Конкурс Чайковского – это действительно наше культурное достояние. И можно сказать, что 60 лет его истории уже вошли в историю музыки.
После многих лет мне захотелось опять быть причастным к этому музыкальному празднику, я приехал в Москву и все дни проводил в Большом зале Московской консерватории, которую люблю сыновьей любовью, а к самому залу с детства питаю чувство благоговения.
Увидев за судейским столом 96-летнего Менахема Пресслера из США, невольно подумал, как хорошо, что на склоне лет, жизнь подарила ему приезд на этот конкурс в Москву! Может быть, уже с первых туров полные залы вновь перенесут его в далекие годы его юности, когда интерес к классической музыке был повсеместным…
И ещё: я приехал, чтобы услышать молодых современных пианистов, чтобы понять, что они делают лучше меня. И я это услышал.
26-летний американец из штата Миннеаполис Кеннет Броберг делает все лучше всех. Ученик моего коллеги по классу Башкирова Станислава Юденича (правда, Стасик занимался у Башкирова уже не в Москве, а в Мадриде), Броберг меня поразил невероятным контролем, каким он обладает, играя даже на таком конкурсе, где нервы напряжены до предела.
Все, что я у него слышал, убедило меня в том, что свои намерения он умеет донести без малейшей потери: у него не пропадала ни одна нота, у него не рвалась ни одна фраза, он не задел ни одну лишнюю клавишу, а главное – сами эти его намерения находились на высочайшем художественном уровне!
Мне кажется, я не слышал в своей жизни лучшей 31-й сонаты Бетховена, ( незабываемы вздохи на ноте Ля в речитативе, выразительный голос в Arioso dolente, неудержимая фуга, а затем изможденная тень ариозо в соль миноре); до минорную токкату Баха на таком уровне я до сих пор слышал только у Марты Аргерих.
Сонату Барбера со знаменитой финальной фугой накануне тоже изумительно играл один из моих фаворитов, Костя Емельянов, и играл прекрасно. Но Броберг вывел эту сонату за ещё один предел, в ней открылись невиданные грани и предстал подлинно трагический смысл. Емельянов – настоящий поэт рояля. Когда он играл пьесы Чайковского на первых двух турах, мне вспомнились восторженные слова Иегуди Менухина о том как у нас играют Чайковского.
В отличие от Запада, писал он, в России Чайковского играют классически, как Моцарта: целомудренно и чисто.
То, что Константин Емельянов многогранный талант, он продемонстрировал своим исполнением Вариаций Рахманинова на тему Корелли, приоткрыв и некоторые темные завесы нашего мироздания. Костя ещё играл сложнейший парафраз Фейнберга на Скерцо из 6-й симфонии Чайковского, играл его безукоризненно. Но лично мне бы больше хотелось из его рук услышать оригинального Чайковского, которого он играет как никто!
Изумительный пианист – 27-летний Дмитрий Шишкин! Я его знаю ещё с 2015 года, когда он на варшавском шопеновском конкурсе завоевал мои симпатии. Любопытно, что некоторые с недоверием к этому относятся, не желая понять, что моя любовь к его искусству и сохраняется-то благодаря тому, что оно мне чрезвычайно импонирует, как и тому, что оно постоянно развивается!
Мне трудно себе представить лучшее, более тонкое исполнение Мазурок Шопена, с которыми Дима начал свою программу второго тура. Как он оттенял все модуляции, как благородно фразировал, как неназойливо, но выверено обращался он с ритмическими оттяжками! А третью фа диез минорную мазурку он трактует уже больше чем мазурку – она вырастает у него в поэму о любви, смелости и гордом польском духе!
Второе скерцо Шопена – тоже Димино фирменное блюдо, он его играет давно, и я не перестаю восхищаться его ощущением времени, воздухом, который он создаёт благодаря паузам, шелестящим пассажам правой руки. Единственное, что я не понял, это акценты на концах фраз в главной теме.
Особенно хочется сказать о цикле Этюдов Прокофьева ор. 2. Те узоры, какие Дмитрий плетет пальцами во втором этюде, создавая эффект глиссандо- это было необыкновенно! Особенно хорошо я это почувствовал, когда их же играл следовавший за Шишкиным 20-летний китаец Ань Тяньсю: у него этот этюд звучал тяжеловесно, без волшебного звукового воображения Шишкина!
Что объединяет Емельянова и Шишкина – это их потрясающее владение искусством педализации. При самой сложной фактуре все у них звучит ясно и прозрачно.
Замечательное впечатление на втором туре произвёл на меня 26-летний Арсений Тарасевич-Николаев. Внук любимой Татьяны Петровны Николаевой, у которой я имел счастье учиться на первых двух курсах в Московской консерватории, играл так, как и подобает играть отпрыску из этой семьи – это было настоящее служение музыке!
Огромная 6-я соната Прокофьева была окинута Арсением едином взором и все части сменяли друг друга, как бы пронизанные одной нитью. Медленная третья часть, своего рода любовное балетное адажио, сменяющееся искрометным финалом, брызжущим энергией, юмором, но и дьявольским оскалом.
Шесть музыкальных моментов Рахманинова повествовали о шести состояниях души, и ни одному из них нельзя было отдать предпочтение. А уж сыграны они были на высочайшем пианистическом уровне!
Высокий уровень продемонстрировал и уже успевший полюбиться как москвичам, так и следившим за конкурсом по интернету любителям фортепианного искусства, 20-летний японский пианист Мао Фудзита. У него замечательная школа, вторые части Второй сонаты Скрябина и си-минорной Шопена были сыграны им с завидной лёгкостью, точностью и пластичностью. Но пока ещё его игра мне ни о чем не рассказывает.
Одной из последних на втором туре выступила Анна Генюшене. В ее программе значились два произведения, относящиеся к сложнейшим во всей фортепианной литературе: Юмореска Шумана и Восьмая Соната Прокофьева.
Юмореску у Ани я уже слышал три года назад в Цвиккау и вчера был пленён ее исполнением. Анна начала ее волшебным пиано, сразу введя нас в атмосферу тончайшей шумановской лирики и прихотливой фантазии. Это было настоящее искусство!
Я благодарен моим молодым коллегам за подаренные мгновения подлинного художественного наслаждения и могу только пожелать им дальнейшего восхождения к пианистическим олимпам!
Борис Блох