Екатеринбургский театр «Урал опера балет» показал премьеру спектакля «Конек- Горбунок». Спектакль выпускался в сложных условиях, его начали готовить еще до ковида, но премьеру пришлось отложить на год.
От старинного одноименного балета по сказке Ершова в новой версии остались фрагменты, что от музыки, что от танцев. Впрочем, у «Конька» такая судьба с момента постановки французского хореографа Сен-Леона в Петербурге (1864). Француз со сказкой не церемонился: например, вместо царя вставил в балет киргизского хана, многое поменял, убрал или добавил.
Балет прошел через переделку Мариуса Петипа, позже – через редакции московского хореографа Горского, в частности, используемую в уральском спектакле версию 1912 года. Были неоднократные советские попытки что-то еще сделать с простодушной балетной историей а-ля рюс, мало сохранившейся хореографией и слишком уж прикладной (для ног, а не для ушей) музыкой Пуни.
Авторы уральского балета взяли от старого либретто место действия – «близ Уральских гор». И на этом месте многое построили. За танцевальную основу приняли записи танцев Горского, хранящиеся в архиве Гарвардского университета. Они неполные. Многое пришлось додумывать самим.
Постановщик Вячеслав Самодуров (руководитель балетной труппы театра) отверг «миленькую дансантную музыку» и пригласил петербургского композитора Антона Королева написать новую партитуру, с учетом старой. Королев переосмыслил фрагменты Пуни и Асафьева, сделавшего музыку по заказу Горского для картины «Подводное царство».
А соавтор Самодурова, хореограф Антон Пимонов, сочинил финальный праздничный дивертисмент. Таким образом, в партитуре сосуществуют, как часто бывает в старых балетах, несколько хореографов и несколько композиторов. Во всей прелести стиля «лоскутное одеяло».
Вячеслав Самодуров: “С одной стороны, мы многое сохранили, а с другой – потеряли Петипа”
Оркестр театра во главе с дирижером Павлом Клиничевым этот микст достойно поддержал. Но в грамотной оркестровой транскрипции композитора, с обилием медных духовых и перкуссии, с прямолинейными атаками струнных и ироническими намеками то на Стравинского, то на Римского – Корсакова, то на танец «Яблочко», мне все же не хватало тембрового и гармонического разнообразия.
Главный эксперимент спектакля – слово. Балет пронизан (и обрамлен) рэпом в лице уральского дуэта EK-Playaz (Наум Блик и T-Bass). Их задорные прибаутки держат историю (как в полушутливом ужасе сказал один из авторов спектакля, не пантомимой же старинной все это рассказывать).
Мастера называют свой стиль «интеллектуальным юмористическим рэпом». Их реплики полны, конечно, крутого сленга, но директор театра Андрей Шишкин надеется, что маркировка спектакля «12 плюс» выдержит возможные нарекания публики типа «я пришла с ребенком на сказку, а у вас …». Тем более что тексты интермедий часто похожи то на частушки, то на «простецкий» слог Ершова. Да вспомнить хотя бы советские киносказки, которые могли начинаться с кадров добродушной сказительницы в окошке. Замените ее платочек на бейсболку, а по сути будет то же самое.
Сценическая картинка нравов под названием «уральский народ» развернута в волшебной уральской деревне. Рэперы говорят о «примечательном селе, там, где все навеселе» Это как бы подарок авторов своим зрителям, впрочем, лишь тем, у кого есть чувство юмора и самоирония. Ибо Иван с братьями, а также их окружение, в майках-алкоголичках и трениках, выглядят как часть сегодняшней низовой толпы, с ее вкусами (художник по костюмам и сценограф – Анастасия Нефедова). Спортивные костюмы как вечный прикид, дешевые кроссовки как неизбежность, все яркое и пестрое, много блеска (в прямом смысле).
Идеал красивой жизни, о котором рассказывают рэперы:
«вышел Ваня из котла краше горного козла: в пышной шубе, при деньгах, золотой айфон в руках».
Впрочем, на сцене есть и «эффективные менеджеры» в пиджаках. А может, офисный планктон. Это не больше смешно, чем изначальная идея Сен-Леона – у него в дивертисменте плясали ряженые народы российской империи, в том числе уральские казаки. И мало кого это смущало. Как вряд ли смутят сегодня заявленные в спектакле клетчатые цыгане (в смысле костюмов в клетку), движущиеся куклы в парандже, морские звезды многих цветов и немецкая дылда-красавица с рогами (танцует мужик).
