Раннюю ораторию Генделя «Воскресение» впервые исполнили в Москве.
«Воскресение» было создано в 1708 году, когда немецкий композитор-лютеранин жил в Италии и сумел вызвать большой интерес среди католических любителей музыки. Это единственная пасхальная оратория Генделя, и в ней нет хоров, только солисты. Не зря в первом римском представлении были пышные декорации: опус похож на камерную оперу, а это жанр, страстно любимый итальянцами.
Видимо, поэтому, а не только из-за качества музыки, и не только от благочестия, просвещенный меценат маркиз Русполи, покровитель Генделя, предоставил палаццо для премьеры.
Это было наполовину благочестивое, наполовину светское мероприятие: как вспоминали современники, в антракте действа по либретто Карло Сиджизмондо Капече разносили цветы, фрукты и мороженое. Не обошлось без скандала: в Папской области действовал запрет на пение женщин на сцене, и папа Климент Одиннадцатый был возмущен, когда Марию Магдалину спела певица Маргарита Дурастанти. На втором концерте пришлось заменить ее кастратом, обычное по тем временам дело, папа не возражал.
Сюжет оратории прост: переживания трех положительных персонажей на третий день после распятия, то есть между Страстной пятницей и Пасхальным воскресеньем. Это Иоанн, будущий евангелист, Мария Магдалина и Мария Клеопова. Плюс речи одного мерзкого героя, но какого (Люцифер). Всё строится вокруг воскресения Христа.
Чувства героев, ясное дело, полярно противоположны: хорошие люди надеются, сатана – жаждет обратного. Есть еще Ангел, утешающий людей и доказывающий Люциферу, что он напрасно о себе возомнил. В миксте арий и речитативов рождается напряженный диалог полярных векторов. Таков синтез позднего южного барокко с гением молодого северного композитора, написавшего музыку на редкость энергичную, сияющую и дерзновенную.
В речитативах – обмен короткими репликами и история, в ариях – не только благочестивые сентенции, но искренние душевные исповеди, которыми обмениваются персонажи, морально поддерживая друг друга.
Гендель часто применяет музыкальную изобразительность, сочиняя тембровую и темповую бурность морских волн, журчание ручья или бросок хищной птицы, ибо один из главных приемов в оратории – традиционные в операх того времени «арии сравнения». Христос, например, сравнивается с солнцем, дающим тепло и свет, а душевное смятение – с волнением мореплавателя на утлой лодке в бурю. В камерном опусе есть не только традиционные аффекты с риторикой, но, право же, и психологизм. Как без него, если тема развивается от горя к надежде и уверенности?
Хоры в финале каждого действия, Il Nume vincitor» («Бог-Победитель») и Diasi lode in cielo («Богу хвала на Небесах») полны ликования и радости. Но к этому еще нужно прийти. И упоительно следить, как предчувствие героев постепенно становится реальностью, мотивы мучительной тревоги и ожидания меняются в музыке сакральной драмы счастливым финалом всеобщего спасения.
Московский камерный оркестр «Musica viva» под управлением Александра Рудина выбрал эту вещь потому, что была Пасха, и потому, что «Воскресение» в России не исполняли. Играли не на жильных струнах, но в барочном строе 415, и часть инструментов была барочная: флейты, фаготы, гобои, трубы, теорба и виола да гамба. Оркестр включал орган-позитив и два клавесина (на одном играл сам дирижер). Сочетание нового и старого у опытного Рудина дало прекрасный результат.
Это прояснилось сразу. Вступительная соната начинается со скрипичного соло, разрастаясь по прочим струнным, тут важны и фанфары труб с поддержкой барабана, как музыкальное выражение высокого порядка, символизирующее божественность.
Пафос внезапно сменяется тремя тревожными аккордами и уходом от быстрого темпа. Гобои вносят очевидную скорбь, но пение Ангела ее смягчает («Распахнем врата преисподней»). Голос и барочная виртуозность Диляры Идрисовой (Ангел) словно созданы для музыкальной аллегории: все трели и колоратуры у нее – истинная примета небесного, глагол благой вести, а не просто привычное – и необходимое по стилю – удовольствие для публики 1708 года и для нас. Увы, у солистов лишь Идрисова такому высокому уровню и соответствовала.
Лилия Гайсина в партии Марии-Магдалины радовала серебристым тембром, но не чистотой голосоведения и не пониманием стиля. Зато самые продвинутые меломаны вспомнили, что арию Магдалины Ho un non so che nel cor ( «Не знаю, что есть в моем сердце») Гендель позже использовал в опере «Агриппина».
Мария Остроухова тоже радовала, прежде всего, ровностью глубокого голоса и его диапазоном, но подтверждения словам буклета, что Мария Клеопова отвечает на увещевания Иоанна «необычайно виртуозной арией», мы не услышали.
Сам Иоанн (Сергей Годин), особенно в первом действии, был не мечтательно грустен и волнующе лиричен, как надо бы, а довольно скучен, ни разу не подняв глаза от нот. Правда, в арии Caro Figlio, amato Dio («Милый сын, любимый Бог»), где Иоанн передает радостные слова Богоматери, какое–то воодушевление появилось. Владимир Красов (Люцифер) скучен не был, исправно, показывая гротескную сущность своего персонажа.
«Люцифер у Генделя – характерно-комический персонаж, и это традиционная издевка над дьяволом, популярная в римской духовной музыке. Достаточно вспомнить оперу Стефано Ланди «Святой Алексей», где выведен персонаж по имени Демонио»,
— говорит музыковед Роман Насонов. Вот только пел этот дьявол не на уровне солиста, а скорее хориста. Но и тут история музыки подсказала, что хвастливая первая ария беса («Да, я пал, но…») тоже попала у хозяйственного Генделя в «Агриппину», в руки хвастуну- императору Клавдию.
В итоге я прежде всего вслушивалась в игру оркестра, с его сочетанием вопрошания и уверенности, действенной драмы и рефлексии, то есть именно тем, о чем писал Гендель в «Воскресении». Как нежно и скорбно звучали гобои в ламенто. Как отчетлив, а не безвестен, что часто случается, был орган и клавесин (оба – Николай Мартынов и, кстати, на римской премьере сам Гендель играл на клавесине).
Как взывали к барочным устоям теорба Аси Гречищевой и виола да гамба Руста Позюмского. Как слушались воли дирижера прихотливые струнные, которыми на римской премьере руководил знаменитый мастер Арканджело Корелли.
Жаль только, что не видать нам теперь, в этом же Концертном зале имени Чайковского, большого международного проекта – Генделевского фестиваля, где оркестр Рудина не раз успешно выступал.
Майя Крылова