Симона Кермес выступила в Москве.
В принципе этот концерт можно описать стандартной журналистской фразой «сумасшедшая королева барокко», которой немецкую певицу встречают и провожают уже много лет. Другое дело, что этот слоган Кермес, по ее словам, не любит. Так что займемся подробностями.
Вечер в концертном зале «Зарядье» был призван подтвердить репутацию певицы как экспериментатора по скрещиванию барокко с современной неакадемической музыкой. Это если выражаться скучно. А если не скучно, то Кермес специально создавала облик и стиль сценической оторвы, которой сам черт не брат.
Но вместе с тем этой оторве не чужды, так сказать, общие гуманитарные ценности. Поэтому концерт временами приобретал дидактически-педагогический характер. Несмотря на все приколы.
Выглядело это так. Оркестр «Pratum Integrum», сопровождавший певицу, сыграл Allegro из Концерта для струнных и бассо континуо соль мажор, (Вивальди). Потом Вивальди прозвучит – как скоростная интермедия – еще два раза. Из дверей сбоку на затемненную сцену вышла фигура в длинном лилово-переливчатом плаще и стала спиной к публике. Угадайте, кто это был?
Ну, вскоре плащ долой, свет сияет, сногсшибательный черно-розовый костюм (мини-юбка с фижмами) является во всей красе, и вот вам Винчи, In braccio a mille furie из оперы «Семирамида», блестящая ария, некогда написанная для знаменитого кастрата Кафарелли. Принц тут поет о тысяче фурий в своей душе, презренной любви и обидах, терзающих сердце. Темп. ураган. Эмоция. Эпатаж. Задор. Мастерство в знании вокальных деталей. Притопывание и приплясывание. А после арии – микрофон в руки и слова: «кто, если не ты и когда, если не сейчас».
Так весь концерт и будет. Сложные арии – и «Привет, Москва!». Ombra mai fu из оперы «Ксеркс» Бонончини – и «Сейчас я свободна, свободу мы можем подарить самим себе».
Почти все (но не все) монологи – так или иначе пояснения к тому, что будет исполнено. Про того же Ксеркса, распевающего, как известно, на фоне обожаемого ствола – «Дерево мы любим за приятную тень от кроны». Или (в случае Qual guerriero in campo armato из оперы Броски «Идасп») – «это написал брат Фаринелли специально для него». Кермес с энтузиазмом спела арии из опер Порпоры, Перголези и Хассе, сопровождая это словами типа «мы должны говорить то, что мы думаем» или «мы грустны, если нас оставила любовь». Титров же при ариях не было. Так что и Нитше пригодился («давайте танцевать нашу жизнь»).
И апофеоз: Кермес наконец дала понять, в чем главная музыкальная фишка концерта. В соединении «барокко и рока», и еще рифма какая красивая получается, наверняка подумали в зале. Отсюда песня Стинга (Fields of Gold) и отсыл к хиту Леди Гага (Poker face, тут были надеты вычурные темные очки, примета узнавания).
Таково давнее увлечение креативной певицы, не любящей перегородок между музыкой. Оркестр, конечно, сыграл эту милоту в барочной аранжировке, что для Кермес. пожалуй, слишком консервативно. Если уж она как-то пела барокко в аранжировке для турецких народных инструментов.
По словам Кермес, она хотела добавить в оркестр синтезаторы и перкуссию, но ей в Москве отсоветовали.
Найдется много любителей такого шоу с сентенциями. Успех нарастал от эпизода к эпизоду, Тем более что шоумен – или шоу-вумен – говорила по-русски (старательно зачитывая в микрофон написанные, надо полагать, латиницей кириллические слова).
Публика всегда рада двум вещам: если на сцене выступают дети и если иностранные гастролеры говорят с залом на родном ему языке. И публика рада, если ее накручивают на аплодисменты, подавая хлопками в ладоши личный пример, как сделала певица.
Все было бы хорошо, не отсутствуй главное. Голос.
Эта энергичная блондинка и правда была одной из лучших барочных певиц Европы. Но вот что написали после концерта в телеграм-канале «Зарядья» (наряду с восторгами, конечно):
«Вот вы серьезно? Или глухие? Может быть, когда-то у этой дамы был голос, но его не осталось. Середины и низов нет вообще. Жуткий вид и манера исполнения, дурацкий текст на ломаном русском языке…»
Можно спорить, соответствует ли обшитый цветочками, квази-«старинный» костюм в начале концерта или «туника» из громадных, навязчиво блестящих чешуй в его конце; можно обдумывать, а нужно ли, чтобы соответствовал, и если нужно, то чему – вычурным нарядам в известном фильме о кастрате Фаринелли, современным понятиям о хорошем вкусе, нарочитому эпатажу, театрализации в Новый год, рОковому драйву или чему-то еще.
Можно обсуждать словесные интермедии, в том виде, в каком они были, это – кому как. («Секс –это не всегда любовь, а любовь- не всегда секс, но иногда это совпадает, и мы на седьмом небе», следует ария аффекта).
Но параметры голоса – вне дискуссии. И если в тембре, увы, слышны хрипы, шорохи и «песок», колоратуры все более вымучены, а верхние ноты не всегда уже послушны воле исполнительницы, пару раз уходя к «петухам», ничего не поделаешь. Это, к сожалению, печальный факт. И раскрепощение на сцене не заменит качества пения.
На бис был коктейль из «Лили Марлен» (со словами «в наше время нам нужно больше любви») и Генделя (Ария Альмирены “Lascia chio pianga” из «Ринальдо»). «Лили Марлен» прозвучала лучше. Понятно, почему.
Майя Крылова