Хотя по регламенту жюри должно было пропустить на второй тур только двенадцать пианистов, в итоге прошло четырнадцать, что привело к постоянным задержкам и сокращению перерывов, необходимых как для жюри, так и для публики.
Дело не только в отдыхе – необходимо банально «переварить» полученные впечатления, получаемый энергетический заряд должен хотя бы как-то минимально уложиться в голове и душе…
Порядок жеребьевки сохранялся, поэтому первым выступил Константин Емельянов, уже успевший завоевать симпатии у многочисленной публики. Его программа включала два произведения Чайковского, и это укрепило меня в мысли, что играть произведения автора-патрона конкурса для него – не «отбывать номер», а стремление души.
Наконец, я понял «Элегическую песнь» Чайковского. Емельянову удалось в ней так хорошо выстроить форму, что эта пьеса у него оказалась не рыхлой, а стройной.
Сложнейшую обработку Скерцо из Шестой симфонии Чайковского Самуила Фейнберга, не только выдающегося пианиста, но и значительного композитора, Константин играл с видимой легкостью. Мне только не хватило в его интерпретации демонизма.
Ну а Вариации Рахманинова на тему Корелли и Соната Барбера (первым или одним из первых исполнителем которой был, если не ошибаюсь, Владимир Горовиц – смелый выбор для конкурса Чайковского) были выше всех похвал.
За ним выступал Дмитрий Шишкин. Он на год старше Емельянова, также выпускник Московский консерватории и также победитель многих престижных конкурсов.
Я нахожу много общего у этих двух молодых пианистов, прежде всего их аристократизм за роялем, отточенное мастерство и гармоничное ощущение музыки. Если у Емельянова в Рахманинове были и мрачные краски, то у Шишкина – он играл Вторую сонату Рахманинова – преобладали светлые лирические тона.
Я могу смело назвать Шишкина и шопенистом. Не случайно он стал одним из лауреатов последнего конкурса имени Шопена в Варшаве.
Ань Таньсю, игравший вслед за Шишкиным, включил, как и тот, в программу редко исполняемые на конкурсе Четыре этюда Прокофьева оп.2. На мой взгляд, в этом сравнении с Шишкиным Ань проигрывает: в них у него мне не хватало ни темперамента, ни звукового изыска.
Ань Таньсю включил в свою программу и два вариационных цикла, один из них у всех на слуху – это Вариации Брамса на тему Паганини (звучала только первая тетрадь), и редко исполняемые, чуть ли не получасовые Вариации Рахманинова на тему Шопена: смелый выбор.
Не уверен, стоило ли оба свои крупные сочинения посвящать вариационной форме – это придавало его выступлению монотонность, да и редко кому до сих удавалось убедить, что эти рахманиновские вариации стоят вровень с другими сочинениями гениального композитора. Но, видимо, жюри он убедил, так как на третий тур Ань прошёл.
Замыкал дневную четверку 32-летний Андрей Гугнин, победитель последнего крупнейшего конкурса пианистов в Сиднее, и уже известный и любимый многими московскими слушателями пианист. На втором туре он мне понравился больше, чем на первом, особенно убедило его яркое прочтение Седьмой сонаты Прокофьева.
Забегая вперёд скажу, что в Третьей си-минорной сонате Шопена он проигрывал 20-летнему японскому участнику Мао Фудзите, исполнявшему эту же сонату на следующий день. У Фудзиты она получилась более пластичной, а в звуковом отношении – гомогенной.
Вечернее прослушивание в первый день второго тура начал 24-летний Александр Гаджиев. И у него уже есть высокие премии на престижных конкурсах, но его игра меня не убедила, ни в первом, ни во втором туре. В его Фантазии-сонате Листа «По прочтению Данте» очень мне мешала недифференцированная педаль, из-за чего у него все гудело, а также не очень хорошо сбалансированное звучание в аккордах, что лишало исполнение пианистической отшлифованности. Не создала общего впечатления и подборка мелких пьес из разных опусов Скрябина.
29-летний Алексей Мельников из Москвы включил в программу другую Сонату Листа – си минор, без которой обычно не обходится ни один конкурс. На нынешнем конкурсе Мельников стал её единственным исполнителем.
