших одноклассников и однокурсников — лауреаты международных конкурсов. Понятие конкуренции вам знакомо хорошо. Научились ли вы с ней справляться? Так или иначе конкуренция присутствует в жизни молодого музыканта в наше время.
— Честно говоря, конкуренция не сильно меня беспокоит. Понятно, что перед экзаменами ситуация накаляется, потому что берут ограниченное количество учеников, кого-то отсеивают. В эти моменты конкуренция чувствуется. А в жизни, или когда мы ходим на уроки, ничего этого нет — я не чувствую, по крайней мере. Наоборот, со многими хорошо общаюсь.
— Кто ваш главный критик? Чье мнение для вас имеет большую силу и вес?
— Самый главный критик — мой педагог (Борис Березовский — прим.ред). Надо сказать, что в какой-то степени он гораздо больше меня щадит, чем я сама, даже на уроке, когда играю только что выученное произведение. Но и это очень важно.
Если бы я была своим педагогом, мне было бы практически невозможно с собой сосуществовать: настолько критически отношусь к каждому звуку, который извлекаю, настолько кажется все несовершенным, что, если бы Борис Вадимович все время не отмечал того, что получается хорошо, я, может, погубила бы себя уже.
Такое требовательное и жесткое отношение к своей работе вполне закономерно, мне кажется, потому что именно бесконечный поиск приводит к новым вершинам. Но очень важно, чтобы рядом был человек, который прекрасно знает тебя, твои возможности, но наблюдает со стороны. И этот человек, конечно, мой учитель — он замечает вообще все. Поэтому к его мнению, как ни к чьему другому, я прислушиваюсь.
— В 2018-м году, когда вам было четырнадцать лет, вы записали два альбома с музыкой Баха, Шумана, Шуберта, Шопена. Чем обусловлен выбор этих композиторов, этой музыки?
— Надо отдать должное моему предыдущему педагогу, Евгению Талисману, — практически все, что я учила, мне самой очень хотелось сыграть. Он никогда не заставлял играть «то, что нужно», между нами всегда был диалог. Так что в записи вошли мои любимые авторы и произведения того времени, когда диск записывался.
— Если бы сейчас у вас была возможность записать диск, какие сочинения вошли бы в него?
— Застали врасплох… Я бы очень хотела записать Симфонические этюды Шумана, «Героические вариации» Бетховена и несколько его сонат — Четвертую, Восемнадцатую. Эти произведения я недавно сыграла и хотелось бы с ними иметь опыт записи. Несколько Этюдов-картин Рахманинова тоже записала бы с удовольствием.
До совсем недавнего времени я мало интересовалась Рахманиновым, и случайно мне попались записи, где композитор сам играет на рояле. Есть виниловые пластинки с его исполнением Шопена, Шумана, Бетховена, Мендельсона, Листа. Но оказалось, что он записал все свои концерты и «Рапсодию на тему Паганини», несколько Этюдов-картин, прелюдий и других пьес.
Он настолько феноменально играет, что, когда я впервые это услышала, мое представление о нем как о пианисте, как о личности кардинально изменилось. И сейчас Рахманинов — один из любимых композиторов. Очень хочу много его играть.
— В вашей биографии написано, что вы увлекаетесь шахматами, настольным теннисом и футболом. Не задавались вопросом, что объединяет все эти увлечения?
— Нет, никогда не думала — они все-таки про совсем разное. Шахматы и фортепиано гораздо больше похожи: просчет множества вариантов, поиск решения — между этими двумя специальностями больше параллелей. А футбол и теннис — что-то совсем другое.
— В классе вашего педагога не только вы играете в шахматы?
— Да, еще Лев Бакиров — мы с ним периодически состязаемся или вместе что-то решаем. И Борис Вадимович тоже увлекается шахматами — смотрит стримы, сам играет.
— Смотрели сериал «Ход королевы», он же «Ферзевый гамбит»? (Сериал, вышедший на платформе Netflix, в центре сюжета которого — сирота и шахматный вундеркинд Элизабет Харм — прим.ред.)
— Конечно, смотрела — сразу, как только он вышел, в оригинале. Мне очень понравилось.
Одним из консультантов во время съемок этого сериала был Гарри Каспаров (советский и российский шахматист, 13-й чемпион мира по шахматам — прим.ред.). Я читала в журнале «Chess life», который был выпущен почти сразу после выхода сериала, что в одной из партий, где Бет, главная героиня, играет с Лученко, за основу был взят матч 1988-го года между А. Петросяном и Акопяном.
Так вот в ней после 38-го хода игра вскоре закончилась ничьей. А Каспаров нашёл выдающуюся, потрясающую комбинацию, так что Акопян, который играл черными, выиграл бы в восемь или девять ходов. И в сериал включен этот вариант партии, создатели проделали очень профессиональную серьезную сценарную подготовку.
