Сальери не только не убивал Моцарта, но и писал отличную музыку.
Премьера оперы «Фальстаф, или три шутки» прошла на Камерной сцене Большого театра. Это можно воспринимать буквально, как постановку хорошей оперы, и символически, как акт реабилитации автора музыки, Антонио Сальери.
Конечно, все давно знают, что Моцарта он не травил, но произведения невинно осужденного маэстро у нас исполняют редко. Это неправильно, ибо композитор (о человеческих и профессиональных качествах которого современники, в частности, его ученик Бетховен, отзывались высоко) создал множество заслуживающих внимания и даже высококлассных произведений. Обожаю его «Вариации на темы фолии», например.
Среди успехов Сальери – ряд опер, как серьезных, так и комических, типа этой. Премьера опуса по Шекспиру прошла в Вене в 1799 году с большим успехом. Забегая вперед: успех повторился на премьере в Москве.
«Фальстаф» с итальянским либретто Дефранчески по содержанию близок оригиналу, за исключением романтической линии: она выброшена, осталась только комедия. Режиссер Александр Хухлин, как и многие до него, нахрапистому герою скорее сочувствует, чем высмеивает, точнее, сочувствует, высмеивая. Ровно то же он делает с противоположной стороной: взять, например, патологически ревнивого Форда, который показан совершенно гротескно. И хотя Хухлин в преамбуле, поясняя замысел, пишет о встрече «молодого, ироничного и самодостаточного» героя с чинно-респектабельными жителями английских предместий, отчего последние из «людей в футлярах» превращаются в подростков и молодеют, а финал истории называет «жестким подростковым пранком», на деле все выглядит не так.
У Фальстафа в постановке, как, кстати, и в либретто, нет никакой ироничности и самодостаточности, он, по Шекспиру, самоуверен и самовлюблен до глупости, оттого лезет на рожон, все время оставаясь на бобах. А респектабельные виндзорцы (то есть виндзорки) вовсе не озабочены респектабельностью, с самого начала. Наоборот, они отвязны и полны изобретательного, веселого драйва.
Ну да, оперный Слендер (у Шекспира он – Пейдж) всегда рассудителен. Но это лишь уравновешивает безумную пылкость Форда.
Оформление спектакля одновременно и аскетично, и затейливо. Сперва мы видим серую стену, перед которой сиротливо стоят микроволновка и холодильник. Это современный быт, монохромное место обитания Фальстафа, лохматого расхристанного детины в распахнутом халате и шортах. Здесь он самодовольно провозглашает: «В царстве Купидона я и Цезарь, и Ахилл». Сюда ему носит пиццу недовольный слуга, сюда приходят «влюбленные» дамы, тут Форд гротескно притворяется сообщником.
Мир Виндзора , царство красоты, появляется, когда поднимается проем в задней стене, и на подиуме вырастает пестрая цветочная клумба с картинно разодетыми героями. Цвета – розовое, салатовое и оранжевое, далее везде (художник-постановщик – Анастасия Бугаева). В этом мире оборок и пуфиков (вернее, на поверхности одного пуфа, огромного), кувыркаясь и подпрыгивая, дамы дурачат хвастливого Фальстафа.
Оба мира встречаются в финале, когда «феи» и прочие «олени» окончательно завладевают ситуацией, заставляя прыткого во флирте героя раскаиваться. По ходу дела с персонажами, впадающими в комедию положений, происходит много телесных вывертов, акцентов мимики и жеста, переодеваний, певцы часто должны двигаться как комики: физически это очень емкое зрелище, главное в котором – стремительное действие. Даже развернутые и как бы статичные арии не воспринимаются как паузы, но как накопители энергии. А уж когда любовное послание слуга пишет фломастером на груди господина, или чистюля Форд в дорогом костюме ублажает обжору Фальстафа жареной курицей в фольге…
Ловить пачки фунтов в раскрытую сумку, если их швыряют издалека – почти цирк, но Фальстаф с этим справляется. Он даже красит ногти на ногах миссис Форд: чем не способ приблизиться к желанному телу? Публика наверняка оценит мешок для белья с надписью «трэш», ровные ряды уток в руках хора охотников, щелканье садовых ножниц как намек на укрощение плоти и нервное трепыхание света в потолочной люминисцентной лампе, реагирующей на степень театральных эмоций.
Музыка оперы, как справедливо написано в буклете – «крепко скроенное и ладно сшитое развлечение». С приметами неаполитанской оперы-буффа, с отчетливым моцартовским духом, не буквальными заимствованиями, а именно духом (невозможно не вспомнить «Свадьбу Фигаро»), с авансами в сторону россиниевского бельканто. С быстрыми переменчивыми темпами и короткими фрагментами, когда речитатив мгновенно сменяется пением и снова речитативом. В общем, Сальери сделал все, чтобы не было скучно, а было занимательно.
Дирижер Иван Великанов (он и играет на клавесине) все это оперативно подхватил и расцветил, заразив музыкантов творческим энтузиазмом. Уже в увертюре полет композиторской мажорной фантазии обещал чарующее продолжение. Поэтому, хотя возможности оркестра Камерной сцены относительно скромны, опера прозвучала на хорошем уровне.
Музыкальный комизм был отчетливо слышен, да и с певцами взаимодействие было почти отработано. При таких сложных ансамблях, как у Сальери, все сразу может не получиться. Но позже получится, ибо Великанов – известный перфекционист.
Артисты Камерной сцены часто обладают хорошими (и не всегда даже камерными) голосами, а также актерскими данными. Школа и традиции Бориса Покровского, что говорить. Даже манера носить костюмы играет на общий результат.
Фальстаф (Василий Соколов) придал голосу нужную хвастливую мощь, а личному театру – привкус водевиля: он органичен, разгуливая в трусах, и в дамском костюме, когда его переодевают в кухарку, и прячась под женской юбкой, и даже ползая (после холодного купания) в женских колготках, измазанных речной грязью.
Алиса Форд (Александра Наношкина) и миссис Слендер (Анна Семенюк) поют с большим вдохновением, что в роскошных разноцветных платьях, что в элегантном бежевом неглиже и огромных полуметровых париках. А сцена, где англичанка поет не по-итальянски, а по-немецки, ибо героиня выдает себя за немку, заставила пожалеть, что мы не на премьере 1799 года: у венцев тогда была особая лингвистическая умора.
Мистер Форд (Валерий Макаров) некоторые неточности вокала обращает на пользу делу: иногда срывающийся тенор – знак бушующей ревности, ну, не владеет человек собой. А какая у него походка! Режиссер по пластике Михаил Колегов постарался.
Пара слуг –угрюмый Бардольфо (Алексей Прокопьев) и деловитая Бетти (Екатерина Семенова) вносят свою долю сценических красок: в итоге у них — по прихоти постановщика — начинается, что называется, роман соперников.
Кстати, раскаяние развратника в финале тоже поставлено как залог грядущего мира: последняя шутка над Фальстафом в ночном лесу не столько жестока, сколько назидательна. Все стороны вылили азарт и скоро успокоятся. Победители из Виндзора торжествуют. Вот только не будет ли им скучно без Фальстафа?
Майя Крылова