Начинается все на фоне верстового столба с двумя стрелками – «Запад» и «Восток». Урал то есть. Первая картина – ярмарка, с яркими платками на заднике и толпой в том самом прикиде с рынка, с домиками – матрешками, с пластикой, смешавшей элементы классики, народно-характерного танца и дискотеки. Вторая – поле с золотыми конями (они «нарисованы» на заднике, а-ля массовая советская чеканка для квартир, и косят влажным глазом).
Скачет Конек с манерами художественной гимнастки-малолетки, с тату на виске и белой гривой, помогая Ивану («вижу, ты пацан матерый, я беру тебя в партнеры»). Киргизский хан в ватном халате – наполовину хан, наполовину пахан, он несуразен, как и положено старобалетному хану. Рэперы: «и неспокойно в гареме, проблема стоит на проблеме». А восточные жены в меховых малахаях и свита на фоне персидских ковров – дети и внуки «Половецких плясок» из оперы «Князь Игорь».
Появление красавиц, западной Брунгильды и девы из Индии, не меняет скуки хана, как и танец главной жены, а вот крепконогая Царь- девица в балетной пачке меняет всё. «Слышь, Иван, ядрена вошь, мне ее сыщи, где хошь», говорит хан устами рэперов. Далее – волшебный остров с нереидами в невинно-белом и похищением Царь-девицы, красивые классические танцы по мотивам Горского, с двойками, соло и сложно перемещающимися ансамблями. И
«мы снова в покоях хана, абъюзера и тирана», где Царь-девица втирает про пропавший перстень: «мне достался, пацаны, он от матушки –луны».
Ныряем на дно океана, где на фоне сильно блестящей рыбины потерю ищут Иван с коньком, снова развернутая классика, феерия по Горскому. Антре Царицы дна, дуэт Океана и Жемчужины, медузы и т д.
В палатах Хан вслед за Иваном бросается в котел, но не варится. Он живой, просто неудачник. (Это ж добрая балетная сказка для всей семьи). В апофеозе хэппи- энда герой в красных парадных трениках, с коньком и Царь-девицей, в окружении опять-таки уральского народа смакует счастье. Он пляшет что-то похожее на вариацию из революционного балета «Пламя Парижа».
Ошеломив публику за три акта изяществом выделки всяких pas de chat и pas de poisson, героическим танцем а-ля «Корсар», томными колебаниями рук эпохи модерна, тюркским ориентализмом, намеками на «Риверданс» Майкла Флэтли (при том, что Царь-девица отдает Жар-птицей, а Жемчужина – Лебедем), авторы выходят на финальный Уральский танец. Типа «рассказ о нас самих». Он возникает после Киргизской рапсодии, русского танца и цыганской (есть такие северные цыгане) пляски. Ну да, всемирная отзывчивость и смешливое цитатничество. Как без него.
Труппа в обоих составах, что я видела, сработала замечательно. Обе Царь- девицы (Екатерина Малкович и Мики Нисигути) отличаются эмоциональной подачей ( первая –решительнее, вторая — нежнее), но не уровнем техники.
Оба Ивана (Арсентий Лазарев и Алексей Селиверстов) умело сочетают простодушие, хитроватость и большие пируэты.
Конек-Горбунок (Анастасия Коржеманкина) задорно щелкает хлыстом и победно вздымает ногу. Жены хана, нереиды на волшебном острове, медузы с кораллами, две Царицы дна (Елена Кабанова и Елена Шарипова) и – особенно – Жемчужина (Елена Воробьева) заставляют говорить о сильной женской части труппы. А мужской Русский танец у двенадцати солистов полон наивной брутальности.
«Сказка ложь, да в ней намек, модным блогерам урок». Простодушие – часть авторского постановочного стеба – не такое уж простое: не только напоминание о балетном и житейском киче, но прежде всего игра с ним. Это принципиально.
В ауре почтения к наследию и одновременно – непочтительности к нему же, реализован главный принцип авторов идеи и сценария – Богдана Королька и Славы Самодурова: любой спектакль (работа с наследием тоже) должен быть в эстетике сегодняшнего дня. Конечно, неизбежно смешение французского с нижегородским, но это и есть суть старых балетов, они такие все. И вообще, то, что прежде было эклектикой, теперь гордо зовется интертекстом.
Именно так создан «Конек», этот бодрый шифтинг. Или современный лубок.
Майя Крылова