В свой юбилейный год Школа им. Гнесиных фонтанирует музыкальными событиями. Музыка в Доме на Знаменке звучит почти каждый вечер (помимо, конечно, учебного процесса, где она и не прерывается).
Но даже в череде блистательных праздничных концертов событие, свидетелями которого мы стали вечером 14 ноября, выделялось особо. Тот редкий случай, когда совпало все: и целостность замысла, и редкость исполнения, и великолепная подготовка, и, конечно же, высочайший уровень музыкантов.
Назывался концерт «Музыка для флейты, арфы и альта», но название не отражало всей полноты замысла. В мире существует огромное количество переложений для самых разных инструментальных составов, а в этом концерте был представлен весь поджанр трио для флейты, арфы и альта – от первооткрывателя столь изысканного ансамбля в новейшей музыкальной истории Клода Дебюсси, до уже современного нам творения Софии Губайдулиной.
Правда, сочетание арфы, флейты и альта удачно разбавил дуэт Павла Карманова для альта и арфы, но концепция концерта этим не разрушалась, а скорее, наоборот, подчеркивалась.
Музыканты, подарившие нам этот вечер встречи с произведениями прекрасными, но редко звучащими на наших площадках, хорошо известны в музыкальном мире не только России, но и Европы: флейтистка Ольга Ивушейкова, лауреат международных конкурсов, доцент Московской консерватории им. П. И. Чайковского, преподаватель МССМШ имени Гнесиных, арфистка Татьяна Осколкова, лауреат международных конкурсов, солистка оркестра Большого театра России, и не нуждающийся в представлениях альтист Сергей Полтавский, один из лучших музыкантов своего поколения.
Вел концерт (и замечательно вел, каждое произведение предваряло небольшое эссе, в котором находилось место и краткому очерку музыкальной истории, и рассказу об особенностях произведения, и очень личной, эмоциональной, но не отрывающейся от реальности оценке) Антон Прищепа, который сам является прекрасным музыкантом и известным в Гнесинке педагогом.
Начался концерт с небольшой задержкой, но недовольных не было. Стремительно появившиеся музыканты с ходу поразили зал выразительным, свежим и страстным исполнением двух интерлюдий французского композитора Жака Ибера, представителя неоклассического стиля ХХ века.
Появившийся после аплодисментов Антон Прищепа коротко, но емко рассказал о предыстории появления подобных трио, ситуации, которая сложилась в музыке в начале XX века и о необходимости в развитии самых неожиданных жанров, которую эта ситуация породила.
Продолжили концерт редкой красоты Элегическим трио одного из самых загадочных композиторов XX века – Арнольда Бакса. Человек удивительной судьбы, про которого снимают телесериалы и художественные фильмы, создал элегию горькую, проникнутую трагизмом и обманчиво-простую, но музыканты при ее исполнении продемонстрировали нам изумительное мастерство.
Элегическое трио было сочинено Баксом в 1916 году, сразу после подавления Пасхального восстания ирландцев в Дублине (английский композитор жил тогда в Дублине и стал очевидцем кровавой расправы). Скорбь и боль, переплетаясь с плачем по погибшим и светлой надеждой, были воплощены музыкантами с обжигающей искренностью.
Неземные звуки арфы, которыми началась элегия, подхваченные светлым, прозрачным, растворяющимся в никуда альтом и усиленные гневной, пронзительной флейтой, словно кадрами из хроники, рисовали страшную картину тех апрельских дней.
И после этого пульсирующего облака боли – чудесный дуэт – «Funny Valentine» Павла Карманова. Это был не просто дуэт для альта и арфы, а с посвящением блестящей арфистке и удивительному человеку Валентине Борисовой. Он и был написан для нее и альтиста Максима Новикова. Жаль, Валентина не смогла присутствовать на концерте…
Эта элегантная, чуть лукавая, но очень крепко выстроенная и захватывающая мелодия, возникающая из альтовых пиццикато, перекликающихся с красочными, волшебными звуками арфы, не оставила публику равнодушной.