К тому же, когда сериал вышел, он привлек к себе внимание вообще всех: в Youtube есть видео, где чемпион мира Магнус Карлсен разбирает пару партий из сериала — это тоже очень забавно и интересно.
Над фильмом работали настоящие шахматисты, поэтому если ты понимаешь, что такое шахматы, совсем по-другому смотришь сериал, стараешься предугадать, что произойдёт на доске. А если в шахматах не разбираешься, все еще проще: смотришь на выражение лиц, игру актеров, драматургию, музыку.
— … на актрису.
— Да, и актриса там прекрасная.
— Вы больше любите играть белыми или черными? Или это дилетантский вопрос?
— Нет, не дилетантский. Раньше я больше любила играть белыми, а сейчас, когда прошло много времени, мне практически все равно. Есть классные дебюты за черных, которые я очень люблю играть именно за черных.
— Есть партии в истории шахмат, которые вы любите пересматривать либо перечитывать, проигрывая в голове?
— Конечно, это один из способов тренировки для тех, кто занимается шахматами — выучивать партии XIX-XXI веков наизусть. Решаешь, например, выучить партию Нимцович-Боголюбов. Находишь ее в виде записи ходов, потом воспроизводишь и разбираешь ее: повторяешь ходы белых, ответы чёрных, размышляешь над логикой каждого хода, повторяешь несколько раз.
Когда партия выучена, ты можешь ее воспроизводить на доске за обоих игроков без помощи записи. Это полезно не только для шахматистов, а вообще для развития внимания, памяти.
— Кто ваш любимый шахматист?
— Их несколько. Я очень люблю Роберта Фишера; из тех, кто играет сейчас — Хикару Накамура, Даниила Дубова. Из мастеров прошлых эпох мне очень интересны Морфи, Капабланка. Одного любимого шахматиста назвать не могу.
— А если говорить о пристрастиях в литературе? Что вам близко?
— Русская классика страшно интересна. Надеюсь успеть прочитать ее как можно больше — того же Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Толстого, Чехова, Достоевского. Читать — не перечитать. Только времени свободного очень мало…
— С каким персонажем из мировой литературы вам бы хотелось пообщаться? Возможно, подружиться?
— Никогда об этом не думала. Может быть, с «Героем нашего времени», Печориным. Он такой… очень конфликтный персонаж, очень сложный. Кстати, многим моим знакомым этот образ категорически неприятен.
Мне было бы интересно с ним встретиться и понаблюдать за ним — Печорин так и остался никем не понятым. Или ему так кажется — что он никем не понят. Он зашел в полный тупик, его ничто не интересовало, все, что он предпринимал — только способ развеять скуку. Думаю, у его истории мог быть другой конец. И вообще для этого человека не все потеряно.
— А если бы у вас была возможность прожить день в теле и душе другого человека?
— Конечно, хотелось бы хоть немного прожить жизнью самого близкого человека, посмотреть на мир чьими-то еще глазами. Думаю, это волнует вообще всех — понятно, что восприятие мира у всех абсолютно разное. Но если подумать о композиторе, я бы очень хотела оказаться вблизи Бетховена, это было бы страшно интересно. Человек, который совсем лишился слуха — и какая у него музыка!
И какие у него опусы рядом друг с другом, над насколько несопоставимыми по характеру произведениями он одновременно работает! Как он постепенно меняется: сравнить ранние сонаты с последними или с поздними багателями — это же два разных человека. Что происходило на протяжении всей его жизни, что именно вызвало эти изменения и вывело его постепенно в другую плоскость? Почему в его поздней музыке чувства становятся более неоднозначными, мягкими, глубокими и сложными? Об этом можно говорить бесконечно. Думаю, что, поживя рядом с Бетховеном, можно было бы составить какой-то ответ.
— Какой вы себя видите через десять лет?
— Вообще неизвестно, что будет: мир же сходит с ума постепенно — или даже не постепенно, а очень стремительно. Поэтому у меня есть только надежды, но нет никакой ясной картины того, как я себя вижу, как я себя ощущаю через десять лет.
Понятно, что это совершенно другой возраст, и что со временем будет появляться совсем другой взгляд на мир — ты становишься более и более ответственным, ты, возможно, заводишь семью, ты все больше должен думать о других, заботиться о родителях. Помимо профессиональной жизни должно же существовать еще и это. Его еще не так много, как во взрослой жизни: сейчас о нас заботятся наши родители, бабушки и дедушки — а потом это меняется.
Я бы очень хотела совмещать богатую концертную деятельность, при этом не прекращая хороших человеческих отношений со своими родными и близкими людьми.
Беседовала Татьяна Плющай