Под занавес II Международного конкурса имени Рахманинова лауреат шестой премии пианист Дмитрий Березняк в беседе с Анной Коломоец рассказал о решении начать новую главу в жизни, о выборе конкурсной программы, о хейтерах и о начале своего музыкального пути.
— Вы выросли в Челябинской области, а затем в подростковом возрасте переехали в Москву. Сейчас вы ощущаете разницу между музыкантами из столицы и теми, кто приехал из других регионов? В чем она проявляется?
— Я бы сказал, что столичные ребята с самого начала находятся в более конкурентной среде. В школах вроде ЦМШ или Гнесинской десятилетки очень сильные педагоги, и ученики там, как правило, сразу вырастают на высоком профессиональном уровне.
В провинции всё сложнее: многое зависит от конкретного педагога и условий. Мне, вот, повезло – мой первый учитель, Лада Николаевна Мухамедьярова, заложила мне прочную основу. Мы до сих пор поддерживаем связь, это для меня очень важно.
Даже если у талантливого ребенка в регионе хорошая база, нередко бывают проблемы с техническими моментами – например, с постановкой рук. Хотя всё это поправимо. Более того, у многих ребят из глубинки – особенно с Севера и Дальнего Востока – есть крепкий внутренний стержень. Они точно знают, чего хотят, и обладают очень четким взглядом на жизнь.
— Как вы пришли в музыку? Почему выбрали именно фортепиано, а не, скажем, скрипку?
— У меня действительно был выбор между скрипкой и фортепиано (улыбается). Но скрипка показалась мне не совсем «моим» инструментом. К тому же у меня нет абсолютного слуха, что для скрипача, как мне тогда казалось, принципиально важно. Родители просто отдали меня в музыкальную школу – для общего развития. И почти сразу стало ясно, что дело пошло: я начал делать успехи.
Мой путь начался в Копейске – маленьком городке в Челябинской области. Пользуясь случаем, хочу передать всем, кто оттуда, большой и пламенный привет! Хотелось бы однажды сыграть там сольный концерт.
Помню и первое сильное музыкальное впечатление: мне было четыре года, и родители включили пластинку с увертюрой к «Кармен». Я был в восторге, просил ставить ее снова и снова.
— Сложно было адаптироваться в Москве?
— Да, непросто. Я поступил в музыкальную школу при колледже имени Шопена, проучился там два года. И сразу почувствовал: уровень исполнения – совсем другой. Нужно было буквально прыгать выше головы. Очень помогли занятия с Валерием Владимировичем Пясецким – они меня, можно сказать, оздоровили.
— Помните, какое произведение Рахманинова вы сыграли первым?
— Кажется, это была Прелюдия соль минор.
— В вашей биографии не так много конкурсов. Почему вы все же решили вновь попробовать свои силы?
— В какой-то момент подумал: хватит сидеть сложа руки. Конечно, можно было просто доиграть все ассистентские концерты, закончить учебу и стать «свободным художником», т.е. плыть по течению. Но потом возникает экзистенциальный вопрос: а дальше что? Чем наполнить свою творческую жизнь?
Я почувствовал, что пора выйти из привычной зоны комфорта. Конкурс – это прежде всего вызов самому себе. Это про рост, преодоление внутренних барьеров. Иногда нужен внешний импульс, чтобы начать новую главу…
— Таким импульсом стал телефонный звонок за две недели до начала конкурса?
— Да! Позвонили и предложили участвовать. И я решил: это знак свыше. Его нельзя игнорировать. И, кажется, я не ошибся (улыбается).
С этого момента я как будто отпустил все бытовые тревоги. Все ушло на второй план. Осталась только музыка.
— Но ведь проблемы были?
— Ну, не без загонов (улыбается).
— Во время трансляций ваши выступления активно обсуждали в соцсетях. Не все комментарии были доброжелательными. Сложно было абстрагироваться?
— Комментаторы делают свою работу, у них своя миссия. Важнее всего уметь настраиваться на главное – на музыку.
Для меня осознание того, что ты выходишь на сцену Большого зала Консерватории и делишься со слушателями своей любовью к музыке – самое ценное. И всегда ты должен быть максимально собран и честен по отношению к искусству. Всё остальное становится второстепенным.
— Вы пересматривали свои выступления?
— Почти нет. Только пару минут Сонаты Рахманинова. После конкурса хочу посмотреть всё целиком. Это важно – понять, как всё выглядело со стороны. Такая «внешняя оптика» помогает работать над собой.
— Следили за выступлениями других участников?
