Последняя опера Петра Ильича Чайковского вернулась в «самый режиссёрский» оперный театр Москвы.
На этот раз спектакль проходит не в маленьком зале («Покровский»), а в большом («Стравинский») и в исполнении участвуют не профессиональные медики, а всего лишь оперные певцы. Ну а поставил её не 17-летний Дмитрий Бертман, а начальник управления президента РФ по общественным проектам Сергей Новиков.
«Иоланта», благодаря необычной фабуле и символичным образам, может стать благодатной почвой для самых разных режиссёрских трактовок.
Можно перенести действие в дом для людей с особенностями психики и превратить прозрение героини в исцеление от «нервной» болезни. Тогда все, кто окружают Иоланту до прихода Готфрида, могут стать либо такими же пациентами, как она, либо врачами, либо вообще существовать лишь в её воспалённом воображении.
Можно поместить действие в какой-нибудь румынский монастырь, сделать Иоланту одержимой демонами, мавританского врача — экзорцистом из Ватикана, а Роберта — скептиком из популярного телешоу.
Можно вывернуть недуг «наизнанку» и сделать слепыми всех, кроме самой Иоланты. Можно на полтора часа погрузить сцену в кромешную тьму и лишь в последнем номере врубить ослепительный свет. Можно отправить действие на Марс к инопланетянам, а Иоланту и Готфрида сделать единственными людьми.
Можно превратить сад в Эдем, Иоланту — в подобие Евы, а Готфрида — в змея-искусителя, что придаст его имени особую пикантность.
Да вообще всё можно. Но режиссёр ограничился лишь «гигиеническим» перемещением действия в наши дни.
И это при том, что Сергей Новиков, судя по всему, великолепно образован, любит и знает европейскую историю, досконально изучил первоисточник и исторический контекст, в котором жили прототипы оперных персонажей, видит и осознаёт скрытые от поверхностного взгляда «мистические» смыслы, находит их в партитуре и внятно формулирует.
Например, режиссёр обращает внимание на замену Чайковским имени Водемона с Фредерика на Готфрида (в пьесе, кстати, его зовут Тристаном, но второго «Тристана» оперный жанр явно не пережил бы). «Готфрид» в переводе означает «божественное спокойствие».
«Лиши меня всего, — покоя, счастья» — поёт Король Рене. «И вдруг к нему приходит “божественное спокойствие” в виде Готфрида. Это связи, которые обязательно нужно считывать»
— говорит режиссёр. Он прав, считывать нужно. А выразить их в собственной постановке — нет?
В целом спектакль получился красочным и современным. И здесь стоит похвалить не только режиссёра, но и команду художников: это Александр Купалян (художник-постановщик), Мария Высотская (костюмы), Денис Енюков (свет), Дмитрий Иванченко (видеодизайнер).
Правда, изначально был заявлен другой режиссёр, поэтому сложно теперь судить о том, кому какие идеи принадлежат и каковы были предлагаемые обстоятельства, когда в работу включился Сергей Новиков.
На сцене очень много цветов и деревьев. Главная конструкция — пандус в виде полумесяца, «обнимающий» основное пространство для действия. На нём иногда устраивают пробежки Роберт и Иоланта.
В центре, под самой высокой частью пандуса располагается псевдоготическая клетка, где Иоланта изволит почивать в свободное от оплакивания своей судьбы время. Под «рогами» полумесяца прячется ящичек для алкоголя, единственного утешения бедного короля. На спинке кровати можно разглядеть Витрувианского человека, ставшего знаменитым благодаря Леонардо да Винчи.
Гости попадают в этот сад снизу, из-под сцены, и только если калитка поднимется вверх. Есть ещё лифт, выползающий из-под «земли» целых два раза: в самом начале оперы и в торжественном финале, где на нём в голубом свете позируют влюблённые.
В деревьях спрятаны экраны. На них транслируются разные вещи: во вступлении это «себяшка» развлекающегося с девушками молодого человека (с использованием анимированных масок), потом это всякие гербы да лютики с васильками, но основная нагрузка — передача чёрно-белого изображения с камер видеонаблюдения за садом.
Роберт с помощью них наблюдает за спящей Иолантой (в первый раз оказался в этом саду, но местным оборудованием пользоваться умеет так, словно у себя дома находится). Если провести по экрану двумя руками в разных направлениях, то изображение увеличится, как на дисплее телефона, а если нажать на экран в тот момент, когда он показывает гостей, то калитка открывается, что, согласитесь, весьма удобно.