А завершал программу первого отделения Морис Равель. Его трепетная, мерцающая, словно палитра импрессиониста Сонатина для фортепиано, переложенная для флейты, арфы и альта Карлосом Кальзедо, потрясла зал.
Являющаяся испытанием и для пианиста, разложенная на три голоса, музыка эта сложна, но трудность работы над ней оказалась щедро оплачена и полетом тех, кто ее исполнял, и восторгом тех, кто слушал. Напряжение, столь присущее Равелю, умело удерживалось музыкантами до самых последних нот.
По нарастающей, от первой части сонатины к ее финалу, Ольга Ивушейкова, Татьяна Осколкова и Сергей Полтавский провели слушателей через россыпи невероятных глиссандо, зыбких истаивающих аккордов и волшебных полутеней-полузвуков. Казалось, на сцене Органного зала Гнесинки – не три исполнителя, а одно целое.
Не последнюю роль в этом восприятии сыграло, конечно, и то, что перед нами выступали мастера, владеющие искусством ансамблевой игры на феноменальном уровне.
В антракте публика рассыпалась по коридорам Гнесинки, очень по-разному реагируя на то, что им довелось услышать, но недовольных лиц не было, да, пожалуй, и быть не могло. Однако во втором отделении (об этом можно смело сказать постфактум) нас ждали главные потрясения этого вечера.
Начали с одного из нежнейших произведений Клода Дебюсси, которое стало истоком для многочисленных попыток писать подобные трио – Сонаты для флейты, альта и арфы (композитор создал ее за два года до смерти, в 1915 году).
Удивительная, выбивающаяся из общей интонации (если в случае с Дебюсси можно вообще об этом говорить) творчества композитора соната, неожиданная для своего времени не только по выбору инструментов, но и по тем задачам, которые композитор создал для исполнителей, вызвала у публики полный восторг.
Волшебство, присущее музыке Дебюсси, воплотилось в этом исполнении наяву. Выделить кого-то из музыкантов было бы просто невозможно. Цельное, виртуозное, наполненное страстью и печалью исполнение заворожило зал, а ведь нас ждало еще событие, ради которого любой меломан должен был бы преодолеть любые препятствия (тем удивительнее пустые места в зале, которые все-таки были) – «Сад радости и печали» Софии Губайдулиной.
Антон Прищепа сказал перед исполнением – новое время требовало от композиторов новых подходов, которые простирались во все стороны, от построения композиции, до требования к музыкантам совершенно неожиданных способов звукоизвлечения из привычных инструментов, и все это в потрясающем творении Губайдулиной присутствовало в полной мере.
Чистый, искренний, вполне академичный голос флейты-маленького человечка противостоял в начале невозможным космическим, чуждым человечности голосам арфы и альта (порой было даже непонятно, как можно извлечь такой вибрирующий звук из струн арфы или плывущий стон у альта).
Для любого другого композитора уже и это было бы идеальным воплощением совсем непростой мысли, но София Асгатовна, конечно, не так проста. По мере того, как ее Сад вырастал у нас на глазах, а еще недавно казавшиеся нечеловеческими звуки арфы и альта обретали человечные и близкие каждому черты, а флейта то срывалась на совершенно невероятное рыдание, то снова возвращалась в русло понятной мелодики, становилось ясно – композитор рассказывает нам удивительную притчу о мире, в котором нет противопоставления, о космосе внутри человека и о человеке в космосе, и о том, что сад радости и сад печали – это один и тот же сад.
Еще не замер последний звук, а Ольга Ивушейкова встала и прочитала стихотворение Франциска Танцера (эта декламация является неотъемлемой частью произведения):
Когда все действительно закончится?
И где настоящий предел?
Все границы очерчены
Будто деревяшкой или каблуком
В земле.
А пока…
Граница здесь.
Все это искусственно.
Завтра сыграем мы
Другую игру.
И стало понятно, что никакой бис после этого невозможен. А музыка еще долго звучала в сердцах тех счастливчиков, которые стали свидетелями этого чуда.
Ирина Шымчак