— Да, мне было очень интересно. Все пианисты – очень разные, но уровень невероятный. Особенно запомнились выступления Ляо, Анисы и Саши Кутузова. Яркие выступления были у Филиппа и Владимира. А еще – само общение за кулисами. Это обмен опытом на каком-то особом, глубоком уровне.
— Каково было выступать рядом с такими опытными пианистами, как Руденко и Вишневский?
— Я сразу понимал: они – профи с огромным сценическим опытом. Они выходят на сцену с внутренним спокойствием и уверенностью.
Конечно, у меня было волнение. Но сама атмосфера конкурса помогала. Это было похоже не на соревнование, а на творческую встречу единомышленников. Я познакомился со многими замечательными музыкантами – например, с Любовью Глазовой, у неё была весьма интересная программа на этом конкурсе. Или с Сашей Кутузовым – он глубокий музыкант, очень жаль, что его не отобрали дальше, искренне желаю ему успехов. И вот такие общения и вдохновение – ради этого стоит участвовать в конкурсах.
— Следили за обзорами критиков в «МузЖизни» и «ClassicalMusicNews.Ru»?
— Да. Первая статья обо мне была довольно сдержанной – я же был тогда новичком, никому не известным. Это нормально.
Позже, когда начался вокальный тур, внимания ко мне стало больше. Наверное, сказался мой опыт как концертмейстера. Спасибо Маргарите Ивановне Кравченко – мы вместе работали над программой, и это был её огромный вклад в общее дело. Мне было действительно интересно читать мнения профессионалов.
— А кто ваш главный критик?
Педагог и мама. Мама моя не музыкант, но ее интуитивный, эмоциональный взгляд на музыку очень ценен. Она слушает сердцем, без профессионального фильтра – и это помогает взглянуть на себя по-новому.
— Как вы выбирали конкурсную программу?
— Тактически. Выбирал то, что позволяет максимально проявить себя.
В условиях ограниченного хронометража нужно искать нестандартные решения. Например, в первом туре я хотел показать контраст между Метнером и Рахманиновым – современники, но совершенно разные. Во втором туре – Брамс и Рахманинов, мои любимые композиторы. Поздние опусы Брамса особенно люблю.
В финале я сыграл два концерта: Третий Рахманинова – моё личное испытание, и Концерт Равеля для левой руки. Изначально хотел соль-мажорный, вдохновившись записью Микеланджели, но позже понял: концерт для левой руки – настоящий бриллиант. И он прозвучал как глоток свежего воздуха!
— Это был ваш первый опыт выступления с оркестром на конкурсе?
— Да. Ранее я выступал с оркестрами пару раз, но это был другой масштаб. Финал стал проверкой на выносливость. А Концерт Равеля – одним из самых эмоциональных моментов, мурашки до сих пор.
— Как относитесь к записям самого́ Рахманинова?
Это феномен. Темпы бешеные, много купюр, но пианизм – недосягаемый. Я заслушивался этими записями ещё с подросткого возраста, когда на меня нахлынула волна увлечения Рахманиновым. Теперь же его трактовки мне кажутся несколько спорными, но у автора всегда своё прочтение происходит сквозь призму своего мировоззрения. Даже если оно не становится эталоном, это – ориентир.
— У вас яркий сценический образ – кудри, усы. Это часть имиджа или случайность?
— Кудри у меня с детства, тогда меня звали «одуванчиком». Потом волосы чуть выпрямились, но кудри остались. А усы – это для солидности. Без них я выгляжу чересчур юным (улыбается). Иногда меня сравнивают с Николаем Рубинштейном – это высокая планка.
— Как восприняли результат конкурса? У вас шестая премия, с заметным разрывом от четвертой…
— Сначала, конечно, расстроился. Но потом остыл и осознал: пройти весь путь, дойти до финала, стать лауреатом – это уже огромное достижение. У многих участников уже есть солидная карьера. А я почувствовал, что сделал шаг вперед. И понял: главное – не сдаваться.
— Планируете ли участвовать в следующем Конкурсе Рахманинова?
— Честно? Хочу попробовать силы на Конкурсе имени Чайковского (улыбается).
— Что в вашем плейлисте?
— Я меломан. От средневековой музыки – Дюфаи, Бёрд – до Десятникова и Шнитке. Люблю рок, метал, недавно полюбил джангл (англ. Jungle — жанр электронной танцевальной музыки).
— Слушали музыку во время конкурса?
— Старался минимизировать прослушивания, чтобы по максимуму сконцентрироваться. А сейчас – чувствую внутреннюю пустоту. Хочется снова слушать музыку, читать, гулять, наполняться впечатлениями.
Беседовала Анна Коломоец