Сценический реализм в современном прочтении выражается в том, что когда хористы фотографируют молодожёнов, то используют свои собственные смартфоны и не просто в качестве бутафории, но именно в режиме фотосъёмки со вспышкой.
Сомнительным мне показалось объяснение того, как Роберт и Водемон проникли в сад. Музыкант, разодетый в рыжее, бегая по сцене с одной из служанок и чемоданчиком Альмерика, открывает незваным гостям калитку, но этот поступок в сущности ничем не мотивирован.
Король позже учиняет ему допрос (а причастность его установлена именно по видеозаписям скрытых камер) и фразу «Несчастный, что сделал ты!» обращает не Водемону, а «рыжему» (за этим следует логичный арест преступника).
Вопросы у зрителя могут возникнуть следующие. Как раскрывает образ Иоланты её воинственное катание по саду на кровати (в первом ариозо)? Что мы узнаём о короле Рене в тот момент, когда он после своей арии ложится на сцену лицом вниз в позе креста? Почему добрый и любящий король кидается Иолантой как мячиком? Почему Иоланта выходит от врача в свадебном платье? (Хотя сцена соединения тактильного образа людей из её окружения со зрительным впечатлением поставлена весьма трогательно).
Зато с гаджетами и красивыми девушками в спектакле полный порядок. И видео можно похвалить.
В самом начале мы видим слепую девочку и мальчика, приносящего ей букет. Пока та возится с цветами, хулиган нагревает ножницы в огоньке свечи, зная, что девочка их сейчас возьмёт.
На самом деле тут режиссёр, я в этом уверен, хотел показать предысторию оперы (не зря же он её выучил): как Иоланта в годовалом возрасте выпала из горящего замка и ослепла, как Рене попал в плен и пообещал «расплатиться» за свободу дочерью, оставив в заложниках врага двух своих сыновей и т. д. Так что не верьте глазам своим, ножницы тут совершенно ни при чём.
Ещё в видеоинтермедиях есть очень любопытная сцена, когда женский силуэт выставляет вперёд руку и рядом ниоткуда появляется силуэт мужской. Отнимает руку — мужчина исчезает. Изящная метафора того, как слепые «видят» руками.
Самая грандиозная находка режиссёра — создать и ввести в оперу новый образ. Таковым стала слепая кружевница (исполнила её Екатерина Облезова). Этот очень яркий, многогранный и глубокий персонаж, удивительно органично вписывается в оперу Чайковского. Кажется, будто композитор сам интуитивно мыслил «Иоланту» с участием кружевницы, а режиссёр эту мысль уловил и воплотил.
Я считаю, что все последующие постановки этой оперы должны осуществляться только со слепой кружевницей, потому что лишь её наличие по-настоящему раскрывает смысл произведения. А приглашать на эту великую роль надо как минимум народных артисток страны: «кто попало» с такими масштабными актёрскими задачами не справится: в первые 15 минут необходимо неподвижно сидеть в инвалидной коляске и смотреть в одну точку, затем набираться в гримёрке сил перед финальным появлением и на самых последних тактах оперы вернуться на сцену, чтобы радостно поулыбаться от счастья, свалившегося на «сестру по несчастью».
Ну а теперь предлагаю поговорить об исполнителях менее существенных ролей и партий.
Ольга Толкмит (Иоланта) отлично справилась с ролью и театрально, и музыкально. В пении поначалу проскальзывали огорчительные «провалы» на тихих фразах и неуверенные верхние ноты (по крайней мере одна), но уже в ариозо (“Отчего это прежде не знала…”) певица взяла себя в руки и вплоть до конца спектакля выдержала хороший исполнительский уровень.
Голос её обладает оптимальным для этой партии объёмом: он достаточно силён, чтобы не «утонуть» в оркестровых волнах, но всё же не столь громоподобен, чтобы выйти за рамки образа юной несчастной девушки.
Певица внимательно и чутко передаёт все оттенки музыки, насыщает пение большой эмоциональной выразительностью и сценически выглядит вполне достоверно.
Лучшим партнёром Ольги в тот вечер стал Игорь Морозов (Водемон) — восхитительный лирический тенор. У него очень красивый тембр и «безотказный» верхний регистр. Правда, на piano брать ноты получалось не всегда, но я уверен, что этот недостаток певец сможет устранить в будущем, потому что в остальном его исполнение демонстрировало не только щедрый природный талант, но и хорошую профессиональную базу.