Но самобытного прочтения этого сложнейшего сочинения у него я не услышал (в анналах Первого конкурса Чайковского 1958 года сохраняется исполнение этой сонаты Львом Власенко, незадолго до этого победивший на конкурсе Листа в Будапеште). На третьем туре Мельников, наряду с Первым концертом Чайковского, исполнит Третий Рахманинова.
Опрос: кто из пианистов достоин первой премии Конкурса имени Чайковского?
Последним в тот вечер выступал ровесник Мельникова Филипп Копачевский, тоже уже полюбившийся москвичам и играющий в Москве с завидной регулярностью. Как и Шишкин, он включил в свою программу прелестную Канцону-серенаду Метнера, и, по-моему, никогда ещё не звучащую на этом конкурсе сюиту Григория Гинзбурга из музыки Грига к «Пер Гюнту». Очень похвальная идея, исполнять эту красивейшую музыку, но вряд ли на таком конкурсе, как конкурс Чайковского…
Такая же мысль меня постигла, слушая «Incises» Булеза у 32-летней Сары Данешпур из США. Она играла эту пьесу превосходно, с авторитетом и уверенностью. Но я вдруг поймал на себе взгляд Чайковского, с большого транспаранта над органом. И в этом взгляде я почувствовал вопрос: а место ли этой музыке на конкурсе, носящий имя русского гения?…
Шопен у этой высоко одарённой пианистки был для меня несколько отстранённым, в звучании преобладали холодные тона, без личностного участия пианистки в сердечных излияниях, которыми насыщена Баркарола оп.60. Да и Восьмая соната Прокофьева мне показалась излишне умозрительной.
Очень порадовал 26-летний Арсений Тарасевич-Николаев. Вот его Прокофьев – Шестая соната – был полон жизни и эмоций, как и Шесть музыкальных моментов Рахманинова, оп.16.
Борис Блох: “Я приехал, чтобы услышать молодых пианистов и понять, что они делают лучше меня”
Пианист из Франции 22-летний Александр Канторов центром своей программы избрал Брамса. И если Рапсодия си минор оп.79 была очень хороша своей лирикой, хотя мне в ней не хватало большего разнообразия голосов – все сводилось только к верхнему голосу – то во Второй сонате Брамса увлечение пианиста деталями и звучаниями на pianissimo, особенно во второй части, приводило к нарушению цельности сонатной формы и предвосхищало звучания Форе, одним из ноктюрнов которого Канторов завершал свою программу.
Очень многие уже говорят о 26-летнем американце Кеннете Броберге и 20-летнем японце Мао Фудзите. Для меня в этом споре однозначно выигрывает Броберг.
Не по-юношески зрелые интерпретации как Баха (Токката до минор) и Сонаты Барбера, поднявшие ее на трагическую высоту, изумительные звучания и цельность формы редко исполняемой длиннющей одночастной сонаты Метнера ми минор оп. 25/2 – все это свидетельствует об исключительном таланте этого пианиста, в то время, как у Фудзиты, тоже в совершенстве исполнившим свою программу (уже упоминавшаяся соната Шопена, а также Вторая соната Скрябина и Седьмая Прокофьева) пока преобладают созерцательные, ещё несколько детские тона.
Ким До Хён из Кореи очень понравился мне своим Шопеном – Двенадцать этюдов, оп.25. Они у него были сыграны пластично и с хорошей культурой звука.
Анна Генюшене особенно тонко сыграла сложнейшую «Юмореску» Шумана – в этом, казалось бы, не конкурсном сочинении она тронула своим глубоким проникновением в интимный шумановский мир. Да и Восьмая соната Прокофьева в ее исполнении была сыграна с более глубоко прочувствованными образами этой трагической военной зарисовки Прокофьева.
Очевидно высокий уровень второго тура заставил жюри вновь нарушить регламент и пропустить в финал вместо шести семь пианистов.
Таким образом, в первый день третьего тура с оркестром мы услышим сразу трёх пианистов вместо двух, и шесть концертов вместо четырёх.
Москва буквально переполнена сильнейшими фортепианными впечатлениями!
Александр Матусевич