В дуэте певец, видимо, «по старой памяти» запел «Чудный дар природы вечной…» вместо «Чудный первенец творенья…» и получилось довольно забавно, учитывая, что в субтитры помещён «аутентичный» текст. Или это часть концепции?
Михаил Гужов (Король Рене) в музыкальном плане производит не самое приятное впечатление. Кажется, единственное доступное певцу для передачи эмоций голосом средство — мощное придыхание в начале каждой фразы, словно второе горе короля после слепоты дочери — астма.
Голос Дмитрия Янковского (Эбн-Хакиа) теряется, когда в оркестре звучит forte, но это, впрочем, помогает скрыть отсутствие высоких нот. Однако, что Михаил Гужов, что Дмитрий Янковский — оба вполне прилично звучали в речитативах, где особо сложные вокальные задачи решать не требовалось, и оба создали колоритные сценические образы.
Алексей Исаев (Роберт) когда-то был кумиром телевизионного конкурса «Большая опера» и подавал большие надежды. Увы, уже не в первый раз я присутствую на его выступлении живьём и ни разу мне не удалось услышать то, чем певец восхищал в телевизоре: ни хорошего звука, ни крепких верхних нот, ни каких-либо красок в пении.
Не знаю, что послужило причиной такого печального состояния голоса в столь молодом возрасте: невысокий уровень профессионализма педагога или самоуверенное желание певца исполнить всё и сразу. Но зато способность придавать лицу томительно-поэтическое выражение никуда не делась, а для значительной части московской публики этого вполне достаточно для того, чтобы признать пение «убедительным».
В «Иоланте» певец ещё и демонстрирует смертельно опасный номер: вспрыгивает на хлипкое ограждение над спуском под сцену и, рискуя провалиться в подвалы театра, а то и в какое-нибудь метро-2, восторженно поёт «Кто может сравниться с Матильдой моей…».
Исполнители партий следующего уровня — Георгий Екимов (Бертран), Ирина Рейнард (Марта), Анна Гречишкина (Бригитта), Валентина Гофер (Лаура), а также Иван Волков и Кирилл Новохатько — показали себя очень хорошо и сделали всё от них зависящее, чтобы в целом вокальная составляющая спектакля звучала достойно.
Дирижёр Евгений Бражник хорошо владеет стилем Чайковского, оркестр под его управлением звучит выразительно и насыщенно, пребывая в почти полной гармонии с певцами и уникальным геликоновским хором (хормейстер — Евгений Ильин). Поэтому музыкально спектакль удался.
Несмотря на всё, о чём я написал ранее, можно с уверенностью сказать, что и сценически спектакль вышел неплохим. Да, многие детали выглядят непродуманными или, наоборот, надуманными.
Специального образования у Сергея Новикова, насколько мне известно, нет. Но его нет у половины режиссёров, ставших не просто известными на весь мир, но и великими. Тут важно, кроме таланта, иметь желание донести высказывание до публики с помощью своего творчества и любовь к этому делу. Чувствуется, что в новой «Иоланте», всё это есть, а мелкие недочёты и стремление показать собственное знание магических символов неизбежно уйдут с опытом.
А пока получился приятный, свежий и красивый, движимый энергией молодых артистов и празднично украшенный спектакль, гарантирующий приятный вечер любителям музыки.
И последнее. Сергей Новиков обозначен везде, где идёт речь о премьере, как лауреат II конкурса «Нано-опера». Но в моём представлении лауреат — один из победителей, а Сергей Новиков не прошёл в третий тур. И, учитывая возникшую тогда ситуацию, могу предположить, что причина не только в том, что жюри посчитало его коллег более талантливыми и лучше подготовленными профессионально, но и в результате открытой «перепалки» с Дмитрием Бертманом и неподчинения его воле, выражавшей регламент конкурса.
Публика тогда встала на сторону Новикова и «захлопала» Бертмана, выразив желание увидеть номер до конца, несмотря на то, что отпущенное время истекло. Новиков приказал артистам продолжать, что и было сделано. Ему достались лишь специальные призы Красноярского оперного театра и РАТИ.
Так когда же он стал лауреатом? Или у конкурса есть Нано-двойник, о котором я не знаю? Мистика!
Сергей Евдокимов